Элизабет попыталась сделать вид, что ей тоже необычайно весело. Но она могла изобразить
на лице только весьма натянутую улыбку. Еще никогда до сих пор отец не упражнялся в
остроумии столь неприятным для нее образом.
– Ну, как, здорово это тебя насмешило?
– Да, конечно. Но читайте, пожалуйста, дальше.
– “Когда вчера вечером я упомянул ее светлости о возможности подобного брака, она
тотчас же со свойственной ей снисходительностью весьма прямо выразила свои чувства по
этому поводу, дав понять, что, ввиду некоторых неблагоприятных родственных связей моей
кузины, она ни за что бы не согласилась на этот, по ее словам, столь недостойный союз. Я счел
своим долгом как можно скорее оповестить об этом мою кузину, дабы она и ее благородный
поклонник были осведомлены о том, что их ожидает, и не спешили сочетаться браком, который
не получит должного благословения”. Ко всему этому мистер Коллинз добавляет: “Я искренне
обрадовался, узнав, что достойный сожаления поступок моей кузины Лидии удалось так
благополучно замять, и печалюсь лишь о том, что сведения об их совместной жизни до свадьбы
приобрели столь широкую огласку. Однако мне не подобает пренебрегать обязанностями,
присущими моему сану. И я не могу не выразить моего недоумения в связи с известием о
приеме, который Вы оказали молодой чете в своем доме сразу после их бракосочетания. Увы,
этот шаг был не чем иным, как поощрением порока. И если бы Лонгборн находился в моем
приходе, я не преминул бы воспрепятствовать этому весьма решительно. Вам, разумеется,
следовало простить их как христианину. Но они вовеки не должны были являться Вашему взору,
а их имена никогда не должны были тревожить Ваш слух”.
– Вот, оказывается, как он представляет себе христианское всепрощение! Остальная часть
письма посвящена делам его дорогой Шарлотты и ожидаемому им появлению юной оливковой
ветви. Но, Лиззи, у тебя почему-то такой вид, как будто все это не доставило тебе удовольствия.
Надеюсь, ты не собираешься превращаться в недотрогу и строить оскорбленную мину по поводу
всякой дурацкой болтовни? Разве мы не живем лишь для того, чтобы давать повод для
развлечения нашим соседям и, в свой черед, смеяться над ними?
– О нет, – воскликнула Элизабет, – меня письмо очень рассмешило. Но это так странно!
– Еще бы, вся прелесть в том и заключается. Если бы они выбрали кого-нибудь другого,
было бы не так интересно. Но его равнодушие к тебе и твоя неприязнь к нему превращают это в
изумительную нелепость! Ты знаешь, как я не люблю писать письма. И все же я ни за что не
перестану переписываться с Коллинзом! Когда я читаю его послания, я поневоле отдаю ему
предпочтение даже перед Уикхемом, сколь бы я ни ценил бесстыдство и лицемерие моего
дорогого зятя. Кстати, Лиззи, что сказала леди Кэтрин по поводу этого сообщения? Уж не
приехала ли она для того, чтобы лишить тебя своего благословения?
В ответ на этот вопрос Элизабет только рассмеялась. И так как мистер Беннет задал его без
всякой задней мысли, он больше ее не мучил дальнейшими расспросами. Еще никогда Элизабет
не приходилось с таким трудом изображать чувства, которых она не испытывала. От нее
требовали, чтобы она смеялась, когда ей хотелось плакать. Особенно жестоко ранил ее отец
словами о безразличии мистера Дарси. И она никак не могла решить: то ли ей дивиться его
недостаточной наблюдательности, то ли опасаться, что не отец на самом деле видит слишком
мало, а она – слишком много.
ГЛАВА XVI
Вскоре после визита леди Кэтрин мистер Бингли, вместо ожидаемого Элизабет письма с
извинениями от своего друга, привез в Лонгборн мистера Дарси собственной персоной.
Молодые люди приехали рано, и, прежде чем миссис Беннет успела сообщить мистеру Дарси,
что они имели честь принимать у себя его тетку (чего с трепетом ожидала ее дочь), мистер
Бингли, жаждавший поскорее остаться с Джейн наедине, предложил всем отправиться на
прогулку. Это предложение было одобрено. Миссис Беннет не имела обыкновения гулять, у