пояс, моя дорогая?
Но когда мать вышла, Джейн решила ни за что не спускаться без одной из своих сестер.
Стремление матери оставить их наедине проявилось столь же сильно и вечером. После чая
мистер Беннет, как обычно, удалился в библиотеку, а Мэри поднялась к себе заниматься
музыкой. Когда две помехи были таким образом устранены, миссис Беннет принялась
подмигивать Элизе и Китти. Ее старания долго оставались незамеченными. Элизабет упорно не
обращала на них никакого внимания. Наконец Китти спросила с невинным видом:
– Что такое, маменька? Почему вы подмигиваете? Я что-нибудь должна сделать?
– Ничего, дитя мое, ничего. Тебе просто показалось. После этого она минут пять просидела
спокойно. Но, будучи не в силах упустить такую благоприятную возможность, она вдруг
вскочила и, сказав Китти: “Пойдем, милочка, со мной, я должна тебе что-то сказать”, увела ее из
комнаты. Джейн бросила на Элизабет взгляд, говоривший, как неприятны ей эти уловки, и
умолявший сестру им не поддаваться.
Через несколько минут миссис Беннет открыла дверь со словами:
– Лиззи, дорогая, мне с тобой нужно поговорить.
– Ты знаешь, мы вполне можем их оставить вдвоем, – сказала мать, как только они
оказались за дверью. – Мы с Китти пойдем ко мне в гардеробную комнату.
Элизабет не стала спорить, но задержалась в холле до ухода оттуда матери и Китти, а потом
вернулась в гостиную.
На этот раз расчеты миссис Беннет не оправдались. С Бингли все обстояло великолепно,
если не считать того, что он еще не стал женихом Джейн. Присущие ему приветливость и
непринужденность внесли немалое оживление в их вечернюю беседу. И то, что он терпел
назойливую заботу миссис Беннет и без тени неодобрения прощал ей все бестактные замечания,
вызывало особую благодарность ее дочери.
Его почти не пришлось уговаривать остаться ужинать. И, прежде чем он покинул дом, было
условлено, – главным образом между ним и миссис Беннет, – что он приедет на следующее утро,
чтобы поохотиться с мистером Беннетом.
К концу дня Джейн больше не настаивала на том, что она не испытывает к Бингли никаких
чувств. В разговоре между сестрами его имя не упоминалось, но Элизабет легла спать со
счастливой уверенностью, что дело придет к быстрому завершению, если только мистер Дарси
не вернется из Лондона раньше назначенного срока. Говоря серьезно, она, однако, готова была
допустить, что все это происходит с его согласия.
Бингли явился точно в условленное время и, как было решено накануне, провел утро с
мистером Беннетом. Последний оказался гораздо более приятным партнером, нежели ожидал
его спутник. Бингли не был глуп и самонадеян и тем самым не давал мистеру Беннету повода
удовлетворить свою склонность к сарказму или замкнуться в презрительном молчании.
Благодаря этому он был более общителен и менее причудлив, чем во время их прежних встреч.
Разумеется, мистер Бингли вернулся с мистером Беннетом к обеду, а вечером снова была пущена
в ход изобретательность миссис Беннет, чтобы оставить его с Джейн наедине. Элизабет,
которой нужно было написать письмо, сразу после чая ушла в комнату для завтрака. Остальные
собирались играть в карты, и она считала, что при этом нет необходимости противодействовать
уловкам мамаши.
Однако, вернувшись в гостиную после того, как письмо было написано, она, к своему
изумлению, обнаружила, что в борьбе с этими уловками следовало избегать излишней
самоуверенности. Распахнув дверь, она увидела сестру и мистера Бингли стоящих перед
камином и углубленных в сосредоточенную беседу. И хотя это обстоятельство само по себе
могло и не вызвать подозрений, но выражение их лиц в момент, когда они поспешно обернулись
и отошли друг от друга, не позволяло усомниться в происшедшем. Их положение было
достаточно неловким. Но ее собственное, казалось бы, было еще более щекотливым. Никто не