Пришлось снять саблю и, вместо фуражки, надеть шлем. Аэроплан был совсем открытый и меня привязали к сиденью. Пилотом был известный летчик Ефимов. Было немножко страшно, но очень приятно. Мы поднялись на шестьсот метров и пролетели над кладбищем, по направлению к которому двигалась похоронная процессия. Я хотел перекреститься, но было страшно отнять руку от жердочки, за которую я держался, но я все-таки перекрестился. В воздухе мы встретились с другим аэропланом, на котором летел флигель-адъютант Е. К. Арсеньев. Он приехал в Севастополь, чтобы ехать в Ливадию дежурить. Ему, как и мне, предложили попробовать полетать на аэроплане. Я вижу его сидящим на аэроплане в красных флигель-адъютантских лампасах. Когда Ефимов стал спускаться, у меня захватило дух, как на качелях. Я был в восторге, что мне удалось полетать.
Неприятно возвращаться осенью из Крыма в Петербург. Из тепла - в сырой хмурый петербургский климат.
Мне снова надо было приниматься за ученье. Олег очень успешно перешел с первого курса на второй и продолжал по-прежнему заниматься с профессорами в Павловске. Мне же нужно было сдать еще много экзаменов, из-за кори, которой я болел весной и которая помешала мне их сдать своевременно.
Поэтому, по рекомендации проф. Никольского, я пригласил себе репетитора, бывшего правоведа, Н. М. фон-Мензенкампфа, который каждый день приезжал ко мне в Павловск. Таким образом, я успешно сдал все экзамены за первый курс Лицея.
Когда я бывал готов к очередному экзамену, я телеграфировал директору Лицея, ген. Шильдеру, и он назначал мне день экзамена. Перед экзаменом и после, я каждый раз заезжал в часовню Спасителя на Петербургской стороне.
Перейдя, таким образом, на второй курс, я и дальше придерживался той же системы, то есть просто готовился к экзаменам с Мензенкампфом, в то время, как Олегу профессора читали лекции. Я сдавал экзамены среди учебного года, когда хотел, а Олег в положенное время, вместе со своим курсом.
В это время к Олегу приезжал читать лекции министр юстиции Щегловитов. Он завтракал вместе с нами у моих родителей. Я помню, что однажды, за завтраком, он показывал нам фотографию убийцы Столыпина, Богрова, снятого во фраке, то есть в том виде, в каком он совершил убийство в театре, в Киеве.
Мензенкампф приезжал ко мне по утрам, а остальное время я был свободен. Обыкновенно я каждый день ездил завтракать в полк, куда меня очень тянуло. Мои мысли и интересы были в полку. Но я твердо решил дотянуть лямку до конца, то есть окончить курс Императорского Александровского Лицея. После завтрака я всегда ездил верхом. Часто я отправлялся в Петербург, бывал у Васильковских и в театрах.
Бывая ежедневно в полку, я ближе подошел к своим товарищам и вопреки моим прежним взглядам перешел с ними на "ты". Я почувствовал, что иначе и быть не может, что, если я хочу быть действительно близок к ним, я должен быть с ними на "ты", чтобы не было между нами никаких преград: все они были на "ты" между собой. В полку решили, что младшим я сам буду предлагать выпить на "брудершафт", а старшие будут мне предлагать. Таким образом, в скором времени я со всем полком был на "ты" и почувствовал себя гораздо лучше и свободнее. Я как бы стал полноправным членом полковой семьи.
Глава шестнадцатая
1 января 1912 г. был Высочайший выход в Зимнем Дворце. После обедни Семейство вышло с Государем в Тронный Георгиевский зал, в котором стоял дипломатический корпус. Государь и Императрица Мария Федоровна стали обходить дипломатов и с ними разговаривать. Семейство стояло в стороне, и члены его разговаривали друг с другом.
Государь и Императрица Мария Федоровна очень скоро обошли всех дипломатов, при чем разговаривали почти с каждым из них. Императрица даже обогнала Государя и раньше его окончила обход. Императрица Мария Федоровна, как и ее датские родственники, обладала умением свободно разговаривать с посторонними людьми. Она говорила каждому несколько слов и очаровывала своей любезностью и ласковостью. Кроме того, у ней был в этом отношении огромный опыт, как и у Государя, который унаследовал от нее эту способность.
6-го января, в день крещенского выхода, присягали великий князь Дмитрий Павлович и кн. С. Г. Романовский герцог Лейхтенбергский. Как всегда, Семейство собралось в комнатах их величеств. После обедни Дмитрий и Сергей присягали сперва, как члены Императорского Дома, а затем - как офицеры. Дмитрий присягал под Конногвардейским штандартом, а Сергей - под Андреевским флагом флотского Экипажа, стоявшего в Петербурге.
Государь поздравил их обоих флигель-адъютантами. В тот же вечер я встретился с Дмитрием в Мариинском театре. Он сиял от радости быть флигель-адъютантом. Конная гвардия поднесла ему аксельбант.
В январе же праздновалось столетие Императорского Александровского Лицея, и по этому случаю было много торжеств в самом Лицее и большой обед в Зимнем Дворце. Государь обходил здание Лицея, и когда он пришел в класс Олега, последний поднес ему изданные им рукописи стихотворений Пушкина. При этом Олег очень волновался.
20 февраля 1912 года я был вечером в Мариинском театре. Туда приехала Императрица Мария Федоровна и некоторые члены Семейства. Императрица Мария Федоровна обычно приезжала в театр в черном вечернем платье, с большим круглым бриллиантом в волосах. Отец мне говорил, что этот бриллиант был не ее собственный, а принадлежал к числу коронных.
В эти дни отец оправлялся после припадка болезни почек, от которой он очень страдал. Императрица расспрашивала меня об его здоровьи, и тут же, в аванложе, написала ему записку карандашом и дала мне ее для передачи. Привожу эту записку полностью:
Tres cher Costia,
Je te remercie mille fois pour ta bonne lettre et demande bien pardon de ne pas tavoir repondu avant. Je voulais toujours venir moi-meme, jai si envie de te revoir, je pense tant a toi et me rejouis que tu te sens enfin mieux.
Cest affreux comme tu dois avoir souffert pauvre. Peut-etre pourrais je venir dans le courrant de cette semaine, jai si envie de vous revoir tous les deux.
Cest ton fils Гавр. qui tapportera ces lignes ecrites au theatre.
Je tembrasse bien tendrement ainsi quElisabeth. Que Dieu te benisse.
Ta affectionnee
Minny.
Дорогой Костя!
Спасибо за милое письмо и я прошу прощения, что задержалась с ответом. Мне все хотелось самой приехать, так как очень хочется видеть тебя; я всегда думаю о тебе и рада, что ты, наконец, чувствуешь себя лучше.
Это ужасно, как ты должен был мучиться, бедняга. Может быть, я смогу приехать на этой неделе - мне так хочется увидеть вас обоих.
Твой сын Гавриил принесет тебе эти строки, написанные в театре.
Целую тебя и Елизавету. Господь да благословит тебя. Твоя любящая
Минни.
Каждое воскресенье в ту зиму я бывал в Мариинском театре, в балете. Мне очень нравилась артистка А. Р. Нестеровская (в дальнейшем я буду называть А. Р. Нестеровскую просто А. Р.). В антрактах я приходил на сцену с ней разговаривать и скоро стал бывать на ее маленькой квартире, в которой она жила со своей матерью, очень почтенной женщиной, из дворянской семьи, родом с Кавказа. Таким образом между нами завязались дружеские отношения.
Зимой этого же года я стал членом Императорского Яхт-Клуба. Произошло это следующим образом: у великого князя Андрея Владимировича в его дворце, на Адмиралтейской набережной, был концерт; играл какой-то знаменитый скрипач. Много было гостей из высшего петербургского общества.
Я обратился к бывшему на концерте генерал-адъютанту Николаеву, завсегдатаю Яхт-Клуба, с просьбой устроить так, чтобы меня записали в члены, что и было сделано. Я был страшно рад вступить в Яхт-Клуб, но не смел сказать о том, что я сделал это, ни отцу, ни дяденьке потому что они оба были противниками клубов, а на Яхт-Клуб смотрели, как на рассадник сплетен и интриг, что, конечно, было правдой. Когда же отец об этом узнал, то выразил свое неудовольствие матушке. Она ответила, что я совершеннолетний и если поступил в Клуб, то это мое личное дело. По-видимому, отец на этом успокоился, но не так было с дяденькой. Он узнал о моем вступлении, по-видимому, от ген. Ольхина, с которым был в хороших отношениях. Как-то сидя у отца в кабинете, в Павловске, дяденька начал рассказывать, что делается в Яхт-Клубе, с явным намерением вызвать меня на реплики и, таким образом, заставить обнаружить, что я тоже состою в Клубе. Но я молчал, как рыба, и дяденькин маневр не удался.
Встретив в Клубе, еще в первые дни по моем вступлении, отставного преображенца гр. Лорис-Меликова, я просил его не говорить об этом моему отцу. Лорис рассказывал мне, что сам вступил в Клуб во время командования Преображенским полком моим отцом и потому должен был спрашивать его разрешения. Отец дал свое согласие, но крайне неохотно.
Вступить-то в Клуб я вступил, но бывал в нем очень редко, потому что по своему характеру я стеснялся ездить в Клуб и там встречаться со старыми генералами и моими дядями: Николаем Николаевичем, Николаем Михайловичем и Сергеем Михайловичем.
В марте месяце я поехал на Ривьеру. В день моего отъезда заграницу я переоделся в Павловске в штатское платье и в таком виде поехал в поезде в Петербург. Перед отъездом я заехал к великому князю Андрею Владимировичу, и мы вместе с ним поехали на вокзал. Он был тоже .в штатском, в коричневом пальто и котелке. На подъезде его прислуга, прощаясь с ним, целовала его в плечо; меня это очень удивило, потому что в нашем доме никогда этого не делалось. Андрей Владимирович мне объяснил, что это старая традиция. По-видимому в нашем доме эта традиция была отменена моим дедом или моим отцом.
Я ехал с Андреем Владимировичем в одном купе. Спал наверху, а он внизу. В нашем же вагоне ехал дядя великий князь Георгий Михайлович с ген. Эшапаром и адъютант Андрея Владимировича, фон Кубэ.
На вторую ночь мы приехали в Венецию и, воспользовавшись тем, что наш поезд долго там стоял, вышли полюбоваться Большим каналом. При этом я вспомнил моего отца, который очень любил Венецию. Незадолго до нашего приезда в Канны, в наш вагон вошла тетя Анастасия (Великая княгиня Анастасия Михайловна великая княгиня Мекленбург-Шверинская.), выехавшая навстречу своему брату, Георгию. Она каждую зиму проводила на Ривьере.
В Каннах мы остановились в большой гостинице "Карлтон", на набережной. Была Страстная неделя, мы говели и дважды в день ходили в прелестную русскую церковь. В Каннах жил в то время на своей вилле Казбек великий князь Михаил Михайлович со своей семьей. Его жена, графиня Торби, рожденная графиня Меренберг, была дочерью Нассауского принца Николая и его морганатической жены, графини Меренберг, дочери поэта А. С. Пушкина. Я видел ее, но не был ей представлен. У Михаила Михайловича было две дочери и сын.
Как-то на Страстной неделе я обедал у великого князя Михаила Михайловича с Андреем Владимировичем и Георгием и Сергеем Михайловичами. Я в первый раз видел графиню Торби и сидел подле нее. Она была очень симпатична.
Дом Михаила Михайловича был поставлен на широкую ногу и чувствовался в нем большой порядок. Подавали лакеи в синих ливреях. Все они были немцы, бывшие солдаты прусской гвардии, очень подтянутые и производившие прекрасное впечатление. После обеда большинство гостей село играть в карты, а Михаил Михайлович играл на биллиарде с ген. Эшапаром. Я в карты играть не умел и смотрел, как играет Михаил Михайлович.
Михаил Михайлович женился в 1891 г., не испросив разрешения Александра III, и был за это уволен со службы и ему было запрещено возвращаться в Россию. В 1909 г. он снова был пожалован флигель-адъютантом, но продолжал жить заграницей. Он был старостой Каннской церкви, и во время служб сам собирал деньги на храм.
Перед самой Пасхой приехала в Канны наша известная балерина М. Ф. Кшесинская. В одном с ней поезде приехала и А. Р. Они обе остановились в нашей гостинице. Сразу после праздников мы все переехали в Монте-Карло. В то время в Монте-Карло гастролировал русский балет Дягилева и имел большой успех. Балетной новинкой был "Петрушка" Стравинского в постановке известного балетмейстера Фокина. К Стравинскому надо привыкнуть. Лишь после того, как я несколько раз видел "Петрушку", Стравинский начал мне нравиться и я полюбил некоторые из его мелодий, например мелодию шарманки. Шли также "Половецкие пляски" из оперы "Князь Игорь" и "Египетские ночи", всё - постановки Фокина. Фокин их поставил поразительно. Сочетание танцев и музыки было замечательное. Сам Фокин жил в то время в Монте-Карло со своей женой, тоже балетной артисткой, и со своим маленьким сыном Виталием, за которым ходила русская няня.
Клеопатру в балете "Египетские ночи" играла артистка Астафьева, бывшая замужем за К. П. Гревсом, братом моего сослуживца по полку.
Я каждый день ходил в театр. Мы с А. Р. играли в казино в рулетку, но, конечно, по маленькой, так что наши карманы не страдали. Однажды А. Р. выиграла в рулетку. Дома, вместе с великим князем Сергеем Михайловичем, они считали выигранные деньги, клали золотые монеты кучками и решали, что на них купить. Сергей Михайлович был очень хороший и добрый человек, и в то же время - умный и образованный. Он любил подсмеиваться над людьми и изводить их. Иной раз он бывал очень неприятным. Но повторяю, это был добрейшей души человек.
Кшесинская должна была выступать у Дягилева с известным артистом Нижинским. Они танцевали в небольшом балете, Spectre de la Rose, под музыку Вебера, LInvitation a la valse, также в постановке Фокина. Гвоздем этого балета был громадный прыжок Нижинского в окно. Балет этот мне очень нравился, я видел его много раз.
Однажды А. Р., И. Э. Готш, Владимир Лазарев (двоюродный брат Юсупова), адъютант Андрея Владимировича и я проиграли всё, что у нас было в карманах. Нам очень хотелось пить и мы пошли в бар спортинга. У меня нашлась большая пятифранковая монета, на которую я получил стакан какого-то прохладительного напитка, и мы все пили из моего стакана через соломинки.
Часто приезжал из Ниццы шведский король Густав V.
Он любил игру в рулетку по маленькой, пятифранковиками. Всегда садился на высокий стул, на который обыкновенно садились служащие в казино, наблюдавшие за игрой. Король был громадного роста и потому ему было удобнее сидеть на высоком стуле. Он был очень милый и любезный. Тетя Анастасия каждый день бывала в казино и в спортинге. Когда она играли, к ней нельзя было подходить и с ней разговаривать. Однажды она пригласила меня обедать в нашей гостинице, мы обедали вдвоем, в общей столовой. Я был уверен, что я ее гость, раз она меня пригласила, и потому был очень удивлен, когда через некоторое время получил счет за обед.