прихожу в ярость от одного его вида.
Джейн бросила на Элизабет взгляд, полный недоумения и сочувствия. Она почти ничего не
знала о том, что произошло в Дербишире. Поэтому она представила себе смущение сестры,
которая едва ли не впервые увидела этого человека после получения от него столь памятного
письма. Обеим сестрам было очень не по себе. Обеих переполняли собственные переживания и
взаимное сочувствие. Поэтому они не расслышали болтовни матери о ее неприязни к мистеру
Дарси и решимости обращаться с ним учтиво только ради его дружбы с мистером Бингли. Но у
Элизабет был повод для беспокойства, совершенно неизвестный сестре, которой она так и не
осмелилась показать письмо миссис Гардинер и рассказать, как изменилось ее отношение к
Дарси. Для Джейн это был просто человек, на предложение которого ее сестра ответила отказом
и достоинства которого недооценила. Но Элизабет знала гораздо больше. Она видела в нем
друга, который облагодетельствовал их семью и к которому она питала чувство если не столь же
нежное, то, по крайней мере, не менее оправданное и заслуженное, чем чувство Джейн к
Бингли. Его приезд, появление в Незерфилде и в Лонгборне, его явное стремление снова с ней
встретиться – все это удивляло ее почти в той же степени, в какой она была удивлена переменой
его поведения при первой их встрече в Дербишире.
Румянец, сошедший перед тем с ее щек, вспыхнул на них еще ярче, и радостная улыбка
озарила ее лицо, когда она подумала, как долго остаются неизменными его привязанность и
стремление завоевать ее сердце. Но она не хотела себя зря обнадеживать.
“Посмотрим прежде, как он станет себя вести, – сказала она себе. – Помечтать мы еще
успеем”.
Она сидела, углубившись в работу, стараясь совладать с душевным смятением и не смея
поднять глаза. Услышав приближающиеся к двери шаги, она с любопытством взглянула на
сидевшую рядом сестру. Джейн была немного бледна, но держалась спокойнее, чем ожидала
Элизабет. При появлении гостей она слегка покраснела. И все же она встретила их
непринужденно, и в ее полном достоинства поведении не замечалось ни тени обиды или
преувеличенной приветливости.
Элизабет сказала каждому из друзей ровно столько, сколько требовали приличия, и снова
взялась за шитье. Только раз осмелилась она бросить взгляд на Дарси. Как обычно, он казался
серьезным, и она подумала, что сейчас он больше похож на Дарси, которого она видела прежде в
Хартфордшире, чем на того, которого узнала в Пемберли. Но, быть может, находясь рядом с ее
матерью, он не мог вести себя так, как в присутствии ее дяди и тети? Такое предположение,
сколь оно ни было огорчительным, казалось правдоподобным.
На Бингли она тоже успела взглянуть лишь мельком, заметив при этом, что он выглядит
счастливым и смущенным. Миссис Беннет встретила его с такой чрезмерной любезностью, что
старшим дочкам стало неловко, в особенности из-за контраста между этим приемом и
церемонным приветствием, которым она удостоила его друга.
Это различие особенно болезненно переживала Элизабет, знавшая, что миссис Беннет была
обязана мистеру Дарси спасением от бесчестия любимой дочери.
Дарси справился у Элизабет о здоровье мистера и миссис Гардинер, смутив ее настолько,
что она едва смогла ответить, и затем не проронил почти ни одного слова. Они сидели довольно
далеко друг от друга, и его молчание, возможно, объяснялось именно этим. Но в Дербишире все
было по-другому. Там, если он не мог разговаривать с ней, он беседовал с ее друзьями. Здесь же
в течение многих минут его голоса вовсе не было слышно. И когда, одолеваемая любопытством,
она время от времени бросала на него беглые взгляды, она замечала, что он одинаково часто
смотрел на нее и на Джейн, а еще чаще – просто опускал глаза. Его озабоченность и меньшая, в
сравнении с предыдущей встречей, готовность быть ей приятным объяснялись достаточно
просто. Она была разочарована и жестоко за это на себя злилась.
“Разве я могла ждать иного? – спрашивала она себя. – И все же почему он пришел?”