К сожалению, нельзя было сообщить ничего утешительного. Состояние Джейн по-
прежнему оставалось тяжелым. Услышав это, сестры мистера Бингли три или четыре раза
выразили свое огорчение, порассуждали о том, какая ужасная вещь – простуда, и насколько
каждая из них не любит болеть, и больше уже о подруге не вспоминали. И Элизабет
почувствовала к ним прежнюю неприязнь, убедившись, как мало они думают о Джейн в ее
отсутствие.
Из всей компании единственным человеком, заслуживавшим ее симпатию, был мистер
Бингли. Элизабет сознавала, что остальные смотрят на нее как на непрошеную гостью, и только
Бингли своим искренним беспокойством о больной и вниманием к ее сестре несколько смягчал
это ощущение. Кроме мистера Бингли, ее едва ли кто замечал. Внимание мисс Бингли было
полностью поглощено мистером Дарси, миссис Хёрст старалась не отставать от сестры, что же
касается сидевшего рядом с Элизабет мистера Хёрста – бездушного человека, из тех, что живут
на свете лишь для того, чтобы есть, пить и играть в карты, – то после того, как он узнал, что
жаркое она предпочитает рагу [7], ему больше не о чем было с ней говорить.
Сразу же после обеда Элизабет вернулась к Джейн. И как только она вышла из комнаты,
мисс Бингли принялась злословить на ее счет. Ее манеры были признаны вызывающими и
самонадеянными, и было сказано, что она полностью лишена вкуса, красоты, изящества и
умения поддерживать разговор. Миссис Хёрст думала то же самое. При этом она добавила:
– Короче говоря, единственным положительным свойством этой девицы является
способность преодолевать по утрам необыкновенно большие расстояния пешком. Никогда не
забуду, в каком виде она появилась сегодня – словно какая-то дикарка.
– Она и была ею, Луиза. Я едва сдержалась от смеха. Ее приход вообще – такая нелепость.
Если сестра ее простудилась, ей-то зачем было бежать в такую даль? А что за вид – лицо
обветренное, волосы растрепанные!..
– Да, а ее юбка! Надеюсь, вы видели ее юбку – в грязи дюймов на шесть, ручаюсь. Она
старалась опустить пониже края плаща, чтобы прикрыть пятна на подоле, но, увы, это не
помогало.
– Быть может, это все верно, – сказал Бингли, – но я, признаюсь, ничего такого не заметил.
Мне показалось, что мисс Элизабет Беннет прекрасно выглядит, когда она вошла к нам сегодня
утром. А грязи на подоле я просто не разглядел.
– Вы-то, надеюсь, ее разглядели, мистер Дарси? – сказала мисс Бингли. – Я полагаю, вам не
хотелось бы встретить в таком виде вашу сестру.
– Вы совершенно правы.
– Пройти пешком три, нет, четыре, да нет – пять или сколько там миль, чуть ли не по
колено в грязи, к тому же в совершенном одиночестве! О чем она думала? Я в этом вижу худший
вид сумасбродства – свойственное провинциалам пренебрежение всеми приличиями.
– Это могло быть также проявлением весьма похвальной привязанности к родной сестре, –
сказал мистер Бингли.
– Боюсь, мистер Дарси, – тихонько сказала мисс Бингли, – как бы сегодняшнее
приключение не повредило вашему мнению о ее глазах.
– Отнюдь нет, – ответил он. – После прогулки они горели еще ярче.
Наступила короткая пауза, вслед за которой миссис Хёрст начала снова:
– Мне очень нравится Джейн Беннет. Она в самом деле славная девочка. И я от души желаю
ей счастливо устроиться в жизни. Но боюсь, что при таких родителях и прочей родне у нее для
этого мало возможностей.
– Ты, кажется, говорила, что их дядя – стряпчий в Меритоне?
– Как же! А еще один живет в Чипсайде [8].
– Просто прелесть! – воскликнула мисс Бингли, и обе чуть не покатились со смеху.
– Даже если бы их дядюшки заселили весь Чипсайд, – решительно заявил Бингли, – она не