ради ее семейства, я была бы рада сказать, что исполнение заветной мечты – выдать в короткое
время замуж чуть ли не всех дочерей – произвело на нее такое благотворное влияние, что в
конце жизни она наконец стала приятной и рассудительной женщиной. Однако, увы, она
нисколько не поумнела и время от времени по-прежнему была подвержена нервическим
припадкам – быть может, к счастью для своего мужа, который в противном случае не смог бы
насладиться непривычным для него домашним уютом.
Мистеру Беннету очень недоставало его второй дочери, и его привязанность к ней
заставляла его выезжать из дома чаще, чем любой другой повод. Он очень любил навещать
Пемберли, в особенности когда его меньше всего там ждали.
Мистер Бингли и Джейн прожили в Незерфилде только около года. Столь близкое
соседство с ее матерью и меритонскими родственниками оказалось нежелательным даже при
его мягком нраве и ее нежном сердце. Заветная мечта его сестер наконец осуществилась, и он
приобрел имение в графстве, граничащем с Дербиширом. Таким образом, Джейн и Элизабет, в
дополнение ко всем другим радостям, оказались на расстоянии всего тридцати миль друг от
друга.
Китти стала, с большой пользой для себя, проводить время в обществе двух старших сестер.
Характер ее благодаря этому заметно улучшился. Она не была так упряма, как Лидия. И теперь,
освобожденная от ее влияния, она под руководством Джейн и Элизабет стала менее
раздражительной, менее вялой и менее невежественной. Разумеется, ее всячески оберегали от
общества Лидии. И, несмотря на то что миссис Уикхем частенько приглашала ее к себе,
соблазняя сестру балами и обществом молодых людей, мистер Беннет никогда не соглашался на
такую поездку.
Единственной дочерью, которая продолжала оставаться в Лонгборне, была Мэри. Ей
поневоле пришлось бросить заботу о самоусовершенствовании, так как миссис Беннет ни на
минуту не могла оставаться в одиночестве. Таким образом Мэри стала принимать большее
участие в жизни, хотя по-прежнему была способна читать наставления по поводу всякого
пустяка. И уже не чувствуя себя уязвленной тем, что она менее красива, чем ее сестры, она, как и
предполагал ее отец, согласилась с этой переменой без особых возражений.
Что касается Уикхема и Лидии, замужество старших сестер не отразилось на их характерах.
То, что Элизабет должна была теперь узнать до конца о его непорядочности и неблагодарности,
было принято им с философским спокойствием. Несмотря ни на что, он, возможно, не
расставался с надеждой, что Дарси все же примет на себя заботу о его благосостоянии.
Поздравительное письмо, полученное Элизабет ко дню свадьбы, свидетельствовало, что
подобные надежды питал если и не он сам, то, во всяком случае, его жена. Вот что там
говорилось:
“Моя дорогая Лиззи, желаю тебе всяческих радостей. И если ты любишь мистера Дарси
хотя бы наполовину так сильно, как я люблю моего дорогого Уикхема, ты должна себя
чувствовать очень счастливой. Хорошо, что ты станешь такой богатой! Надеюсь, когда тебе
нечем будет заняться, ты вспомнишь о нас. Я уверена, что Уикхем был бы не прочь получить
место при дворе, и боюсь, у нас не будет хватать денег, чтобы прожить без некоторой
поддержки. Думаю, что нам подошло бы любое место с доходом в триста – четыреста фунтов в
год. Однако, если ты не найдешь нужным, пожалуйста, не говори об этом мистеру Дарси.
Твоя и т.д.”.
Так как ее сестра вовсене находила это нужным, она постаралась в своем ответе положить
конец всяким надеждам и притязаниям подобного рода. Тем не менее Элизабет нередко
посылала им то, что ей удавалось отложить благодаря экономии в собственных тратах и
находилось, таким образом, в ее личном распоряжении. Она отлично понимала, что средства,
которыми располагали Уикхемы, были недостаточны для покрытия расходов двух людей, столь
неумеренных в своих потребностях и столь мало заботящихся о будущем. И всякий раз, когда им