которым он, казалось, навсегда завоевал самое искреннее расположение Элизабет. Расставаясь с
ним, она была убеждена, что, холостой или женатый, он навсегда останется для нее образцом
обаятельного молодого человека.
Спутники Элизабет, составившие ей компанию на следующий день, отнюдь не могли
вытеснить в ее душе приятное впечатление, оставленное прощанием с Уикхемом. Сэр Уильям
Лукас и его дочь Мария, девица добродушная, но такая же пустоголовая, как и ее папаша, не
могли сказать ничего заслуживающего внимания, и к их болтовне Элизабет прислушивалась
почти с тем же интересом, как к дребезжанию экипажа. Человеческие причуды всегда
привлекали ее внимание, но с сэром Уильямом она была знакома слишком давно. И,
рассказывая о церемонии своего представления ко двору, он уже не мог открыть ей ничего
нового. А его любезности были такими же затасканными, как и его повествование.
Им предстояло проехать всего двадцать четыре мили, и они выехали достаточно рано,
чтобы уже к полудню прибыть на Грейсчёрч-стрит. Когда они подъезжали к дому мистера
Гардинера, Джейн стояла у окна гостиной в ожидании их приезда. Она встретила их у входа.
Вглядевшись в ее лицо, Элизабет была обрадована цветущим видом сестры. На лестнице их
поджидали несколько ребятишек. Желание посмотреть, как выглядит их кузина, заставило их
покинуть гостиную, а застенчивость, вызванная годичной разлукой, помешала спуститься ниже.
Встреча была проникнута радостью и весельем, и день прошел очень приятным образом: первая
его часть – в суматохе и беготне по магазинам, а вторая – в театре.
Элизабет удалось занять место рядом с миссис Гардинер. Их разговор прежде всего
коснулся ее сестры. И она была скорее опечалена, нежели удивлена, когда из настойчивых
расспросов узнала, что Джейн хотя и старается держать себя в руках, все же иногда впадает в
уныние. Вместе с тем можно было надеяться, что это продлится не так долго. Тетушка подробно
рассказала о визите мисс Бингли и своих многочисленных беседах со старшей племянницей,
свидетельствовавших, что Джейн от всего сердца решила покончить с этим знакомством.
Миссис Гардинер не преминула пошутить над Элизабет по поводу измены Уикхема,
одновременно поздравив ее с тем, как прекрасно она эту измену перенесла.
– Кстати, дорогая, что за девица эта мисс Кинг? Мне бы не хотелось обнаружить, что наш
друг оказался человеком расчетливым.
– Но, тетя, разве можно в матримониальных делах найти точную грань между
расчетливостью и благоразумием? Кто знает, где кончается рассудительность и начинается
алчность? В дни Рождества вы боялись, как бы он по неблагоразумию не женился на мне. А
теперь, когда он пытается заполучить невесту, у которой за душой всего десять тысяч фунтов, вы
уже видите в этом корыстолюбие.
– Если ты мне скажешь, что собой представляет мисс Кинг, я смогу составить правильное
суждение.
– По-моему, это очень славная девушка. Не могу сказать о ней ничего дурного.
– Но он и внимания не обращал на нее, пока смерть деда не сделала ее обладательницей
этой суммы?
– Нет, да и с какой бы стати? Если из-за моей бедности он был не вправе добиваться моего
сердца, зачем ему было волочиться за девушкой не богаче меня, не чувствуя к ней
расположения?
– Но не кажется ли тебе неприличным, что он обратил на нее внимание тотчас же после
получения ею наследства?
– В стесненных обстоятельствах человек не может позволить себе соблюдать все приличия,
которые другим кажутся столь обязательными. Если она сама не имеет ничего против, нам-то
какое дело?
– Снисходительность мисс Кинг не оправдывает мистера Уикхема. Она лишь доказывает,
что ей недостает чего-то самой – ума или такта.