В 1997 году был опубликован замечательный документ — своего рода "символ веры" аборигенов Квинсленда; его выработала группа наиболее уважаемых их представителей.189 Документ, по словам его составителей, ставит своей целью примирение самобытной духовности аборигенов с их христианской верой. Его авторы рассматривают традиционную религию своего народа как равноценную христианству; они видят в ней веру в единого Создателя, который с незапамятных времен был известен всем племенам под разными именами. Змея-радугу они признают универсальным символом религии аборигенов. Воплотившись в личности Иисуса Христа, Создатель принял облик простого аборигена и поселился среди них как Иисус-абориген.
Перед нами — яркое свидетельство нового религиозного сознания. Хотелось бы отметить, что главная его идея совпадает с моей концепцией. Я тоже утверждаю, что собирательный образ Высшего существа, Создателя, выступающего под разными именами, принадлежит к древнейшим явлениям культуры аборигенов. Я вижу в этом свидетельство возникновения и становления образа единого Бога во всей сложности и противоречивости этого процесса (подробнее об этом см. гл. 6). Это было одним из теоретических постулатов, позволивших мне сближать сакральное искусство аборигенов и русскую иконопись.
Образ Иисуса-аборигена не случаен, он имеет предшественников. Так, в начале 1960-х годов среди аборигенов Западной Австралии распространился странствующий культ; в центре его стоял пророк по имени Джинимин (Иисус). Он провозглашал равенство белых и черных и предсказывал, что земля будет снова принадлежать аборигенам.190 Культ Джинимина-Иисуса был связан с верой в осуществление идеала справедливости. В то же время он отразил стремление аборигенов к утверждению духовных ценностей традиционной культуры, и в этом он перекликается с документом, о котором мы только что говорили.
Другое свидетельство синкретического религиозного сознания, — на этот раз из Кимберли, — предлагает нам книга, написанная при участии представителя одного из местных племен, Дэвида Мовалъярлаи.191 Его рассказ особенно интересен для нас потому, что пришел из страны Ванджина. Мир Ванджина по-прежнему живет в сознании его соплеменников, он часть их живой культуры, и они не забывают в нужное время года обновить Ванджина свежими красками, чтобы предотвратить засуху. В то же время люди эти — христиане, и их христианство причудливо переплетается с их древней религией. Так, Мовалъярлаи рассказывает, что его дух во сне летал в Святую землю, видел там Иисуса, и этот сон "изменил его жизнь". Его сны и видения, если бы они не были наполнены библейскими реалиями, напоминали бы полеты во сне шамана, и это заставляет нас вспомнить полеты во сне другого аборигена-христианина, о котором рассказывал Т.Суэйн (см. гл. 19). Но самое любопытное в рассказах Дэвида Мовалъярлаи — его слова о том, что "все Ванджина — это сам Создатель. Он обнаруживает себя в любом Ванджина. Он — Бог".192 Представление о высшем существе, Создателе, могло возникнуть и без влияния христианства — оно бытовало на юго-востоке и в других частях континента задолго до появления миссионеров. В целом, однако, система идей Дэвида Мовалъярлаи сложилась под несомненным воздействием христианства, но из традиционного материала. Теология Мовалъярлаи в чем-то главном напоминает "Теологию Змея-радуги" аборигенов Квинсленда. Отметим, кстати, что в обеих теологиях змей играет важную роль в создании мира и человека. Обе теологии — явления одного порядка, явления типологически однородные. Они помогают нам понять, что происходило в сходной ситуации и в других частях света — в том числе на Руси в эпоху распространения христианства.
Мысль о значении традиционной духовности аборигенов в возрождении современной цивилизации все заметнее овладевает умами. Об этом пишет, например, Дэвид Тэйси.193 Вслед за К.Юнгом он говорит о том, что священное по-прежнему занимает автономное место в душе современного человека, что оно находится в самой сердцевине его духовной структуры. Человек всегда останется homo religiosus. Сакральный опыт аборигенов все глубже проникает в сознание современного общества, — утверждает Тэйси. — Сознание евро-австралийцев нуждается в духовной революции, и Австралия становится идеальным местом для рождения нового Времени сновидений.194
Авторы другой книги высказывают мысль о том, что современная живопись аборигенов на христианскую тематику — один из путей разрешения все углубляющегося противоречия между священным и современной профанной цивилизацией. Этой живописи принадлежит, следовательно, важная роль в жизни, в сознании современного общества.195
Сакральность аборигенов не только не испытывает упадка — напротив, она все более утверждается в жизни современной Австралии, — говорит антрополог Кен Мэддок.196 Эту мысль продолжает Макс Чарлсворс: "У меня ощущение, что в начале следующего тысячелетия произойдет вспышка творческого религиозного сознания, и древняя Австралия окажется в эпицентре этого процесса".197
Основой этого религиозного возрождения станет, быть может, обогащенная христианством традиционная духовность аборигенов.
Rainbow Spirit Theology. By the Rainbow Spirit Elders. Blackburn, 1997.
H.Petri, G.Petri-Odermann. Nativismus und Millenarismus im gegenwärtigen Australien. — Festschrift für A.E.Jensen. München, 1964.
D.Mowaljarlai, J.Malnic. Yorro Yorro: Spirit of the Kimberley. Broom, 1993.
Ibid., p.63.
D.J.Tacey. Edge of the Sacred: Transformation in Australia. North Blackburn, 1995.
Ibid., pp.1, 133, 159.
K.Gelder and J.M.Jacobs. Uncanny Australia: Sacredness and Identity in a Postcolonial Nation. Carlton, 1998.
K.Maddock. Metamorphosing the Sacred in Australia. — Australian Journal of Anthropology, vol. 2, 1991, p. 213–232.
M.Charlesworth. 2000 A.D.: Terra Australis and the Holy Spirit. — H.Daniel (ed.). Millennium. Melbourne, 1991, p.287.