чем-то другом было совершенно невозможно. Неспособная взяться за какое-нибудь дело, она
сразу после завтрака решила пойти на прогулку. Дойдя было до своей любимой аллеи и
вспомнив, что мистер Дарси иногда заставал ее там, она резко остановилась и, вместо того
чтобы войти в парк, повернула на окаймлявшую парк тропинку, которая увела ее в сторону от
проезжей дороги. Вскоре Элизабет миновала одну из боковых калиток в ограде парка.
Она несколько раз прошлась по тропинке туда и обратно и, очарованная прекрасным утром,
остановилась у калитки, заглянув в парк. За пять недель, проведенных ею в Кенте, в природе
совершилось немало изменений, и теперь с каждым днем все пышнее раскрывалась молодая
листва на рано зазеленевших деревьях. Она хотела было зайти в парк поглубже, как вдруг
заметила человека в прилегавшей к ограде группе деревьев. Он шел по направлению к ней.
Боясь, как бы это не оказался мистер Дарси, она быстро пошла в противоположную сторону.
Однако человек уже приблизился настолько, чтобы ее заметить, и устремился к Элизабет, назвав
ее по имени. Услышав оклик у себя за спиной, Элизабет, хоть и узнала голос мистера Дарси,
ускорила шаги по направлению к калитке. Мистер Дарси подошел туда одновременно с ней и,
протянув ей письмо, которое она машинально взяла, произнес надменно-спокойным тоном:
– Я давно брожу по парку в надежде встретиться с вами. Не окажете ли вы мне честь,
прочитав это письмо?
Сказав это, он слегка поклонился, повернул в глубину парка и скоро исчез за деревьями.
Одолеваемая любопытством, хотя и не ожидая от письма ничего приятного, Элизабет
развернула пакет и, к еще большему удивлению, увидела, что письмо написано убористым
почерком на двух листах почтовой бумаги. Целиком была исписана даже оборотная сторона
листа, служившего конвертом. Продолжая медленно идти по аллее, она начала читать. Письмо
было написано в Розингсе в 8 часов утра и заключало в себе следующее:
“Сударыня, получив это письмо, не тревожьтесь, – оно не содержит ни повторного
выражения тех чувств, ни возобновления тех предложений, которые вызвали у Вас вчера столь
сильное неудовольствие. Я пишу, не желая ни в малейшей степени задеть Вас или унизить
самого себя упоминанием о намерениях, которые ради Вашего, да и моего, спокойствия должны
быть забыты возможно скорее. Усилий, необходимых для написания и прочтения этого письма,
можно было избежать, если бы не особенности моего характера, которые требовали, чтобы
письмо все же было написано и прочтено. Вы должны поэтому простить мне вольность, с
которой я прошу Вас уделить мне некоторое внимание. Я знаю, Ваши чувства будут восставать
против этого, но я возлагаю надежды на Вашу справедливость.
Вы предъявили мне вчера два совершенно разного свойства и несопоставимых по тяжести
обвинения. Первое заключалось в том, что я, не посчитавшись с чувствами мисс Беннет и
мистера Бингли, разлучил двух влюбленных, а второе – что, вопреки лежавшим на мне
обязательствам, долгу чести и человечности, я подорвал благосостояние мистера Уикхема и
уничтожил его надежды на будущее. Намеренно и бесцеремонно пренебречь другом юности,
признанным любимцем отца, молодым человеком, для которого единственным источником
существования должен был стать церковный приход в моих владениях и который вырос с
мыслью, что этот приход предназначен для него одного, было бы преступлением, по сравнению
с которым разлучить двух молодых людей после нескольких недель взаимной симпатии
представлялось бы сущей безделицей. Надеюсь, что, прочитав нижеследующее объяснение моих
действий и их мотивов и учтя все обстоятельства, Вы в будущем не станете осуждать меня так
сурово, как Вы это с легкостью сделали вчера вечером. Возможно, при изложении моих
поступков мне придется, не щадя Ваших чувств, высказать собственные взгляды, за которые
заранее прошу Вас меня простить. Я подчиняюсь необходимости, а потому дальнейшие
сожаления по этому поводу лишены смысла.
Вскоре после нашего приезда в Хартфордшир я, как и многие другие, стал замечать, что
Бингли предпочитает Вашу сестру всем молодым женщинам в местном обществе. Однако до