посмеиваться над его участью?!
– Ах, вот как вы судите обо мне! – воскликнул Дарси, быстро шагая из угла в угол. – Вот что
вы обо мне думаете! Благодарю за откровенность. Судить по-вашему – я и впрямь кругом
виноват. Но, быть может, – сказал он, останавливаясь и поглядев на нее в упор, – мои
прегрешения были бы прощены, не задень вашу гордость мое признание в сомнениях и
внутренней борьбе, которые мешали мне уступить моим чувствам? Не мог ли я избежать столь
тяжких обвинений, если бы предусмотрительно от вас это скрыл? Если бы я вам польстил,
заверив в своей всепоглощающей страсти, которую бы не омрачали противоречия, доводы
рассудка или светские условности? Но притворство мне отвратительно. Я не стыжусь чувств, о
которых вам рассказал. Они естественны и оправданны. Могли ли вы ждать, что мне будет
приятен круг людей, в котором вы постоянно находитесь? Или что я стану себя поздравлять,
вступая в родство с теми, кто находится столь ниже меня на общественной лестнице?
Возмущение Элизабет росло с каждой минутой. Однако, отвечая ему, она всячески
старалась сохранить внешнее спокойствие.
– Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Дарси, думая, что на мой ответ повлияла манера
вашего объяснения. Она лишь избавила меня от сочувствия, которое мне пришлось бы к вам
испытывать, если бы вы вели себя так, как подобает благородному человеку.
Она заметила, как он вздрогнул при этих словах. Но он промолчал, и она продолжала:
– В какой бы манере вы ни сделали мне предложение, я все равно не могла бы его принять.
На лице его снова было написано удивление. И пока она говорила, он смотрел на нее со
смешанным выражением недоверия и растерянности.
– С самого начала я бы могла сказать: с первой минуты нашего знакомства ваше поведение
дало мне достаточно доказательств вашей заносчивости, высокомерия и полного пренебрежения
к чувствам тех, кто вас окружает. Моя неприязнь к вам зародилась еще тогда. Но под действием
позднейших событий она стала непреодолимой. И не прошло месяца после нашей встречи, как я
уже ясно поняла, что из всех людей в мире вы меньше всего можете стать моим мужем.
– Вы сказали вполне достаточно, сударыня. Я понимаю ваши чувства, и мне остается лишь
устыдиться своих собственных. Простите, что отнял у вас столько времени, и примите мои
искренние пожелания здоровья и благополучия.
С этими словами Дарси покинул комнату, и в следующее мгновение Элизабет услышала,
как он открыл входную дверь и вышел из дома. Все ее чувства находились в крайнем смятении.
Не имея больше сил сдерживать себя, она села в кресло и полчаса, совершенно обессиленная,
заливалась слезами. Снова и снова перебирала она в памяти подробности только что
происшедшей сцены. И ее удивление непрерывно возрастало. Ей сделал предложение мистер
Дарси! Мистер Дарси влюблен в нее в течение многих месяцев! Влюблен настолько, что
решился просить ее руки, вопреки всем препятствиям, из-за которых он расстроил женитьбу
Бингли на Джейн и которые имели по меньшей мере то же значение для него самого! Все это
казалось невероятным. Сделаться невольным предметом столь сильной привязанности было,
конечно, весьма лестно. Но гордость, страшная гордость мистера Дарси, его бесстыдная
похвальба своим вмешательством в судьбу Джейн, непростительная уверенность, что он при
этом поступил правильно, бесчувственная манера, с какой он говорил об Уикхеме, и его
жестокость по отношению к этому молодому человеку, которую он даже не пытался
опровергнуть, – все это быстро подавило в ее душе всякое сочувствие, на мгновение вызванное в
ней мыслью о его любви.
Элизабет еще продолжала лихорадочно размышлять о случившемся, когда шум
подъехавшего экипажа напомнил ей, что ее может увидеть Шарлотта, и заставил поскорее уйти
в свою комнату.
ГЛАВА XII
На следующее утро Элизабет проснулась с теми же мыслями и чувствами, с которыми лишь