Коллинза, полными комплиментов по адресу мистера Бингли и его сестер, по поводу
изысканности только что закончившегося вечера и любезности и гостеприимства хозяев дома.
Мистер Дарси вообще ничего не говорил. Мистер Беннет также молчал, смакуя развернувшееся
перед ним зрелище. Мистер Бингли и Джейн, стоя несколько поодаль от других, разговаривали
только между собой. Элизабет хранила молчание не менее упорно, чем миссис Хёрст и мисс
Бингли. И даже Лидия была настолько утомлена, что не произнесла ни слова, если не считать
отрывочных восклицаний вроде: “Боже, как я устала!” – сопровождавшихся энергичным зевком.
Когда все наконец направились к выходу, миссис Беннет любезнейшим образом выразила
непременное желание вскоре увидеть незерфилдскую компанию в Лонгборне. Обращаясь
главным образом к мистеру Бингли, она сказала, что ее семья будет счастлива в любое время
разделить с ним и его близкими скромный обед – без церемоний и формальных приглашений.
Мистер Бингли искренне ее поблагодарил и охотно обещал навестить их при первом удобном
случае после возвращения из короткой деловой поездки в Лондон, куда он должен был выехать
на следующее утро.
Миссис Беннет была вполне удовлетворена. Покидая Незерфилд, она питала счастливую
уверенность, что ее дочь переедет сюда спустя три-четыре месяца, которые понадобятся для
приобретения новых экипажей и обстановки и приготовления свадебных нарядов. В той же мере
она была убеждена в скором замужестве и второй дочери. Надежда на этот брак также
доставляла ей немалое удовольствие, хотя и не столь сильное, как предвкушение замужества
Джейн. Миссис Беннет любила Элизабет меньше других дочерей. И хотя она ничего не имела
против Коллинза и его пасторского домика, они, конечно, не шли ни в какое сравнение с
мистером Бингли и Незерфилдом.
ГЛАВА XIX
На следующее утро в Лонгборне произошли новые важные события. Мистер Коллинз сделал
формальное предложение второй дочери мистера Беннета. Срок его пребывания в Лонгборне
истекал в ближайшую субботу, и он решил не терять времени. Он не отличался застенчивостью,
которая помешала бы ему свободно выразить свои чувства, а потому осуществил это намерение
весьма продуманно, сопровождая свои действия всеми подобающими условностями.
Застав миссис Беннет после завтрака в обществе Элизабет и одной из ее младших сестер, он
обратился к хозяйке дома со следующим вопросом:
– Могу ли я надеяться, сударыня, что вы употребите ваше влияние на прелестную мисс
Элизабет, если я попрошу ее оказать мне сегодня особую честь, позволив побеседовать с ней
наедине?
Элизабет успела только покраснеть от неожиданности, ибо миссис Беннет сейчас же
воскликнула:
– Ах, боже мой! Ну конечно! Само собой разумеется! Я уверена, что Лиззи выслушает вас с
большим удовольствием. У нее не может быть никаких возражений. Пойдем, Китти, ты мне
понадобишься наверху.
И, собрав свое шитье, она заторопилась к выходу. Элизабет попробовала ее остановить:
– Пожалуйста, не уходите отсюда. Я вас очень прошу. Мистер Коллинз меня извинит. Он не
скажет мне ничего, что не мог бы услышать в этом доме любой человек. Я лучше уйду сама.
– Какие глупости. Мне нужно, чтобы ты осталась в этой комнате. – И, увидев, что
смутившаяся и растерявшаяся Элизабет может и в самом деле сбежать, добавила: – Лиззи, я
требую, чтобы ты осталась и выслушала мистера Коллинза.
У Элизабет не хватило духу нарушить столь безоговорочный приказ. И так как короткое
размышление подсказало ей, что умнее всего будет покончить с делом возможно быстрее и с
наименьшим шумом, она снова присела и углубилась в шитье. Ей хотелось смеяться и плакать. И
как только миссис Беннет и Китти вышли, Коллинз приступил к объяснению.
– Поверьте, дорогая мисс Элизабет, ваша скромность не только не роняет вас в моих глазах,