Кроме того, я упорно работал над способностью без помощи пояса переходить в сказочную ипостась. Результатами похвалиться не мог, а вот биокопия Земфира откровенно радовала. День ото дня она набиралась опыта научилась ступать на эскалатор, переходить улицы, пользоваться городским транспортом, не только заваривать, но и подавать чай, обращаться с растворимым кофе, готовить еду, накрывать на стол. Во избежание возможных осложнений мы справили ей документы и поселили на даче у Василь Васильевича. Наняли частного преподавателя. Тот был немало удивлен - девица на выданье не умеет ни читать, ни писать. Грамота давалась Земфире с трудом, а вот свободно обращаться с компьютером она научилась за несколько часов. После той ночи, когда мы устроили засаду, девушка резко изменилась. Запретила Василь Васильевичу даже мечтать об этом. Фавн сник... Джордж тоже ходил, как пришибленный. Вероника с тревогой поглядывала на сына.
* * *
Помнится, в тот день я возвращался домой, окрыленный долгожданной удачей - после перебора на машине бесчисленного количества комбинаций нам удалось определить второй ментальный звук. Услышав его, Ковчег начал подавать признаки жизни.
Время было позднее, в вагоне всего несколько пассажиров, однако один из них, вошедший следом за мной, все равно устроился напротив. Сел у окна, против хода движения, глянул на залитый первым апрельским дождем перрон - в этот момент поезд тронулся. Неожиданно мигнув, погасли потолочные плафоны, и в наступившей темноте на лицо соседа легла мертвяще-сизая, бегущая подсветка перронных огней. Свет ложился ломанными пятнами, резко очертились скулы, тени под подбородком пропитались непроницаемым мраком, обесцветились зрачки, и эта прорисовка сделала его лицо чрезвычайно знакомым. Где же я его видел? Незнакомец неожиданно поинтересовался, который час. Забывшись, я машинально потянул рукав, обнажил наколку. Тут же вздрогнул, испуганно глянул на соседа - ни одна жилочка не дернулась на его лице. Может, не обратил внимания? Глядя на татуировку, я сообщил, что пробило полночь. Он удовлетворенно кивнул, затем неловко поправил шляпу и представился.
- Оч(гов Виктор Александрович...
- Очень приятно, - ответил я и тут же надернул рукав.
Незнакомец коротко, порывисто вздохнул и неожиданно добавил.
- У меня, Владимир Сергеевич, просьба вот какого характера. На вас, эта, последняя надежда. Больше обращаться некуда. Сын у меня пропал. Серега... Единственный ребенок. Пятнадцать лет мальчику... Такой хороший был мальчик, учился без троек.
Я растерялся. Ему известно мое имя? Он поджидал меня на вокзале? И это неуловимое сходство... С кем? С Рогулиным?.. Правда, выглядел он посвежее, словно сбросил с десяток годков и, по-видимому, избавился от пагубного пристрастия к алкоголю.
- Не знаю, чем я мог бы помочь?..
- Я тоже не знаю, - он неожиданно вытер навернувшиеся на глазах слезы и дрогнувшим голосом добавил: - Но если не вы, то никто.
Я поперхнулся.
Сосед протянул визитную карточку. "Председатель художественно-строительной фирмы "Арбил", - прочитал я и удивленно глянул на него. Очагов не был похож на заядлого бизнесмена - невысок, лобаст, глубокие залысины, одет подчеркнуто изящно. Белый шарф, завязанный каким-то удивительным узлом, пышно выпячивался из-под кожаного пальто. Скорее художник, чем строитель, решил я. Виктор Александрович чувствовал себя немного скованно.
- Что, и такие бывают? - спросил я.
- Да. Наша профиль - оформление интерьеров. Европейский стандарт, а также художественное решение внутренних объемов. Кроме того, ремонтируем помещения, ставим металлические двери, решетки на окна и балконы. Можем провести сигнализацию.
Он сделал паузу, потом, видимо, чуть успокоившись, продолжил.
- Дело у меня к вам, Владимир Сергеевич. Очень важное... Если позволите, изложу вкратце. Перед судом мой дядя, небезызвестный Рогулин Олег Петрович, поделился со мной, каким образом его любимая татуировка оказалась на вашей руке.
Я невольно бросил взгляд на свое запястье.
- Вот я и решил, - добавил Очагов, - почему бы нет? Возможно, вы и есть тот самый человек... Вдруг вам удастся вернуть Сережу.
- Где же теперь ваш дядя?
- Посадили за убийство. Припаяли неумышленное, но нам-то с вами известно, что рано или поздно этим должно было закончиться. Не его, так он сам...
- Это большая разница, - усмехнулся я.
- В обычных обстоятельствах, - кивнул Очагов. - А в необычных? Пришел срок, и он, как с ним уже не раз случалось, поменял квартиру, перебрался в соседний городок. Выпивал там с каким-то бичом и все допытывался - нет ли у того умысла убить его? Может, он и финку с наборной ручкой захватил? Шутка такая... Ну, и доигрался. Со страху всадил гостю нож в самое сердце. Я нанял адвоката, чтобы дело переквалифицировали на самооборону, но уж больно ловко Олег Петрович лезвием угодил. Аккурат между ребер, острие даже не скользнуло.
Я внимательно слушал его.
- Гляжу, вы заинтересовались, а то я сомневался - не сочтете ли вы меня... того. Поверьте, я вполне здоров и безумен не больше вашего.
Он вздохнул, сцепил руки и принялся рассказывать.
- Сразу после защиты в Суриковском институте дядя предложил мне отправиться в путешествие в Якутию. Говорит, давай побродим по нашей советской Шамбале. Я согласился. Добрались мы до Усть-Неры. Там Олег скорешился с геологами, их полевая база находилась километрах в восьмидесяти от конечной точки нашего путешествия. На базе я всем желающим портреты рисовал, так что договориться с командиром вертолета, чтобы тот нас на место доставил и через три недели забрал, не составило труда.
Представьте, что я испытал, когда в ночь перед вылетом дядя признался, кого он собирается искать в тайге. Космических пришельцев! Он принялся уверять, что не сбрендил, и эта татуировка на самом деле не украшение, а звездные часы. Их можно снять. Так снимите, предложил я. Не-ет, засмеялся он, не все так просто. Их можно снять только в присутствии посвященного человека. Типичный бред!.. Потом начал рассказывать про волшебную гору, какой-то входной шлюз, принялся описывать покрытые инеем подземные коридоры. Мне и смешно, и мороз по коже дерет. Сознаюсь, это была ужасная ночь - с сумасшедшим туда, где не ступала нога человека. На три недели! Он ещё и приборы с собой прихватил - собирался измерять в том районе ускорение силы тяжести. Собственно и на базе виды были отличные. Стоило подняться на ближайшую сопку, и перед тобой распахивались такие живописные дали! Такое обилие красок!.. Засыпая, он так и сказал - оставайся на базе, здесь тоже хорошо. Геологи примут тебя подсобным рабочим, ты им наглядную агитацию оформишь. Захочешь сходить в маршрут, тоже не откажут.
Я до утра не мог заснуть - прикидывал, как поступить. Олег Петрович был мне ближе всей родни, кроме разве что матери. Он собственно вырастил меня - родной папаша, понимаете ли...
Очагов щелкнул себя по горлу. В этот момент свет в вагоне опять притух, за окном ярче засверкали промелькивающие огоньки.
- Ему я обязан образованием, - в полумраке продолжил Очагов. - Он настоял, чтобы я пошел по художественной части. Утверждал, что у меня подлинное дарование, - сосед криво ухмыльнулся. - Одним словом, не мог я бросить его в тайге одного. Решил, будь, что будет. Он обрадовался, хлопнул по плечу - не дрейфь, Витек, не пропадем! Перед отлетом заставил меня карту перерисовать, маршрут назубок выучить. Всякие варианты спасения со мной отрабатывал - обо всем так трезво рассуждал: как ходить по болотине, как спасаться от комаров, где разбить лагерь, если мне придется в одиночку до базы добираться. В случае необходимости следовало надуть резиновую лодку или сколотить плот и спускаться вниз по Сейкимняну, потом по Брюнгаде. Без конца твердил, что тайга - это не игрушки, здесь и в июле можно околеть.
Не месте он мне все подробно объяснил - это речка Джормин. Действительно, вот она. Вот и сопка со срезанной верхушкой. Точно, и сопка на месте. С той стороны должен быть вход... Два дня мы лазали по склонам никакого следа металлической плиты.
Я невольно кивнул. Не удержался... Эти шуточки были мне знакомы. Гость, заметив мой жест, заметно повеселел, почувствовал себя свободней. Он, по-видимому, тоже робел. С незнакомым человеком в полночной электричке о пришельцах, о звездных странниках - это тоже, знаете ли...
...Два дня они бродили вокруг сопки, пытались найти вход в подземелье, потом Очагов махнул рукой и взялся за краски. Долго ходил вокруг станка, присматривался к холсту - все напрасно! Мало того, что в голову ничего стоящего не приходило, но и желания взять в руки карандаш, нанести первый разметочный штрих не было. Дядя между тем упорно поднимался с первыми лучами солнца и приходил на закате. Считай, б(льшую часть суток бродил в тайге, в июле ночи ещё были коротки. Брал с собой охотничий карабин, которым снабдили их на базе, племяннику оставлял охотничье ружье. Вот только рацию начальник партии не дал - все они были на учете.
- Житуха была - ни в сказке сказать, ни пером описать! Схожу утром на охоту, подстрелю зайца или куропаток - и в котелок! Разведу костер, разложу стульчик, поставлю мольберт. Так хорошо, тихо... Вода в речке струйкает. Горы, чем дальше к горизонту, тем син(е. Небо чистое, воздух ясности необыкновенной. Такое впечатление, что все вокруг залито неощутимой бирюзовой жидкостью. Переливы цветов бесконечны, и все больше пастельные тона. Там в природе нет навязчивой звучности, знаете, жирной такой, южной красоты. Там, в зоне, всё переливы, неброские оттенки... Желтоватый откос, разноцветная галька в реке, стланик по склонам, в пойме редкий лиственичник. Все замерло, дышит, вбирает тепло, спешит подрасти. Зверью всякому надо успеть вывести потомство, деревьям шишечки народить, травинкам отцвести. Попал я там и на грибы - вот где их видимо-невидимо. Торопятся, шляпки высовывают... Буквально ходишь по грибам. Но это чудо всего на два дня. Уже к вечеру приходится большую часть добычи выбрасывать. Червивые!.. На утро здоровый гриб уже днем с огнем не найдешь. А какие крепенькие, чистые из земли вылезали... В обед искупаешься, рыбку половишь.
Собственно с грибов все и началось, но это потом. Сначала я места себе найти не мог. Представляете, в таком раю - и не пишется! Конечно, в конце концов я надавил на себя, принялся малевать. Рисовал с накомарником на голове, упорно, часами, но все равно чего-то на полотнах не хватало. Может, не те сюжеты выбирал? Не знаю. Томительно было на душе, все ждал хорошего. Ходил как неприкаянный, пока однажды не окунулся в омуток - в этот момент меня как бы пронзило. Не знал - о чем, как... Стоило натянуть холст, дальше все пошло само собой. Более откровенной бредятины, какую я начудил в тот день, мне никогда видеть не приходилось. Причем, картина была в целом закончена, только следовало дать ей отлежаться, подправить кое-что и можно на выставку. Только какой худсовет её бы принял?! Знаете, что я изобразил? Групповой портрет победителей конкурса по выдавливанию зубной пасты из тюбика. Так они и стояли на пьедестале, установленном на лужайке под сенью старого дуба. У одного на щетке из пасты была воссоздана роза, у другого несколько тюльпанов. Лауреат ухитрился выдавить на щетку сказочный домик.
Он сделал паузу, развел руками и хлопнул себя по полам пальто. В вагоне вновь ярко вспыхнули лампы.
- Не желаете закурить? - спросил он, и мы отправились в тамбур.
Виктор Александрович затянулся, потом продолжил.
- Следующая моя работа уже припахивала явным душевным нездоровьем. Я бы так назвал ее: "Заготовка грибов в тридесятом царстве-государстве".
Представьте гористую местность, точнее, спину чудо-юдо рыбы-кит. Местные жители отправляются на заготовку грибов - запрягают в телеги лошадей, складывают туда двуручные пилы, топоры, веревки бухтами... Грибы все боровики, подосиновики, рыжики, маслята высотой в рост человека. Вот они, мужики, их дружно, с песнями, пилят, рубят, укладывают на телеги и с везут в деревню. Девки и малые дети собирают щепки - их жарят с картошкой, закатывают в банки. Так лихо, в охотку работают...
И пошло-поехало. Следом я нарисовал удивительный пейзаж, как если бы лежащая передо мной местность освещалась двумя светилами. Одно - огромное, в четверть неба, синевато-белое, с алыми приблесками по краям; другое чуть меньше Солнца, только горячее, ярче и золотистей. Следующее полотно какой-то удивительный сюр. Странная фигура, рот растянут и изогнут в виде сабли. Существо прикрыто мешком с прорезями для рук и ног, горловина затянута на шее. Поверх мешка накинут плащ с капюшоном. Улица, на которой была изображена эта фигура, выходила на площадь к костелу и, огибая его, устремлялась влево и чуть вверх. Небо над городом отливало темной синью, все другие предметы - стены домов, крыши, уличные фонари - я размалевал тускло-желтой и красной, как кровяная соль, красками. Костел - желтый, стрельчатые оконные проемы - шафранные, тени - красные, крест грозно золотился на фоне насупившегося ультрамаринового неба. Удивительно было другое - как только я закончил картину, сразу обратил внимание, что взгляд существа менялся с неуловимой быстротой. Как, впрочем, и выражение лица. Хохот неожиданно уступал место негодованию, брови вдруг изумленно ползли вверх, то вдруг по морщинистым щекам начинали скатываться слезы. Следом на лице появлялась лукавая усмешка.
В ту ночь я долго не мог заснуть - спрятал подальше от дяди эту картину, прикинул: если дело и дальше так пойдет, то вскоре я непременно обнаружу в этом глухом таежном краю орду пришельцев. Утром вновь чудесное настроение, опять потянуло к мольберту. В тот день я написал лучшее, из всего наработанного в Якутии. Жанровую вещицу в манере старых фламандцев грубый дощатый стол, три женщины играют в карты. Единственный источник света - догорающая свеча... А какой колорит!..
Я невольно вздрогнул - воспоминание о любимой картине, что висела в моей спаленке, где по вечерам огонек свечи освещал страницы книги, которой я замыкал день, пронзило меня. Вида я не подал. Очагов между тем все говорил и говорил...
- С каждым днем дядя возвращался все более мрачный - сообщал, что день прошел впустую, молча заправлялся похлебкой и заваливался спать. Иногда, когда угрюмые мысли перебивали сон, начинал вслух пытать себя - может, он на самом деле спятил, и это приключение не более, чем сон. М(рок какой-то... Некая флуктуация, действующая в этой местности на сознание человека?.. Потом долго рассматривал холсты, поглядывал на меня - я не мог сдержать дрожь в руках, так мне было весело, так хотелось работать удовлетворенно хмыкал, оживал на глазах. Ничего другого он якобы и не ожидал. Это на меня фламатер действует, уверял он. Значит, будем продолжать поиски.
Я только саркастически хмыкал - фламатер так фламатер. Главное, чтобы хорошо работалось, а уж звездные корабли, худсовет, членов которого сразу перекосит, стоит им только увидеть мои работы, - это дело десятое...
Потом пошла ещё более удивительная дичь. Какие-то твари, рассевшиеся на сопках и любующиеся звездным небом, совсем непохожим на наше. Я хорошо запомнил, как, пугаясь самого себя, касался кончиком кисти полотна. Я точно знал, в каком месте уколоть золотистым мазком подернутый черно-фиолетовой тьмой небосвод. В этом было что-то от религиозного обряда, от созидания иконы. Любая ошибка в местоположении той или иной звезды казалась страшным грехом, не подлежащим прощению. Любой сбой мог нарушить стройность общей картины и прав-до-по-до-бие.
Представляете, правдоподобие!..
Потом я принялся за тварей. Это были жуткие и в то же время милые уродцы. Невелики размерами - высотой примерно в метр с четвертью. Пятипалые, только вместо большого пальца острый шип. Как бы их окрестить? Разве что динозаврами с лицами. Не человеческими, конечно, но их морды были настолько выразительны, что их можно было назвать лицами. Они обладали не общим выражением, я различал несхожие черты... Одним словом, страх господень!..