стала перечитывать полученные ею в Кенте письма Джейн. В них не было прямых жалоб. Сестра
не вспоминала о недавних событиях и ничего не говорила о своих теперешних переживаниях. Но
любое письмо, почти любая строка свидетельствовали об исчезновении обычной для прежних
писем Джейн жизнерадостности, которая была так свойственна царившему в ее душе миру и
расположению к людям. Каждую проникнутую печалью фразу Элизабет замечала теперь
гораздо явственнее, чем при первом чтении. Бесстыдная похвальба мистера Дарси столь
успешным вмешательством в чужую судьбу позволила ей еще острее осознать глубину горя,
пережитого ее бедной сестрой. И ей искренне хотелось, чтобы оставшиеся до его отъезда два дня
миновали возможно скорее. То, что через две недели ей предстояло снова встретиться с Джейн
и при этом предпринять для восстановления ее душевного спокойствия все, к чему способна
истинная привязанность, было единственно приятной стороной ее размышлений.
При мысли об отъезде из Кента мистера Дарси она не могла не вспомнить, что вместе с
ним Кент должен покинуть и его кузен. Но полковник Фицуильям достаточно ясно намекнул ей
на отсутствие каких-либо серьезных намерений с его стороны. И, как бы ни было ей приятно его
общество, она вовсе не собиралась расстраиваться по поводу предстоящей разлуки.
Именно тогда, когда она вполне уяснила для себя это обстоятельство, она вдруг услышала
звонок колокольчика. Подумав, что неожиданный посетитель – сам полковник Фицуильям,
который однажды примерно в этот же час уже навещал их и мог зайти снова, чтобы справиться о
ее здоровье, Элизабет почувствовала легкое волнение. Но ее предположение рассеялось и мысли
приняли другой оборот, когда, к величайшему изумлению, она увидела вошедшего в комнату
мистера Дарси. Гость сразу же осведомился о ее недомогании и объяснил свой визит желанием
удостовериться, что ее самочувствие улучшилось. Она ответила с холодной учтивостью. Он
немного посидел, затем встал и начал расхаживать по комнате. Элизабет была озадачена, но
ничего не говорила. После нескольких минут молчания он стремительно подошел к ней и
сказал:
– Вся моя борьба была тщетной! Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим
чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!
Невозможно описать, как его слова ошеломили Элизабет. Растерянная и покрасневшая, она
смотрела на него и молчала. И, обнадеженный ее молчанием, Дарси поторопился рассказать ей
обо всем, что пережил за последнее время и что так волновало его в эту минуту. Он говорил с
необыкновенным жаром. Но в его словах был слышен не только голос сердца: страстная любовь
звучала в них не сильнее, чем уязвленная гордость. Его взволнованные рассуждения о
существовавшем между ними неравенстве, об ущербе, который он наносил своему имени, и о
семейных предрассудках, до сих пор мешавших ему открыть свои чувства, убедительно
подтверждали силу его страсти, но едва ли способствовали успеху его признания.
Несмотря на глубокую неприязнь к мистеру Дарси, Элизабет не могла не понимать,
насколько лестна для нее любовь подобного человека. И, ни на секунду не утратив этой
неприязни, она вначале даже размышляла о нем с некоторым сочувствием, понимая, как сильно
он будет расстроен ее ответом. Однако его дальнейшие рассуждения настолько ее возмутили,
что гнев вытеснил в ее душе всякую жалость. Решив все же совладать со своим порывом, она
готовилась ответить ему, когда он кончит, возможно спокойнее. В заключение он выразил
надежду, что согласие мисс Беннет принять его руку вознаградит его за все муки страсти,
которую он столь тщетно стремился подавить в своем сердце. То, что она может ответить
отказом, явно не приходило ему в голову. И, объясняя, с каким волнением он ждет ее приговора,
Дарси всем своим видом показывал, насколько он уверен, что ответ ее будет благоприятным.
Все это могло вызвать в душе Элизабет только еще большее возмущение. И как только он
замолчал, она, вспыхнув, сказала:
– Чувство, которое вы питаете, независимо от того – разделяется оно человеком, к которому
оно обращено, или нет, – свойственно, я полагаю, принимать с благодарностью. Благодарность