молодой человек. Я полагаю, мы будем дорожить этим знакомством, особенно если леди Кэтрин
и впредь будет столь любезно отпускать его в наши края.
– В том, что он пишет о наших девочках, есть, мне кажется, какой-то смысл. Если он хочет
что-то для них сделать, я не собираюсь его отговаривать.
– Трудно представить, – сказала Джейн, – как он собирается восполнить наносимый нам
ущерб. Но уже одно такое желание делает ему честь.
Элизабет больше всего бросилось в глаза его крайнее почтение к леди Кэтрин и добрые
намерения крестить, венчать и хоронить, по мере надобности, свою паству.
– Ну и диковина, должно быть, этот наш троюродный братец, – сказала она. – Сразу его и не
поймешь. Что за напыщенный слог! И для чего он вздумал извиняться в своих наследственных
правах? Трудно поверить, чтобы он нам помог, даже если бы был на это способен. Вы думаете,
сэр, он человек разумный?
– Нет, моя дорогая, совсем не думаю. Я предвкушаю нечто прямо противоположное.
Письмо его – такая смесь раболепия и самодовольства, которая служит прекрасным
предзнаменованием. Потому-то мне очень любопытно на него посмотреть.
– Что касается стиля, – сказала Мэри, – его письмо безукоризненно. Идея об оливковой
ветви, пожалуй, не блещет новизной, но выражена неплохо.
Для Кэтрин и Лидии письмо и его автор не представляли ни малейшего интереса. Нельзя
было ожидать, что кузен появится в алом мундире, а за последние недели общество мужчин в
одежде другого цвета не доставляло им никакого удовольствия. Прочитанное письмо настолько
рассеяло в душе миссис Беннет недоброжелательство по отношению к мистеру Коллинзу, что
она усердно стала готовиться к встрече, чем немало удивила мужа и дочерей.
Мистер Коллинз прибыл точно в назначенное время и был принят всей семьей с большим
радушием. Хозяин дома, правда, ограничился лишь кратким приветствием, зато дамы были
достаточно словоохотливы, а мистер Коллинз не нуждался в ободрении и не отличался
молчаливостью. Он оказался высоким и полным молодым человеком лет двадцати пяти,
важного вида и с солидными манерами. Не прошло и нескольких минут знакомства, как он уже
преподнес миссис Беннет комплимент по поводу необычайной красоты ее дочерей, о которой
слышал так много. При этом он признался, что в данном случае молва даже приуменьшила
истинные их достоинства, и выразил уверенность, что они в недалеком будущем сделают
прекрасные партии. Такая галантность пришлась, правда, не совсем по вкусу некоторым из его
слушателей. Но миссис Беннет, которой всякий комплимент доставлял удовольствие, приняла
его вполне благосклонно.
– Вы в самом деле, сэр, очень добры. Я всей душой желаю, чтобы ваше предсказание
сбылось, – иначе их ждет печальная судьба. Обстоятельства сложились так нелепо!..
– Быть может, вы имеете в виду мои наследственные права?
– О, сэр, разумеется! Вы сами понимаете, как это ужасно для моих бедных девочек. Я вовсе
не считаю вас виноватым – такие вещи зависят только от случая. Когда имение переходит по
мужской линии, оно может достаться кому угодно.
– Я, сударыня, вполне сочувствую моим прелестным кузинам в связи с этим
неблагоприятным обстоятельством и мог бы нечто сказать по этому поводу. Однако, чтобы не
опережать событий, я пока воздержусь. Могу только заверить молодых леди, что я прибыл сюда,
готовый восхищаться их красотой. Сейчас я ничего не прибавлю, но когда мы познакомимся
ближе…
Тут его речь была прервана приглашением к обеду. Барышни пересмеивались друг с другом.
Их красота была не единственным предметом восхищения мистера Коллинза. Гостиная,
столовая, обстановка – все подверглось внимательному осмотру и получило высокую оценку.
Похвалы эти, несомненно, тронули бы миссис Беннет, если бы ее душу не леденила мысль, что
мистер Коллинз смотрит на все как на свою будущую собственность. Обед, в свою очередь,