– Если бы мне, – произнес мистер Коллинз, – посчастливилось обладать музыкальными
способностями, я, несомненно, счел бы для себя удовольствием порадовать общество какой-
нибудь арией. Ибо я нахожу музыку самым невинным развлечением, вполне совместимым с
положением служителя церкви. Разумеется, я не считаю, что мы вправе уделять музыке слишком
много времени – существует столько дел, требующих от нас внимания. Если бы вы знали,
сколько обязанностей у пастыря церковного прихода! Во-первых, ему нужно распределить
десятину, заботясь при этом о своих интересах и не нарушая в то же время интересов своего
патрона. Далее, ему необходимо сочинять проповеди. Остального времени едва хватает на
исполнение церковных обрядов и заботу об усовершенствовании своего жилища, комфортом
которого он ни в коем случае не вправе пренебрегать. Столь же важно для него проявлять
внимание и участие ко всем окружающим и в особенности к тем из них, кому он обязан своим
положением. И я отнюдь не освобождаю себя от подобного долга, так же, как не стал бы хорошо
думать о человеке, который упускает возможность выразить почтение любой особе,
находящейся в родственных отношениях с его патроном!
И он заключил свою речь, произнесенную таким громким голосом, что ее услышала
половина собравшегося общества, поклоном в сторону мистера Дарси. Кое-кто из
присутствующих пристально посмотрел на мистера Коллинза, кое-кто улыбнулся. Но никого его
речь не позабавила больше, чем мистера Беннета, в то время как миссис Беннет вполне серьезно
ее одобрила, поведав тихим голосом своей соседке леди Лукас, что мистер Коллинз
необыкновенно умный и достойный молодой человек.
Элизабет казалось, что, если бы все члены ее семейства нарочно сговорились выставить в
этот вечер напоказ свои недостатки, им едва ли удалось бы выполнить это с большим блеском и
добиться более значительного успеха. К счастью для мистера Бингли и Джейн, некоторые
номера этого спектакля, по-видимому, ускользнули от внимания молодого человека, не слишком
чувствительного к проявлениям человеческой глупости. Однако достаточным злом было уже и
то, что для его сестер и мистера Дарси открывалась великолепная возможность высмеивать ее
родню. И Элизабет не могла решить, что для нее было. более невыносимо: вызывающие улыбки
двух леди или молчаливое презрение джентльмена.
Остаток вечера принес ей мало приятного. Ее продолжал мучить мистер Коллинз,
неотлучно следовавший за ней по пятам. Не будучи в состоянии уговорить ее танцевать, он
своим присутствием лишал ее возможности принять приглашение какого-нибудь другого
кавалера. Тщетно уговаривала она его воспользоваться обществом других барышень, предлагая
познакомить его с любой из присутствовавших на балу. Мистер Коллинз утверждал, что он
равнодушен к танцам и что больше всего ему бы хотелось выразить свое внимание дорогой
кузине, надеясь тем самым как можно лучше зарекомендовать себя в ее глазах. По этой причине
он предпочел бы до конца бала с ней не разлучаться. Против такого желания было трудно что-
нибудь возразить. Поэтому Элизабет была благодарна мисс Лукас за то, что она часто к ним
подходила и самоотверженно принимала на себя труд поддерживать разговор с мистером
Коллинзом.
Элизабет, по крайней мере, была рада избавиться от знаков внимания со стороны мистера
Дарси, который, хотя нередко и прохаживался без всякого дела неподалеку от нее, больше уже
не пытался с ней заговаривать. Было приятно предположить, что она добилась этого намеками
на мистера Уикхема.
Гости из Лонгборна покинули зал последними. Благодаря особой уловке миссис Беннет их
экипаж был подан спустя четверть часа после того, как все остальные приглашенные уже уехали.
Это дало им возможность заметить, с каким нетерпением ждал их отъезда кое-кто из
обитателей Незерфилда. Миссис Хёрст и ее сестра открывали рот лишь для того, чтобы
посетовать на свою усталость, всем видом показывая, насколько им хочется наконец остаться
одним. Уклоняясь от попыток миссис Беннет завязать разговор, они наводили оцепенение на