На окраине поселка остановились.
- Пошли к Кесконнену, - сказал Мухин Вироллайнену. - А ты, товарищ Родионов, возвращайся к себе и жди. На обратном пути зайдем.
За поселком дорога круто сворачивала в сторону, параллельно границе. Мостовая кончилась, теперь идти приходилось либо по узкой тропинке, либо по глубокой грязи.
- Этому Смирнову, верно, большая нужда к Кесконнену, - задумчиво сказал Вироллайнен со своим характерным акцентом. - Иначе по такой дороге ездить это есть риск попортить лошадь.
Мухин не ответил, он напряженно размышлял. В сущности, сегодня подтвердилось то, о чем в Чека догадались уже несколько дней назад. Издавна население вдоль финской границы регулярно подрабатывало контрабандой. Профессия контрабандиста передавалась по наследству. Но это были полуручные контрабандисты, не такие, как на других границах. Финская граница, в сущности, была границей внутренней, таможенной. И с той, и с другой стороны Россия. Великое княжество Финляндское, с его куцей конституцией, все равно было в лапе петербургских жандармов. Финская полиция сотрудничала с русской полицией и подчинялась русскому начальству. Перейти финскую границу ничего не стоило, пограничная стража даже не останавливала, например, гуляющих дачников. Следили только за провозом товаров. Многие финские товары облагались на границе столь высокой пошлиной, что торговать ими в пределах Российской империи было невыгодно. Сейчас, после революции, положение изменилось, граница стала действительно границей между двумя государствами. Но охранять ее как следует, видно, еще не научились. В Питере то и дело объявляются бур-жуйчики, бежавшие в панике за кордон в первые послереволюционные дни. Они возвращаются за семьями, за спрятанными в тайниках бриллиантами и золотишком. Большинство сами приходят в милицию с повинной. За нелегальный переход границы дают от силы два месяца.
- Айно! - окликнул товарища Мухин. - Как ты думаешь, зачем Смирнову Кесконнен? С чего это они так подружились? Вироллайнен серьезно посмотрел на Мухина.
- Думаю, что дело довольно ясно. Зачем можно дело иметь с контрабандистом?
- Айно! - снова сказал Мухин. - А какой тактики держаться с Кесконненом? Будем договариваться, чтобы нас перевели за кордон? Или начистоту?
Вироллайнен долго молчал, потом ответил вопросом на вопрос: - Что тебе сказал тот бывший офицер пограничной стражи, которого ты допрашивал в связи с делом жандарма Авдеева?
- Он сказал, что все контрабандисты систематически выплачивали ему не менее десяти процентов с каждой удачной операции. Что он выстроил себе дом на эти доходы. Что у него нет никакого сомнения насчет Кесконнена. Старик Кесконнен - самый крупный извозопромышленник в здешних местах, а деньги на лошадок собрал, промышляя контрабандой.
- С серьезным человеком надо говорить серьезно, - веско произнес Вироллайнен. - Финны - народ упрямый. Если мы его будем обхаживать постепенно, целая вечность пройдет. Старик будет решать, что ему выгоднее молчать или говорить, старик будет думать, сколько нам дать взятки, чтобы мы отстали, как те царские пограничники. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.
Мухин вздохнул. Понимать-то он понимал, да задание больно серьезное. В таком деле провал исключается. Провал равносилен преступлению.
К поселку вышли неожиданно. Справа озеро чуть-чуть отступило, тянулись заросли тростника. Слева песчаный косогор, за косогором лес. Дома стояли в лесу, затаившись среди деревьев.
"Неприветливое место, - подумал Мухин. - И странно расположено. Очень близко от пограничных постов, советского и финского. Вроде как для контрабандистов не совсем удобно. Неужели и пограничники с ними заодно?" Дом Кесконнена-старшего находился в центре поселка. Сюда привел чекистов смешной белобрысый карапуз, не понимавший по-русски. Вироллайнен расспрашивал его на финском языке.
- Он говорит, что здесь живет старый дед, что все приходят в гости к старому деду. А дед сам назначает, кому из родственников ехать.
Мальчонка побежал вперед, крикнул что-то в окошко. Приподнялась занавеска, изнутри долго разглядывали пришельцев, потом стукнула щеколда входной двери, и дверь заскрипела, раскачиваемая ветром.
- Ого! Не так, как в русских деревнях, - сказал Мухин. - Там хозяин или хозяйка сначала выйдут, спросят, кто да что.
В прихожей было чисто, пахло недавно вымытыми полами и вениками. Переступив высокий порог, вошли в комнату с крашеными полами. Возившаяся у русской печки старуха молча кинула тряпку, чтобы вытерли ноги.
Старик Кесконнен сидел во второй горнице, встретил гостей тоже молча, долго разглядывал, потом кивнул: - Сажайтесь.. .
Беседовали уже третий час. Ну и крепкий орешек этот старик Кесконнен! Все жилы вытянул. Скажет слово, а потом молчит десять минут. И так все время. Хорошо, что Айно тоже так умеет. Вообще-то, Вироллайнен вовсе не медлительный, но, видно, у финнов такая вежливость - если по делу пришли, не спешить.
Рекомендация бывшего начальника местной пограничной стражи вполне убедила старика, что пришли к нему люди надежные. Откуда было знать Кесконнену, что написавший рекомендацию, бывший штабс-капитан, находится под стражей по обвинению в соучастии в тяжком государственном преступлении и что рекомендацию он писал под диктовку.
- Господин Королев был очень хороший господин, - неторопливо рассуждал старый Кесконнен. - С ним мы душа в душу работали много лет до самого этого переворота. Бывало, придешь: "Господин штабс-капитан, есть дело, надо бы убрать стражников с болотной тропы". Королев подумает, спросит: "Чей товар? Во сколько оценен? Ну, ладно, как условлено, десять процентов с барышей. Завтра я стражников отправлю в баню, количество постов сократим". Да, золотой был человек...
- Ну, а с новыми вы как? - не вытерпел Мухин. Старик очень долго молчал, надувал щеки, выпускал воздух, потом безнадежно махнул рукой.
- Эти новые никуда не годятся. С ними нельзя никакого дела делать. Не понимают они в делах. Начальник заставы каждую неделю присылает сюда солдата, приглашает к себе ликвидировать политическую отсталость. Дочка ходила, сын ходил, второй сын ходил, слушали агитацию, потом танцевали под баян. Господин Королев не приглашал танцевать.
- Где же вы переходите теперь границу? - спросил Вироллайнен.
- Далеко... - Старик махнул рукой, показывая на север. - Верст тридцать петляем... Ближе не пройдешь...
Теперь наконец приступили к главному. Старик соглашался перевести в Финляндию двух бывших офицеров за сто рублей золотом - за десять царских кругляшей. Вообще он берет дороже, по десять с человека, но тут случай особенный. Ведь Вироллайнен - финн, сын крупного спичечного фабриканта. Кесконнен хочет иметь солидные знакомства в Финляндии. Времена плохие, может быть, придется самим уходить за кордон всей семьей.
Оба "бывших офицера" боялись посмотреть друг на друга, чтобы не прыснуть. Вироллайнен-отец - спичечный фабрикант! Лопнуть можно! Батя Вироллайнена машинист на железной дороге, возил нелегальную литературу еще в 1905 году, дважды попадал в лапы царской охранки. В Чека их снабдили надежным прикрытием. У Айно в кармане спичечный коробок, продукция фабрики "его отца". На коробке изображен парусник и стоит четкая надпись: "Спичечная фабрика Вироллайнена". Кесконнен долго вертел этот коробок в руках, покачивал головой, почтительно улыбался.
Кесконнен назначил переход границы на субботу. Это выходило через два дня. А пока господа пусть вернутся в Сестрорецк или в Питер, как им удобнее, и прибудут не раньше, как в субботу утром.
- Ну что ты достиг, петляя вокруг да около? - допытывался у своего друга и начальника Вироллайнен, шагая назад все по той же узкой тропинке, тянущейся параллельно дороге. - Подтверждения, что контрабандисты существуют и теперь? На черта это подтверждение нам нужно!
- Не пыли! - Сеня Мухин предостерегающе поднял руку. - Нас предупреждали - действовать по обстановке. Обстоятельства, мол, неясные. Вот я и равнялся на конкретную обстановку. Старик кремень. Ценные показания он даст, только если его изобличить на месте, на самой границе. А заодно выявим контрабандистскую тропу.
Однако в Петрограде хитроумный план двух молодых чекистов был раскритикован в пух и прах. Седой рабочий, начальник оперативного отдела и приехавший из Кронштадта Лапшин переглянулись.
- Пинкертоновщина, - сказал начальник оперативного отдела. - Ненужный и неоправданный риск. Как вы будете брать Кес-коннена где-нибудь посреди болота? Думаете, они ходят в одиночку? Конечно, нет. Идут несколько дюжих мужичков, и, наверно, вооруженных. Поступим иначе. Возьмем все осиное гнездо в субботу, сразу после того, как вы туда явитесь.
Ликвидация гнезда контрабандистов дала неожиданные результаты. У Кесконнена было обнаружено неотправленное письмо, написанное шифром, а возле его дома, в кустах, задержали военнослужащего, одного из военспецов с форта № 4, некоего Смирнова.
Кесконнен давал показания неохотно, сдавал свои позиции шаг за шагом. И только когда ему дали прочесть расшифрованное письмо, старик перепугался. Нет, упаси бог, в такие дела он не стал бы путаться, к политике он не желает иметь отношения. Перевести одного, другого через границу - это можно, это честный заработок. А ссориться с военными властями - никогда!
- Много ли вы передавали таких писем? - задал вопрос следователь.
Старик начал перечислять по пальцам.
- В мае... в июне, два письма. В июле - три, в августе три! или четыре, точно не помню. Получал я их от Смирнова, а в первом! же финском селении сдавал на почту. I - Кому были адресованы эти письма? I Кесконнен облизнул пересохшие губы: - Териоки, яхт-клуб, начальнику клуба...
Изобличенный под тяжестью улик, Смирнов отпирался недолго. Да, катера ходили мимо форта № 4, его каждый раз предупреждали через Кесконнена. Он менялся с другими командирами, чтобы быть на посту и отвлекать внимание часовых.
- Как вам это удавалось? Смирнов пожал плечами.
- Каждый раз по-разному. Однажды раздобыл самогону, угостил всю вахту и часового в том числе. В другой раз затеяли картежную игру в каземате. В третий раз рассказывали анекдоты, смеялись, шумели...
Записи в вахтенном журнале совпадали с записями дежурных поста на Лисьем Носу. На Лисьем Носу всегда слышали шум мотора в те часы, когда на форту дежурил Смирнов. И агенты Чека, словно направленные на форт в качестве рядовых военморов, без труда выяснили, что Смирнов систематически разлагал дисциплину, сумев снискать себе репутацию рубахи-парня.
Смирнов сознался, что передал через Кесконнена условные сигналы позывных, и поэтому катера могли правильно ответить на запросы береговых постов и дежурного эсминца "Гавриил".
Выяснилась еще одна существенная подробность. Смирнов, ярый монархист по убеждениям, охотно примкнувший к заговору, получал все инструкции по телефону.
- Как так? Прямо по телефону? - удивился Вышеславцев. - И никто не подслушал? ' Смирнов кивнул.
- На форты проложено несколько телефонных и телеграфных линий на случай повреждений. Телеграфом теперь не пользуются, а вот одну из запасных телефонных линий использовали для тайных переговоров.
Смирнов не лгал. Линию обнаружили, нашли и запасной телефонный аппарат. Он стоял в самом нижнем помещении форта, в пустом снарядном погребе. Телефон висел давно, еще с царского времени, был внесен в инвентарные книги, и никому не приходило в голову, что этой запасной линией пользуются. В тот же день, когда сотрудники Чека заявились в коммутаторную кронштадтского узла связи, начальник этой станции, бывший штабс-капитан царской службы, под каким-то предлогом на минуту вышел из комнаты и тут же в коридоре застрелился.
Опытные инженеры-связисты стали проверять всю сеть, и вскоре обнаружилось, что кроме той линии, к которой был подключен Смирнов, действует еще одна линия связи в дальний конец острова, к батарее на Толбухинской косе. Таким образом, прояснилась загадка убийства старика мастера, Якова Захаровича. Был найден и убийца. Им оказался бывший кондуктор флота (то есть старший унтер-офицер) Песков.
Даже арестованный, находясь в заключении, он сохранил внешность образцового служаки. Отвечая на вопросы следователя, он буквально "ел его глазами", как положено было по старому уставу. И отвечал уставным: "так точно", "не могу знать", "как прикажете".