способ передать Вам это письмо в течение сегодняшнего утра. Я добавляю к этому только: да
благословит Вас Господь!
Фицуильям Дарси”
ГЛАВА XIII
Хотя Элизабет, взяв письмо у мистера Дарси, вовсе не думала, что в этом письме он опять
попросит ее руки, ей все же не приходило в голову, о чем он еще мог бы ей написать. Поэтому
нетрудно понять, с какой жадностью прочла она заключенные в нем объяснения и какие
противоречивые отклики вызвали они в ее душе. Ее чувствам в эти минуты едва ли можно было
найти точное определение. С изумлением отметила она для себя вначале, что Дарси надеется
как-то оправдаться в своих поступках. И она не сомневалась, что у него не могло быть истинных
мотивов, в которых не постыдился бы сознаться любой порядочный человек. С сильнейшим
предубеждением против всего, что он мог бы сказать, приступила она к его рассказу о том, что
произошло в Незерфилде. Торопливость, с которой она проглатывала строку за строкой, едва ли
позволяла ей вникнуть в смысл того, что она уже успела прочесть, и от нетерпения узнать, что
содержится в следующей фразе, она была неспособна как следует понять предыдущую. Прежде
всего ей показалось фальшивым утверждение Дарси, что он не заметил в Джейн серьезного
ответного чувства по отношению к Бингли. Перечень вполне реальных и серьезных возражений
против предполагавшейся партии возмутил ее настолько сильно, что она уже была не в
состоянии справедливо оценивать его слова. Он не жалел о случившемся в той мере, какой она
была вправе от него требовать. Его слова выражали не раскаяние, а самодовольство. Все письмо
было лишь проявлением высокомерия и гордости.
Но чувства ее пришли в еще большее расстройство и стали более мучительными, когда от
этого рассказа она перешла к истории мистера Уикхема. С несколько более ясной головой она
прочла о событиях, которые, если только их описание было правдивым, совершенно
опрокидывали всякое доброе суждение об этом молодом человеке – и в то же время это
описание удивительно напоминало историю, изложенную самим Уикхемом. Изумление,
негодование, даже ужас охватили ее. Беспрестанно повторяя: “Это неправда! Не может этого
быть! Гнусная ложь!” – она пыталась отвергнуть все, с начала до конца. Пробежав глазами
письмо и едва осознав содержание одной или двух последних страниц, она поспешно сложила
листки, стараясь уверить себя, что ей нечего обращать на него внимание и что она больше
никогда в него не заглянет.
В душевном смятении, неспособная сосредоточиться, она попробовала немного пройтись.
Но это не помогло. Через полминуты она снова развернула письмо и, стараясь взять себя в руки,
перечитала ту его часть, в которой разоблачалось поведение Уикхема. Ей удалось настолько
овладеть собой, что она смогла вникнуть в смысл каждой фразы. Сведения об отношениях
Уикхема с семьей Дарси полностью соответствовали словам Уикхема. В обеих версиях также
совпадали упоминания о щедрости покойного мистера Дарси, хотя раньше Элизабет не знала, в
чем она проявлялась. До сих пор один рассказ только дополнялся другим. Но когда она прочла
про завещание, различие между ними стало разительным. Она хорошо запомнила слова Уикхема
о завещанном ему приходе и, восстановив их в памяти, не могла не понять, что одна из двух
версий содержит грубый обман. В первые минуты Элизабет еще надеялась, что чутье подсказало
ей правильный выбор. Но, перечитав несколько раз самым внимательным образом то место, где
подробно рассказывалось о безоговорочном отказе Уикхема от прихода и о полученном им
значительном возмещении в сумме трех тысяч фунтов, она начала колебаться. Не глядя на
письмо и стараясь быть беспристрастной, она взвесила правдоподобность каждого
обстоятельства, но это не помогло. С обеих сторон были одни голословные утверждения. Она
снова принялась за чтение. И с каждой строчкой ей становилось все яснее, что история, в
которой, как ей думалось прежде, поведение мистера Дарси не могло быть названо иначе чем
бесчестное, могла вдруг обернуться таким образом, что оно оказалось бы вполне безупречным.