– Надеюсь, этого не случится. Неблагоразумие и легкомыслие в денежных делах с моей
стороны были бы непростительными.
– Не хватит доходов? Но, дорогой мистер Беннет, – воскликнула его жена, – о чем вы
толкуете? Он же получает четыре или пять тысяч в год, – может быть, даже больше! – И,
обратившись к дочери, она продолжала: – Джейн, дорогая, любимая! Я просто в восторге! Боже,
меня ждет бессонная ночь! Я знала, что так случится, – разве все могло кончиться иначе?
Недаром же ты такая красавица! Когда год назад, помню, я вас увидела вместе в Хартфордшире,
меня осенило: вот настоящая пара! Это самый очаровательный молодой человек, которого мне
только приходилось встречать!
Уикхем, Лидия были забыты. Джейн, бесспорно, стала ее любимой дочерью. В эту минуту
она ни о ком больше не думала. Между тем младшие сестры уже начали смотреть на Джейн, как
на источник возможных радостей в будущем. Мэри просила разрешения пользоваться
незерфилдской библиотекой, а Китти умоляла, чтобы зимой в Незерфилде почаще давались
балы.
С этого времени Бингли, естественно, сделался в Лонгборне ежедневным гостем. Он
появлялся перед завтраком и уходил после ужина, если только какой-нибудь варвар-сосед –
разумеется заслуживавший самой жестокой кары – не присылал ему приглашения на обед, от
которого он не мог отказаться.
Элизабет теперь не часто удавалось поговорить с Джейн, так как, пока Бингли находился в
Лонгборне, последняя не могла уделять внимание кому-то другому. Однако она была полезна
каждому из влюбленных в часы вынужденной разлуки. В отсутствие Джейн Бингли всегда
доставлял себе удовольствие, разговаривая о ней с ее сестрой. А Джейн, когда не было Бингли,
стремилась к подобному же утешению.
– Я была счастлива, – сказала она однажды вечером, – когда узнала, что ему не было
известно о моем приезде в Лондон прошлой весной. Мне такая мысль не приходила в голову.
– А мне приходила, – ответила Элизабет. – Но как же, по его мнению, это могло случиться?
– Все объясняется чувствами его сестер. Они не одобряли его знакомства со мной. И тут нет
ничего удивительного, если подумать, как легко он мог сделать выбор, более удачный во всех
отношениях. Но как только они увидят, – а я верю, что они это в самом деле увидят, – насколько
он счастлив со мной, они примирятся с его женитьбой, и наши отношения снова станут
хорошими. Правда, мы уже, конечно, не будем друг для друга тем, чем были когда-то.
– Это самая суровая обвинительная речь, – сказала Элизабет, – которую я от тебя слышала.
Добрая девочка! Мне, право, будет досадно, если я увижу, что ты снова станешь предметом
фальшивой привязанности мисс Бингли.
– Ты только подумай, Лиззи, когда он в прошлом году уехал в Лондон, оказывается, он уже
был сильно в меня влюблен. И если бы только не его уверенность в моем равнодушии, он бы
непременно вернулся.
– Он в самом деле допустил большую ошибку, но она делает честь его скромности.
Это, естественно, вызвало со стороны Джейн целый панегирик деликатности Бингли и
присущей ему недооценке собственных качеств.
Элизабет была рада узнать, что Бингли не рассказал ей про вмешательство друга, так как
это могло бы, несмотря на величайшее великодушие и незлобивость сестры, все же бросить тень
на ее отношение к Дарси.
– Я, несомненно, самое счастливое существо на земле! – воскликнула Джейн. – Лиззи,
почему в нашей семье мне одной так повезло? Как бы мне хотелось, чтобы ты ощущала то же
самое! Если бы только нашелся другой подобный человек для тебя!
– Даже если бы ты мне предложила их сотню, я все же не могла бы стать такой же
счастливой. Пока у меня не будет твоего характера и твоей доброты, не видать мне и твоего
блаженства. Нет, нет, дай мне идти своим путем. И, быть может, если мне очень повезет, мне