нетрудно. А как только он с этим согласился, убедить его не возвращаться в Хартфордшир стало
делом одной минуты. Я не могу осуждать себя за все, что было мною совершено до этого
времени. В этой истории я вспоминаю с неудовольствием лишь об одном своем поступке. Чтобы
скрыть от Бингли приезд в Лондон мисс Беннет, пришлось пойти на некоторую хитрость. О ее
приезде знали я и мисс Бингли. Сам он до сих пор не имеет об этом ни малейшего
представления. Возможно, они могли бы встретиться без нежелательных последствий. Однако я
боялся, что Бингли еще недостаточно преодолел свое чувство и что оно вспыхнет в нем с новой
силой, если он снова ее увидит. Быть может, мне не следовало участвовать в этом обмане. Но
дело сделано, притом из лучших побуждений. Я сказал по этому поводу все, и мне нечего
добавить в свое оправдание. Если я и причинил боль Вашей сестре, я допустил это не
намеренно. И если мотивы, которыми я руководствовался, не покажутся Вам убедительными, я
не вижу, почему я должен был их отвергнуть.
По поводу второго, более тяжкого обвинения, – в нанесении ущерба мистеру Уикхему, – я
могу оправдаться, лишь рассказав Вам о его связях с нашей семьей. В чем именноон меня
обвиняет, мне неизвестно. Но достоверность того, что я Вам сейчас сообщу, может быть
подтверждена не одним свидетелем, в правдивости которых нельзя усомниться.
Мистер Уикхем – сын уважаемого человека, который в течение многих лет управлял
хозяйством поместья Пемберли и чье превосходное поведение при выполнении этих
обязанностей, естественно, побудило моего отца позаботиться о вознаграждении. Свою доброту
он обратил на Джорджа Уикхема, который приходился ему крестником. Мой отец оплачивал его
обучение сперва в школе, а затем в Кембридже. Помощь эта была особенно существенной, так
как Уикхем-старший, прозябавший в нужде из-за расточительности своей жены, был не в
состоянии вырастить сына образованным человеком. Мистер Дарси не только любил общество
юноши, манеры которого всегда были подкупающими, но имел о нем самое высокое мнение и,
надеясь, что он изберет духовную карьеру, хотел помочь его продвижению на этом поприще.
Что касается меня самого, то прошло уже немало лет с тех пор, как я начал смотреть на него
другими глазами. Порочные наклонности и отсутствие чувства долга, которые он всячески
скрывал даже от лучших друзей, не могли ускользнуть от взора человека почти одинакового с
ним возраста, к тому же имевшего, в отличие от моего отца, возможность наблюдать за
Уикхемом-младшим в минуты, когда тот становился самим собой. Сейчас я вынужден снова
причинить Вам боль – не мне судить, насколько сильную. Но какими бы ни были чувства,
которые Вы питаете к мистеру Уикхему, предположение об их характере не помешает мне
раскрыть перед Вами его настоящий облик – напротив, оно еще больше меня к этому побуждает.
Мой незабвенный отец скончался около пяти лет тому назад. Его привязанность к мистеру
Уикхему оставалась до самого конца настолько сильной, что в своем завещании он особо
уполномочивал меня позаботиться о будущем молодого человека, создав ему самые
благоприятные условия на избранном им жизненном пути и предоставив ему, в случае если он
станет священником, подходящий церковный приход сразу же, как только этот приход
освободится. Кроме того, ему была завещана тысяча фунтов. Отец юноши не надолго пережил
моего. Через полгода мистер Уикхем написал мне о своем твердом решении отказаться от
священнического сана. При этом он предполагал, что мне не покажется необоснованной его
надежда получить компенсацию взамен ожидавшейся им привилегии, которую он тем самым
утрачивал. По его словам, он возымел желание изучить юриспруденцию, а я, конечно, не мог не
понять, что тысячи фунтов для этого недостаточно. Мне очень хотелось поверить искренности
его намерений, хотя я не могу сказать, что это мне вполне удалось. Тем не менее я сразу
согласился с его предложением, так как отлично понимал, насколько мистер Уикхем не
подходит для роли священника. Дело, таким образом, быстро уладилось: он отказывался от
всякой помощи в духовной карьере, – даже в том случае, если бы в будущем у него возникла
возможность такую помощь принять, – и получал взамен три тысячи фунтов. На этом, казалось