обращался главным образом к ней, давая почувствовать, чего она лишилась, отказавшись выйти
за него замуж. Но хотя все выглядело уютно и мило, она все же была не способна порадовать его
ни единым знаком сожаления и поглядывала на подругу, удивляясь, как это ей удается сохранять
жизнерадостность, имея такого спутника жизни. Когда мистер Коллинз произносил что-нибудь,
от чего его жена могла бы прийти в смущение, – а это случалось нередко, – Элизабет невольно
бросала взгляд на Шарлотту. Раз или два она заметила, что подруга слегка покраснела, но в
большинстве случаев Шарлотта мудро пропускала подобные высказывания мимо ушей.
Просидев в гостиной столько, сколько было необходимо, чтобы воздать должное каждому
находившемуся в комнате предмету – от буфета до каминной решетки, – описать их путешествие
и рассказать обо всем, что они видели в Лондоне, гости вместе с хозяином вышли в просторный,
прекрасно разбитый сад, который мистер Коллинз обрабатывал собственными руками. Работа в
саду была для него одним из любимых развлечений, и Элизабет с восхищением наблюдала, как
великолепно Шарлотта владеет собой, рассуждая о пользе физического труда и признаваясь, что
она всей душой поддерживает эту склонность супруга. Проведя гостей по всем продольным и
поперечным дорожкам и не давая им возможности высказать одобрение, которого сам же
добивался, мистер Коллинз обратил их внимание на каждый открывавшийся глазам вид,
сообщая подробности, от которых самая привлекательная картина теряла всякое очарование. Он
мог точно определить, какие поля простираются в каждом направлении, сколько стволов
насчитывается в любой, самой отдаленной купе деревьев. Но из всех прекрасных видов, которые
могли прославить его сад, графство и даже королевство, ни один не мог сравниться с
изумительным видом на Розингс, открывавшийся почти перед самым его домом в прогалине
среди окаймлявших парк деревьев. Это было в самом деле красивое современное здание, удачно
расположенное на склоне холма.
Из сада мистер Коллинз хотел было провести гостей по двум своим пастбищам, но, так как
обувь дам не могла уберечь их ноги от еще не вполне растаявшего снега, с хозяином отправился
один сэр Уильям, а Шарлотта позвала сестру и подругу осматривать дом, радуясь возможности
сделать это в отсутствие мужа. Дом оказался небольшим, но удобным и отлично
спланированным. Все в нем было обставлено и устроено с основательностью и вкусом,
свидетельствовавшими о хозяйственных способностях Шарлотты. Отвлекаясь от мыслей о
мистере Коллинзе, во всем можно было усмотреть дух благополучия. А по удовлетворенному
виду Шарлотты Элизабет заключила, что ее подруга и в самом деле нередко о нем забывает.
Элизабет уже было известно, что леди Кэтрин до сих пор не перебралась из своего поместья
в Лондон. Разговор об этом зашел за обедом, и принимавший участие в беседе мистер Коллинз
заметил:
– О да, мисс Элизабет, в воскресенье вы будете иметь честь лицезреть леди Кэтрин де Бёр в
церкви, и мне нет нужды говорить о том, как сильно вы будете ею восхищены. Моя патронесса –
само воплощение любезности и снисходительности, и я не сомневаюсь, что после окончания
службы вы удостоитесь какого-нибудь знака внимания с ее стороны. Я даже, почти не
колеблясь, могу сказать, что все приглашения, которыми она почтит нас за время вашего
пребывания в Кенте, она распространит на вас и на мою сестру Марию. Она необыкновенно
внимательна к моей дорогой Шарлотте. Мы обедаем в Розингсе два раза в неделю и никогда не
возвращаемся домой пешком: экипаж ее светлости всегда к нашим услугам. Мне следовало
сказать, – один из экипажей ее светлости, поскольку их у нее, разумеется, несколько.
– Леди Кэтрин в самом деле весьма степенная и рассудительная дама, – подтвердила
Шарлотта. – К тому же она очень внимательная соседка.
– Совершенно верно, дорогая, это как раз то, что я имел в виду. Никакое почтение к столь
высокой особе не может оказаться чрезмерным.
Вечер был посвящен главным образом разговорам об уже известных читателю
хартфордширских новостях. Перед сном, оставшись в своей комнате одна, Элизабет смогла