всех нас, будто бы мы все живем где-нибудь в Йорке. Лишь бы ее не трогали! Но я вам вот что
скажу, дорогая мисс Лиззи: ежели вы себе вбили в голову, что можете и впредь отказывать
всякому жениху, кто бы к вам ни посватался, то вы и вовсе не выйдете замуж! И клянусь вам,
мне неизвестно, кто станет о вас заботиться, когда умрет ваш отец. Мне это будет не под силу,
запомните. С этого дня я с вами покончила. Больше я с вами не стану разговаривать, – я уже вам
это сказала в библиотеке. И вы убедитесь, я сумею сдержать свое слово. Что за удовольствие
разговаривать с неблагодарной девчонкой? И вообще, чего ради мне разговаривать с кем бы то
ни было? Люди, страдающие больными нервами, не очень-то склонны к разговорам. Увы, моих
мучений не понимают! Но этому нельзя удивляться. Кто сам не пожалуется, не дождется
сочувствия.
Дочки слушали эти излияния молча, зная, что всякая попытка успокоить и урезонить мать
только увеличит ее раздражение. Поэтому миссис Беннет продолжала сетовать на судьбу, пока к
ним не присоединился мистер Коллинз, казавшийся еще более напыщенным, чем обычно. При
виде его миссис Беннет сказала девицам:
– А теперь я хочу, чтобы вы, – да, да, вы все, – попридержали языки и позволили нам с
мистером Коллинзом хоть немножко поговорить по душам.
Элизабет вышла из комнаты, Джейн и Китти последовали за ней, а Лидия не тронулась с
места, решив услышать все, что только будет возможно. Шарлотта задержалась, отвечая сначала
на любезности мистера Коллинза, который самым подробным образом расспросил обо всех ее
родственниках и поинтересовался ее собственным самочувствием, а затем, одолеваемая
любопытством, отошла к окну, сделав вид, что оттуда ей ничего не слышно.
Миссис Беннет начала подготовленный разговор страдальческим возгласом:
– О, мистер Коллинз!
– Сударыня, – отвечал он, – не будем больше касаться этой темы. Я далек от того, чтобы
обидеться на поведение вашей дочери, – продолжал он тоном, в котором все же проскальзывало
известное неудовольствие. – Покорность перед неизбежным злом – наш общий долг. Тем более
она приличествует молодому человеку, которому, подобно мне, посчастливилось рано
выдвинуться в обществе. И потому я заставляю себя покориться. Быть может, правда, с тем
большей легкостью, что у меня возникло сомнение – нашел бы я истинное счастье, если бы
прелестная кузина удостоила меня своей руки. Ибо я часто наблюдал, что покорность никогда
не бывает столь полной, как тогда, когда благо, коего мы лишились, начинает в нашем
представлении терять свою ценность. Надеюсь, сударыня, вы не сочтете, что я проявляю
неуважение к вашей семье своим отказом от благосклонности вашей дочери, не затруднив вас и
мистера Беннета просьбой употребить ради меня родительскую власть. То, что я счел себя
свободным, основываясь на ответе вашей дочери, а не ее родителей, может, я опасаюсь, бросить
тень на мое поведение. Но всем нам свойственно ошибаться. Во всяком случае, в своих
поступках я руководствовался лучшими намерениями. Мне хотелось приобрести приятную
спутницу жизни и оказать в то же время услугу вашей семье. И если в чем-то мое поведение все
же заслуживает упрека, я, сударыня, умоляю о снисхождении.
ГЛАВА XXI
Волнения по поводу сватовства мистера Коллинза подходили к концу. Элизабет страдала
теперь только от оставленного этим событием неприятного осадка и ворчливых упреков,
которые еще иногда высказывала по ее адресу миссис Беннет. Что касается самого джентльмена,
то он вовсе не выглядел смущенным или подавленным и даже не избегал общества кузины,
обнаруживая свои чувства лишь некоторой скованностью и негодующим молчанием. Он почти
не разговаривал с ней и в течение всего вечера уделял столь высоко ценимое им внимание одной
лишь мисс Лукас. И, охотно поддерживая с ним беседу, Шарлотта оказала подруге и всей ее
семье весьма своевременную услугу.
Следующее утро не улучшило здоровья и настроения миссис Беннет. Весь вид мистера