Этой поговорке я и следую. Я рада, что, мое занятие рисованием позволяет мне как бы принимать письма "до востребования" и затем вручать их адресатам. Чтобы жизнь получателя письма дополнилась необходимым кусочком долгожданным известием, сердечным приветом, внезапным открытием. Или объяснением в любви, или... Впрочем, что тут перечислять: сколько "писем", столько и откровений в овеществленной, доступной визуальному восприятию форме.
А если бы мое рисование не было "оправдано" авторитетом пересказанной мне теории культуры? Что ж, ничего бы не изменилось. Я продолжала бы делать то, что мне нравится, разве что скромно сторонясь мысли о том, что должна как-то шире открыть другим людям доступ к результатам моих упражнений.
Теперь же я планирую если не в полном смысле слова выставку, как художник-профессионал, то что-нибудь такое, промежуточное... Что может выглядеть как оформление какого-то интерьера, посещаемого публичного места. Скорей всего это произойдет где-то здесь, в Подмосковье, недалеко от нашего дома. Работы будут оформлены, приобретут должный выставочный вид. Это я должна сделать обязательно сама - таков закон того творчества, к которому я получила осмысленный доступ.
Это пока планы, а я вернусь к тому, о чем надо сказать подробнее вернее, о ком. О человеке, который объяснил мне состояние, владеющее мной в занятиях рисованием. Этого человека зовут Николаем, мы с ним приблизительно ровесники, что впрочем мало что значит: он, как и я, тоже ничуть не зависим от принадлежности к возрасту. Познакомились мы лет пятнадцать назад, на кинофестивале в Алма-Ате. "Средь шумного бала, случайно", то есть в кругу уже знакомых мне людей появился еще один, с кем-то знакомый, с кем-то нет, но легко вписавшийся в общий круг человек. И потом стал так же неожиданно появляться среди нас - то редко, то часто.
Как и от возраста, он независим от вещей. Может год, и два, и три быть одетым в один и тот же свитер и брюки. Без пятнышка, без единой рваной нитки.
Принадлежность месту - тоже не для него. Москвич он, петербуржец, алма-атинец - не знаю. Мало того, что не знаю, - даже не задумывалась об этом, пока не стала говорить о Николае сейчас...
Его семья - та же самая история. Родители, жена, дети? Не знаю. Может быть, о семье я теперь спрошу его нарочно, а до сих пор к этому почему-то не возникало никакого повода.
Где и когда я его встречу в очередной раз? Ни малейшей догадки. Может быть, он позвонит с минуты на минуту, а может быть через годы. Или встанет передо мной - здравствуй, Лена! - в очередной какой-то компании, в Москве, на чьей-то даче, где угодно - в любой из стран. В Индии скорее, чем в какой-то другой, он там бывал и бывает подолгу, часто. А может быть, в Америке, в Испании - нет смысла угадывать, слишком много вариантов.
Наверное, это достаточно богатый, по нашим хотя бы масштабам, человек. Я так полагаю, имея в виду вполне прозаический довод: переезды из страны в страну требуют денег... А еще вот почему: такое свободное, как у Николая, поведение в любой ситуации - оно тоже не рождается у человека, стесненного в материальных средствах. Но конкретно о том, каков у моего друга источник к существованию, я могу сказать еще меньше, чем о других сторонах его жизни - уже названных, вполне обыденных, но мне неизвестных. Есть у него источник, вот и все. Будь Николай вставлен в раму вещей - смены костюмов, владения машиной и так далее - было бы легче его "вычислить", даже не напрягая свое любопытство, а само собой, как это происходит в отношении других людей. Но вещей нет. И особых к кому-то привязанностей - ни к женщинам, ни к мужчинам - тоже нет, и не было никогда замечено. При том, что интерес к себе, во всяком случае женский и самый недвусмысленный интерес, мой друг вызывает.
Я сама ощутила этот интерес, но очень скоро он растаял без следа, хотя бы потому, что стало важней другое - разговоры. Николай владеет запасом того, что я очень ценю в людях, - запасом завершенных мыслей. О себе я могу сказать, что все мои высказывания на мало-мальски отвлеченные темы имеют в конце знак вопроса. Я думаю, я рассуждаю, я ищу, но ни в чем я не дошла до полной завершенности. Я часто спорю, я люблю это занятие и охотно бросаюсь в него, чтобы на какой-то очередной предмет посмотреть еще с одной стороны и в конце концов узнать о нем больше. Ну а Николай - ему спорить не нужно. Он уже знает, причем в случаях, когда спор выходит из границ джентльменства, Николай умеет так вмешаться несколькими словами, что наступает мгновенная ясность и всеобщее примирение.
Чем это объяснить? Думаю, что, главным образом, вот чем: мерой всех вещей для моего друга стала восточная философия. Может быть, какая-то одна, может быть, в некой совокупности. Так не бывает, если к "свету с востока" относиться как к модной игрушке, или отстраненно изучать его под микроскопом, называя себя "специалистом". У Николая все получилось органично, он проникся, и я ему, честно говоря, иногда завидую. Мне хотелось бы чего-то хотя бы похожего, но до этого так далеко. Да и к тому же я, конечно, внутренне другой человек...
Но я стремлюсь, очень. Тоже не для игры и не для того, чтобы стать "специалистом". Мне это нужно, потому что против любой западной философии у любой восточной имеется то преимущество, что она не разбирает целое на части, систематизируя их, анализируя, объясняя и обозначая, а целое собирает в целое. Притом, что первоначально целое (наша жизнь) несовершенно, но ему можно и обязательно нужно помочь стать совершенным. "Философы разных стран разными способами объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его". Пусть это сказал кто-то из одиозной троицы Маркс, Энгельс или Ленин - я не знаю, кто именно. Но правильно он сказал! Да, правильно, если истолковать эти слова как изменение отношения людей к себе самим и друг к другу, их отношения к миру в целом. И не толкать к этим изменениям насильственно.
Но все-таки: изменить мир... Не очень-то скромное желание... И высказать его - значит, как минимум, дать повод считать себя ну о-очень наивным человеком. А то и кем-то похуже. Но прошу не торопиться. Понять мир хочет каждый, не правда ли? Действовать в нем, с большей или меньшей активностью, - тоже всеобщее желание. Вот и я всего-навсего хочу понять и действовать. Но при этом я хочу, чтобы мое понимание имело минимум изъянов, а действие было разумно и согласовано с тем, чего хочет моя душа. Никогда бы я не увлеклась "чистой" философией, воплощенной только в умозаключениях и словах, сказанных или написанных. Мне надо, чтобы философия была с руками. Чтобы я чувствовала - сразу все, во всеобщей мировой гармонии, в полноте времени и пространства. И творила - нечто, в согласии с моим космическим чувством, но в пределах и под контролем пяти физических органов чувств.
И чтобы творимое оставалось, доступное для ощущений. Вот чем меня всегда напрягала моя актерская профессия - невозможностью задержать, закрепить, остановить и запечатлеть. Вот прошел спектакль - и все, как бы он ни был хорош. Его существование исчезло. Распалось - даже не на атомы. Мне было тяжело от этого. Дух получал какую-то награду, а тело чувствовало бесполезность своего существования.
К телу у нас вообще отношение, мягко говоря, ханжеское. Чуть что - мы твердим о приоритете духовного над телесным. Во всех наших мыслях и разговорах сквозит ложное отношение к себе, как к физическому существу. Но надо же когда-нибудь прийти к правильному взгляду!
Вот почему в моей сознательной жизни мне так важно было материнство. Подчеркиваю: в сознательной, потому что старшую дочку я носила, еще не начав ни о чем думать как следует, о чем-то лишь смутно догадываясь издалека... А ведь что такое - эти девять месяцев, пока длится физический процесс создания?! Как можно тяготиться ими! Это же изумительное ощущение. В нем есть наслаждение физическое - и более сильное, чем наслаждение вкусом, цветом, запахом, формой. И есть творческое наслаждение своей счастливой богоданной возможностью - изо дня в день носить в себе нового человечка и своим собственным телом доращивать его до совершенства. Это подлинное счастье, которое вовсе не пассивно. Да, на клеточном уровне процесс идет сам собой. Но я могу его чувствовать и осознавать. И я с первых дней уже люблю того, кто во мне. Если это не имеет отношения к творчеству, то... Просто извините тогда, что зря отняла у вас время.
Но все-таки я думаю, что меня поймут все женщины. И те, что легко носили детей, рожали их. И те, кому все это далось дорогой ценой.
А потом, когда ребенок уже рожден, материнское творчество продолжается. К сожалению, уже не контролируемое природой. Хочешь вылепить из физического продолжения своего "я" что-то такое самое лучшее, но вот беда - руки у нас в этом смысле очень коротки! Хотя стоит усомниться: только ли беда? Есть в этом и благо, потому что односторонее творчество пустяк перед творчеством взаимным, обоюдным.
К такому взгляду ведет меня моя любимая мысль о партнерстве взаимоотношений всего и вся: мира в целом - и отдельного человека, одного человека - с другим. И отношения родителей с детьми как нельзя лучше проясняют эту связь.
В моих взаимоотношениях со старшей дочерью она оказывает на меня большое влияние. И формирует меня. Видя в ней какие-то проявления себя, генетическую программу отношения к себе, к жизни, черты характера жестокость или наивность, я начинаю над собой работать. Наедине сама с собой я чего-то в себе не вижу - или вижу, но оправдываю. А вот когда вижу это в ней, у меня возникает волна протеста. Я хочу оберечь ее, чтобы этого не было. Но начинать приходится с себя.
Зато и у нее начался этот процесс: видеть свое отражение и понимать, что нечего на зеркало пенять...
Я же благодаря взаимоотношениям с Ириной очень резко поменяла такую свою черту: вот я такая, нравится вам или нет - не взыщите! Все равно, конечно, моя натура осталась напористой, протуберанцевой. Но как можно не контролировать себя, видя, что есть последствия, что они сказываются на близком человеке... И есть возможность перетрясать свои отношения - не так, как с людьми, с которыми детей не крестить. Ведь здесь любая размолвка, разрыв замкнуты на послесловие. Их рано или поздно надо будет изживать, и поэтому тактика "а вы - как хотите" здесь не подходит. В конце концов приходит понимание, что это самый драгоценный круг твоих взаимоотношений.
Может быть, странно, но такая мысль не всегда живет в душе изначально! Я не могу пожаловаться на то, что девочкой была не любима отцом и матерью. Но у нас поддерживалось такое настроение, что, мол, домашние - это так, само собой... Муж, жена, дети - ну что тут особенного? И поэтому внутри семьи нам порой не хватает оценки, уважения. Тот, кто вне, - да, ему надо уделить внимание, разобраться в его проблемах, поддержать его и выдать щедрый моральный аванс. А внутри - "свои люди, сочтемся". Все откладывается на какое-то потом. И это неверно. Всегда очень не хватает семейного признания тех заслуг и талантов, которые изначально не предназначены для широкой публики.
Кроме всего прочего, мы боимся выспренности, малейшей возможной ненатуральности. Ну, как вот взять и сказать: дочь моя, ты достойна уважения! Так может быть, страница книги представляет собой хорошую возможность дополнения к устному повседневному общению. И здесь я, пожалуй, скажу, что Ариша заслуживает подхода к ней не только с домашней меркой. Ее личность, ее индивидуальность сложились - почти вполне и очень интересным образом. Она тоже Дева, как и я, размеренность и соответствие в ней присутствуют. Но если я с этими качествами всю жизнь иду, что-то ища, в чем-то разбираясь, имея вопросов больше, чем ответов, то она руководствуется творческой мыслью. У нее много эмоций, как у всякой женщины, тем более молодой, но и очень светлая голова. Она знает, зачем она делает то-то и то-то. Например, несколько лет она пишет одну большую повесть. Уже предлагали напечатать - отказалась, из-за строгой самооценки: не готово, несовершенно...
В подчеркнутой порой самоизоляции ей очень комфортно и спокойно. У нее смолоду есть основа и знание о том, что есть такое ее жизнь. Нет, она ни в коем случае не "маленькая старушка"! И потому-то я в нее очень верю. И ей по-хорошему завидую - этому спокойствию и стоицизму в отношении очень многих ее проблем.
Любопытно, что в связи с рождением Полины у меня очень многое содержательно поменялось в отношении к Ирине. Я, общаясь с маленькой, общаюсь как бы сразу с ними двумя. С той Ириной, которая была когда-то такой же. Я делаю что-то с Полиной и как будто в чем-то это переделываю - с Ириной. Чудно... Словно я признала какие-то забытые долги и плачу по ним причем охотно, с огромной радостью. Лучше поздно, чем никогда.
И порой что-то переделываю в себе. Оказывается, это возможно. Можно укусить собственный хвост, вытащить себя за волосы из болота. Не скажу, что это легко, но это возможно. Я человек реактивный: вот что-то произошло, я о чем-то узнала - моя реакция не заставит себя ждать. Я тут же готова фонтанировать, выплескиваться. И, разумеется, нередко это бывает или чересчур, или не вполне справедливо. Поводом, чтобы стали включаться тормоза, стали отношения с моими дочками. А теперь такая работа доставляет мне все больше удовольствия. Я не мучаю себя самовоспитанием, я занимаюсь тем, что мне нравится. Я меняюсь. И совсем не верю тем, кто скажет о своей внутренней неизменности на протяжении всей сознательной жизни.
Любой человек, роясь в себе, может вспомнить, как ночью, наедине с собой, он раскаивался в сделанном за день, в причиненном вреде, в сказанном кому-то плохом слове! Зачем я это сделал, зачем? Извинюсь утром, заглажу! А утром - рыцарь на час: все горения заливаются холодной водой.
Но нет, не всегда.... Пусть есть в памяти, на совести такие поступки, за которые я сама себе руки бы не подала... Но есть и противоположное. Об этом я постараюсь сказать, хотя неизбежны большие куски умолчаний: событие я охарактеризую, а повода догадываться, кто есть кто, постараюсь избежать категорически.
Был случай, когда меня ранили и очень серьезно. Сознательно ранили. Это было давно, когда мысль о второй подставленной щеке мне казалась абсолютно дикой. Мало этого: у меня хватало воли к злоумышлению. Да, я такой человек, что способна (или была способна?) задумать и осуществить злодейство. Не просто в запальчивости нанести ответный удар, как получится и чем под руку попадется. А выносить план, картошки по столу расставить кто в засаде, а кто впереди на лихом коне.
И вот, пострадав от чужого зла, я стала день за днем посвящать разработке зла ответного. Это был не тот случай, когда за разработкой мог выйти пар, и я в конце концов бы успокоилась, просто вычеркнув обидчика из круга своих знакомых. Время шло, а я не только не выбрасывала из головы план, как стереть в порошок злодея, но совершенствовала свою интригу и уже кое-что приводила в действие.
Но однажды ночью я увидала саму себя... То, что сделал тот человек против меня, это была я - из будущего. Не видно было разницы. И это была не умозрительность, а ощущение самое конкретное. И неважно, кто первый начал: ведь такое первенство - случайность.
Открыв для себя это, я поняла, что единственный способ ответа - добро. Прощение. Забвение обиды. А ведь никогда, повторяю, до тех пор я не могла понять: как это - подставить другую щеку? Ведь будут бить и бить, пока не повалят. А собой надо дорожить, хоть как-то!... Но все оказалось очень по-другому. Зло можно остановить неотвечанием. И тогда - свобода, с которой мало что сравнится.
Да, еще надо было видеть, что произошло с тем, кто ждал "ответного ядерного удара"! Зная меня, человек уже приготовил все резервы своей обороны, а тут, оказывается, такая невидаль: прощение... Зрелище было очень интересное.
А в конце концов, пусть вражду мы не сменили разом на закадычную дружбу, но все преимущества нейтралитета перед вооруженным конфликтом смогли оценить в полной мере. Но все-таки главным счастьем, во всяком случае, для меня было счастье от... измены себе.
Никто, в наших письмах роясь,
Не понял до глубины,
Как мы вероломны...
То есть,
Как сами себе верны...
Неверность себе - это верность. Вот каким секретом владела Марина Ивановна Цветаева. Может быть, ее мысль я поняла как-то по-своему. Но не есть ли это лишнее доказательство истины в верности-вероломстве? Истины - в вечном партнерстве, в вечном диалоге - через пространство и время?
Книга моя близится к завершению. Хотя, перечитывая то, что в ней написано, я замечаю: претендуя на ваше внимание, я не предложила вам заглянуть ни в самые верхние, ни в самые нижние "этажи" моего мира событий, поступков, мыслей и переживаний. Мои личные ад и рай, куда меня заводила то профессия, то жизненные перипетии, остались местом моего единоличного обитания. Простите, если этим я обманула чьи-то ожидания. Заранее я не ставила никаких ограничителей, но так уж получилось.
А получилось, наверное, в общем-то закономерно. Как того требует и жизнь, и искусство: в роли себя самой, как в любой другой роли, я не могла не оставить свободное пространство для вашего со-чувствия, на которое очень надеюсь, как всегда надеялась.
Что же, пора... Или нет: кажется, ко мне еще есть вопросы...
Глава 14
ИНТЕРЬЮ-ПОСТСКРИПТУМ
- Роль себя самой - роль длинная. И для вас, Елена,- вполне удачная. Но вот уже пять лет, как она не имеет привычного вам дополнения. Сцена, съемочная площадка, с этим - все, кончено?
- Вовсе нет. Приглашение на новую роль я получила еще осенью от Олега Павловича Табакова. Приступила к репетициям, потом на какое-то время они прервались. Но для меня было важно начать, попробовать заново. Я попробовала - и была очень рада: помню! Все помню, все могу технически. Даже лучше, чем раньше - какая-то инерция, шелуха отпала, не мешает. Как будто я вернулась в свой родной, чисто прибранный дом. (Кстати, уезжая куда-то, я никогда не оставляла жилье в беспорядке: мол, приеду приберусь. Ведь так хорошо возвращаться туда, где порядок, где все устроено и налажено, где не надо бросаться с места в карьер воевать с тысячами мелких и крупных проблем.) А сейчас репетиции возобновились. Роль мне очень нравится: очень глубокая, интересная психологически, вызывающая меня на спор.
- Значит, вы снова становитесь профессиональной актрисой?