Того же числа днем приехал в Петергоф сербский король Петр, вместе с невестой Иоанчика, принцессой Еленой Петровной, и с наследником королевичем Александром, будущим королем-героем Александром Югославским.
Отец, матушка, тетя Оля, мои братья и я поехали встречать его на ту же станцию. На станции собралось все Семейство и много народа. На платформе был выстроен караул от лейб-гвардии Измайловского полка, - который был как бы нашим семейным полком.
Государь был в сербской ленте с бриллиантовой звездой. Иоанчик выехал заранее навстречу королю и своей невесте и приехал вместе с ними, в царском поезде.
Король вместе с Государем обошел караул и поздоровался с ним. Иоанчик в поезде учил короля, как надо обходить караул и как с ним здороваться. После взаимных приветствий и представлений, Государь сел с королем в коляску и поехал в Александрию, в Готическую церковь, на молебен, в сопровождении собственного его величества конвоя. Командир конвоя кн. Ю. Трубецкой ехал подле колеса царского выезда, с вынутой шашкой.
Государыня поехала вместе с принцессой Еленой за Государем и королем, в коляске. Мы все поехали за ними в своих автомобилях, что было некрасиво и нарушало торжественную картину въезда. Иоанчик ехал один в своем открытом сером автомобиле. По дороге стояли шпалерами нижние чины Конвоя собственного его величества Сводного пехотного полка и петергофского гарнизона, без оружия.
В тот же день вечером состоялся в большом Петергофском дворце торжественный обед в честь сербского короля.
Сербский король пожаловал дяденьке, Косте и мне орден Карагеоргиевичей 1-ой степени, то есть красную ленту с белыми каймами и звезду.
Обед был в Петровском зале. Как всегда в таких случаях, стол, стоящий покоем, был замечательно красиво накрыт; играл придворный оркестр. Государь и король обменялись речами. Мне кажется, что Государь говорил по-русски, - как всегда очень просто, без всякой позы, но с громадным достоинством. Он упомянул в своей речи Иоанчика, что мне было очень приятно.
За каждым членом Семейства стоял паж.
В день семейного обеда я был дежурным флигель-адъютантом. В этот день утром к Государю приезжал с докладом военный министр ген. Сухомлинов, а также кн. А. Г. Романовский, герцог Лейхтенбергский, по случаю своего приезда из заграницы. Он специально приехал на свадьбу Иоанчика, который пригласил его своим шафером. В ожидании приема мы сидели втроем в гостиной, рядом с кабинетом Государя.
Как всегда, я был приглашен к высочайшему завтраку, за которым, кроме царской семьи, был гостивший у их величеств принц Коннаутский. Он был рыжий, хромал на одну ногу и не производил симпатичного впечатления. Он был очень хорошо одет в синий костюм с белой полоской. Кажется, он приезжал свататься к одной из великих княжон, но из этого ничего не вышло: царские дочери были глубоко русскими и не желали выходить замуж за иностранцев. В 1914 г. приезжал с этою же целью румынский наследник, но также не имел успеха.
После завтрака Государь с детьми, Коннаутский и я вышли в сад и пошли на мол, который был перед дворцом. В сущности, дворец Государя скорее походил на частный дом - небольшой и скромно обставленный.
Наконец, наступил день Иоанчиковой свадьбы. Она назначена была на 21 августа, в три часа дня. Отец, Иоанчик и я приехали вместе в большой Петергофский дворец и вышли у маленького подъезда со стороны верхнего сада. Все семейство собралось в Белом зале, рядом с которым Государь и тетя Оля благословили Иоанчика. Императрица Александра Федоровна плохо себя чувствовала и не могла присутствовать при венчании, но все же она присутствовала при благословении. Она была в диадеме с жемчугами, в широком кружевном платье, и, как всегда, была замечательно красива. Императрица Мария Федоровна не была на свадьбе, потому что находилась заграницей.
Великие князья Николай и Петр Николаевичи, как и их жены, не были на свадьбе и ни на одном из связанных с нею торжеств, так как они не хотели встречаться с сербским королем по политическим причинам.
Великий князь Михаил Александрович не был на семейном обеде потому, что Николай Николаевич запретил начальникам частей отлучаться с бывших в то время маневров. Поэтому на свадьбе было меньше офицеров, чем обыкновенно бывало на придворных свадьбах. Присутствовал между прочим среди гостей принц сиамский Чакрабон, как раз в то время приехавший в Россию. Орден Андрея Первозванного, висевший на надетой на нем Андреевской цепи, был без изображения св. Андрея Первозванного, и потому странно выглядел. Объясняется это тем, что Чакрабон не был христианином.
Семилетний наследник Алексей Николаевич был в этот день в первый раз в офицерском мундире. Он был прелестен в форме Стрелков Императорской Фамилии. Младшие великие княжны, также в первый раз надевшие русские придворные платья, - белые с розовыми цветочками, но без шлейфов, и розовые кокошники - были очаровательны.
Невеста была, как полагалось, в русском платье из серебряной парчи, но без традиционной бриллиантовой короны, потому что Иоанчик не был великим князем. Не понимаю, почему надо было делать такую разницу. В церковь мы пошли торжественным шествием. Маленький, прелестный наследник шел с одной из своих маленьких сестер. Их пара была обворожительна и трогательна.
В церкви Государь встал, как всегда в Петергофе, у окон, с левой стороны. Мои родители и я стояли справа. Шаферами у Иоанчика были: великие князья Михаил Александрович, Дмитрий Павлович, Сергей Михайлович, Сандро Лейхтенбергский и я; у невесты - сербский наследник Александр, принц Петр Черногорский и мои братья Константин, Олег и Игорь.
По церковным правилам, жених во время венчания должен быть без оружия, но на придворных свадьбах оружие почему-то не снималось. Иоанчик, желая точно придерживаться церковных правил, и должно быть, с разрешения Государя, снял палаш. Я его подал Иоанчику перед выходом из церкви.
Во время пения "Тебе Бога хвалим" у Елены Петровны очень сильно заболела спина, должно быть, от тяжелого подвенечного убора. Она даже вся скривилась. Я боялся, что ей станет дурно, но всё сошло благополучно. Вечером, в тот же день, в Стрельне был обед, на который приехал сербский король и королевич, а также шафера.
Обед был в Турецком зале. В Стрельне не было электричества и потому в люстры, висевшие в зале были вставлены свечи. Во время обеда свечи стали падать на пол, одна за другой. Нам это было очень неприятно. Попадало много свечей. Теперь, после того, как произошла революция и Иоанчик пал одной из ее многочисленных жертв, можно считать падение свечей плохим предзнаменованием, но вряд ли тогда это приходило кому-нибудь в голову.
После обеда я с родителями, сестрой Татианой и братьями уехал обратно в Павловск. Молодые поехали вдвоем. В Павловске, на большом подъезде дворца, была устроена торжественная встреча молодых. На подъезде собралось много народа и управляющий Павловском, ген. Геринг, поднес Иоанчику и Елене хлеб-соль. Во втором этаже, в ротонде, был красиво накрыт чай. Он продолжался недолго, и вскоре мы разошлись по своим комнатам. Молодым отвели помещение в одной из двух квартир под куполом.
24 августа все Семейство, во главе с их величествами и царскими дочерьми приехало на свадьбу Татианы и Багратиона. Кроме Семейства, на свадьбе было много приглашенных. Семейство собиралось в кабинете Императора Павла.
Татиана была в красивом белом платье с серебром и шлейфом, в Екатерининской ленте и с бриллиантовой звездой. На голове у нее, вместе с fleurs dorange, была надета бриллиантовая диадема. Татиана прекрасно выглядела.
Когда ее благословили, причем как принято, мы на благословении не присутствовали, все Семейство, во главе с их величествами, пошло по залам в церковь. Это было вроде выхода. Так как свадьба была полувысочайшая, великие княгини и дамы были не в русских платьях, а в городских. Но мужчины были в парадной форме.
Во время церковных служб мы обыкновенно стояли на хорах церкви, а посторонняя публика внизу. Но во время свадьбы мы все стояли внизу, посторонней же публики не было. Мои братья - Константин, Олег, Игорь и я были шаферами Татианы, а шаферами Багратиона были кавалергарды, во главе с полк. Араповым (Анди).
Поздравление происходило в Большом зале. Государь разговаривал с приглашенными. Он подошел к старой княгине Багратион-Мухранской, тетке Кости Багратиона. Она всегда жила в Тифлисе, была богата, всеми уважаема и строга: ее побаивались. Государь, разговаривая с ней, стоял, а она сидела на диване, подле окна, конечно, с разрешения Государя. Я никогда не забуду этой картины, как дама сидела, а Самодержец Всероссийский, в белом Кавалергардском мундире, стоял перед ней. Государь был с ней очень любезен и обворожителен.
Свадебный обед был в Греческой зале. Я сидел рядом с моей свояченицей Еленой Петровной. Она была очень изящна в золотом платье декольтэ и в диадеме. На обеде, кроме нашей семьи и самых близких нам людей, были семья Багратиона и его шаферы.
Подавали, между прочим, трюфели в шампанском, любимое блюдо отца. Редко приходилось, даже в те счастливые времена, обедать в такой обстановке. Такого красивого дворца, каким был Павловский, я никогда не видел.
Татиана с мужем поместились в Татианиных же девичьих комнатах, подле зала с пилястрами.
Глава пятнадцатая
Живя в Павловске я часто бывал у Васильковского на одной из Матросских улиц, на которой он жил со своей женой, тестем Губовичем и свояченицей. Васильковский дал мне мысль поехать в Крым, на виноградное лечение. Перед нашим отъездом произошло убийство в Киеве председателя Совета Министров П. А. Столыпина. Смерть Столыпина была громадной потерей для России. Останься он жив, не было бы, по всей вероятности, революции. Потому-то и убили его революционеры, что он вел Россию по пути процветания. В Екатерининском соборе, в Царском Селе, была отслужена торжественная панихида, на которой я присутствовал. Было очень много народа и священник сказал трогательное слово.
Итак, я поехал с Васильковским в Мисхор, в пансион, где мы наняли несколько комнат. Предварительно я отправил в Севастополь свой автомобиль. Как приятно подъезжать к Севастополю, после двух ночей, проведенных в поезде, когда показывается Черное море и светит южное Солнце. На душе становится так легко и весело.
В прежнее время, когда мы ездили в Крым под началом полк. Бородина, мы из Севастополя отправлялись в Ливадию на лошадях и приезжали вечером, в темноте, очень усталые. Но теперь, благодаря автомобилю, мы часа через три были уже на месте. Большое удовольствие во время пути очутиться у Байдарских ворот, откуда совершенно неожиданно открывается чудный вид на море.
Император Александр II, уезжая из Крыма осенью 1880 года, завтракал у Байдарских ворот с кн. Юрьевской, на которой только что женился. Он в последний раз в своей жизни любовался дивным видом. Через полгода он был убит революционерами.
Когда мы приехали с Васильковским в Мисхор, Государь был в Ливадии, поэтому на следующий день я поехал явиться. Государь жил в только что выстроенном новом Ливадийском дворце.
Он встретил меня очень ласково: "Какой сюрприз!" - сказал он. Я никогда, ни до, ни после, не видел Государя в таком хорошем настроении. Государь принял меня в своем большом новом кабинете с балконом, очень светлом и с видом на море. Большой письменный стол стоял посреди комнаты. Государь вышел со мной на балкон и показал мне, какой с него открывается чудный вид.
Новый Ливадийский дворец был довольно красивый и очень светлый; к сожалению он был некрасиво меблирован.
Мне было приятно снова побывать в Ливадии, в которой я провел два учебных года, и увидеть знакомые места. В общем, все оставалось по-старому, кроме нового дворца, который Ливадию только украсил. Управляющий имением был тот же, ген. Янов, и сторож У ворот, со стороны Ореанды, с большой рыжей бородой, был тот же, который был и при нас.
Мисхор находится рядом с Алупкой, которую я так люблю. Конечно, я снова осматривал Алупкинский Дворец, и показывал его все тот же пожилой татарин, У которого были часы с портретом великого князя Николая Николаевича Старшего. Мы с Васильковскими очень часто гуляли по дивному Алупкинскому парку, и я от души наслаждался. Погода стояла чудесная.
Мы ездили с визитом к княгине Зинаиде Николаевне Юсуповой, в тот самый дом, в котором Татиана была объявлена невестой кн. Багратиона.
Мы как-то обедали у Юсуповых. Они жили по-царски. За стулом княгини стоял расшитый золотом татарин и менял ей блюда. Мне помнится, что стол был очень красиво накрыт, и что были очень красивые тарелки датского фарфора. В столовой было большое зеркальное окно с прекрасным видом на Ай-Петри.
После обеда мужчины сели играть в бридж, а я остался разговаривать с княгиней и другими дамами. Я томился, потому что все темы быстро были исчерпаны.
В это же время в Ялте жил эмир Бухарский, который ходил в халате с генеральскими эполетами и свитскими аксельбантами. Я поехал к нему с визитом, на его собственную дачу, посидел у него и пригласил его к себе в Мисхор. В условленный день я послал за эмиром автомобиль и, для торжественности, посадил рядом с шофером моего камердинера Рымаря. Эмир приехал со своим доктором, худым стариком, и с состоявшим при нем офицером. Последний произвел на меня отвратительное впечатление. Не помню, чем я угощал эмира, полагалось его угощать "дастарханом". Мои комердинер и шофер получили от эмира медали и были очень этим довольны.
В Симеизе, вблизи Мисхора, жил престарелый генерал-фельдмаршал граф Милютин, пробывший военным министром в течение почти всего царствования Императора Александра II. Мне очень хотелось с ним познакомиться. Я написал ему письмо, прося его меня принять. В назначенный день мы с Васильковским явились к графу Милютину. Ему было девяносто слишком лет, но он был еще бодр и, к моему большому смущению, сам пододвинул мне кресло. Он был седой, как лунь, с небольшой бородкой, в новой генерал-адъютантской тужурке, с вензелями Императора Александра II и фельдмаршальскими жезлами на погонах. Мы сидели у него в кабинете-библиотеке. Мне помнится, что говорили мы и о моем деде, которого он прекрасно знал, заседая много лет подряд в Государственном Совете, под его председательством.
Я сидел, устремив глаза на Милютина, чтобы как следует его рассмотреть: ведь я сидел перед начальником штаба Кавказской армии, который в 1859 году взял Гуниб и пленил Шамиля; перед деятельным сотрудником Царя Освободителя, реорганизовавшего нашу армию; перед человеком, которого не сможет обойти историк царствования
Александра II!
Через месяц после моего визита Милютина не стало. Как я счастлив, что мне удалось его повидать и перекинуться с ним несколькими словами! Милютин умер одновременно со своей женой и их хоронили вместе. После смерти Александра II, Милютин ушел с поста военного министра и с тех пор безвыездно жил в своем имении в Симеизе. Обстановка его дома была очень скромная. Он приезжал в Москву, на коронацию Императора Николая II, и на открытие памятника Александру II в Москве, в 1898 году, и тогда был произведен в генерал-фельдмаршалы.
Перед отъездом из Крыма следовало откланяться Государю. Я поехал в Ливадию и просил доложить о себе, но Государя не было дома, он совершал большую прогулку. Меня позвала к себе Государыня и оставила завтракать. Никогда еще со мной не случалось, чтобы Государь или Государыня оставляли меня завтракать невзначай. Поэтому я был чрезвычайно тронут вниманием царицы. Она была очень в духе и очень мила со мной. Мы завтракали наверху, в маленькой столовой. Я помню, что в столовой, над дверью, висела гравюра, изображавшая встречу Царя Соломона с царицей Савской.