Вероятно, самое оригинальное описание такого водораздела в развитии самосознания сделано не психологом, а профессором литературы и этаким интеллектуальным возмутителем спокойствия - покойным Маршаллом Маклуэном. После выхода в свет «Gutenberg Galaxy» в 1962 году и особенно «Understanding Media» в 1964 году Маршалл Маклуэн ворвался на мировую сцену как никто до и после него. Маклуэн стал звездой средств массовой информации, и его постигла судьба всех звезд — серьезная публика его не приняла. В конце концов, что это за важная птица, к которой прислушивается столько людей? Правда, несмотря на рекламную шумиху вокруг Маклуэна, надо признать, что некоторые из его идей отличались удивительной оригинальностью, и эти идеи представляют для нас интерес.
Короче говоря, Маклуэн утверждал, что изобретение Гутенбергом подвижных литер в XV веке повлекло за собой изменение самого сознания. Перед тем как появились и стали доступны книги, миром правил звук, затем скипетр власти захватило зрение. Маклуэн первым понял, насколько велико различие между этими двумя мирами. Мир звука не локализован — он вокруг нас. Звуки поступают «отсюда», или «оттуда», или отовсюду. Каждый звук важен сам по себе. Маклуэн считал, что первые слова отражали природу, имитировали ее. Каждое слово было живым само по себе, каждое слово было магическим.
В таком мире мы едва ли сможем развить в Себе сильное чувство «самости» в противопоставление определенному «другому». Люди слышащие скорее всего будут жить в мире «мистического участия» (participation mystique) в окружающей среде. Термин «мистическое участие» был введен антропологом Люсьеном Леви-Брюлем и широко использовался Юнгом. Этот Термин описывает состояние сознания, которое, как полагали оба исследователя, характерно для «примитивных» людей. В этом состоянии наши мысли и чувства находятся как бы вне нас, подобно звукам физического мира. Хотя мир наполнен смыслом, истинного сознания нет, так как все сливается со всем.
Чем ограниченнее поле сознания человека, тем многочисленнее психические содержательные элементы (образы), которые посещают его в виде как бы внешних явлений. Они могут иметь образ духов или магических сил, проецируемых на живых людей (маги, ведьмы и т. д.)... (когда это происходит, начинают говорить даже деревья и камни)...
К. Юнг
В эпоху массовой грамотности зрение стало преобладающей функцией, а чтение - самым мощным умением. Книги состоят из слов, слова из букв. Мозг должен обработать буквы, чтобы составить слова, а затем слова, чтобы составить предложения, и предложения, чтобы сформировать идеи. Поскольку буквы можно расположить различными способами для составления слов, мы рассматриваем слова как взаимозаменяемые блоки, из которых складывается сообщение. Слова теряют таинственность. Через какой-то промежуток времени ум начинает работать в линейном режиме. Он структурирует реальность в последовательные информационные куски, подобно буквам в слове и словам на странице. Мы начинаем представлять себе реальность как последовательность причины и следствия, где каждое следствие является причиной другого следствия. Мир перестает быть живым, он превращается в машину.
Как ни парадоксально, но эта дегуманизация связана с сознанием. Мы начинаем понимать, что наша личность отделена от всех «вещей» вне нас. До тех пор пока люди слышащие связаны с окружающим их миром через «мистическое участие», они — одно целое с громом и молнией, с убитым ими бизоном или с овцами, которых они пасут. Когда мир начинает восприниматься как состоящий из различных «вещей», может сформироваться «я», не являющееся ни одним из этих вещей.
Мир вокруг нас (и внутри нас) непрерывен. В реальности нет границ, за исключением тех, что созданы сознанием. Гора — это только гора, поскольку мы решили отделить ее от ее окружения. Животное — это только отдельное существо, поскольку мы его так для себя определили. Если бы наше зрение было гораздо более точным, мы бы определили каждую клетку кожи как отдельную сущность. Или если бы мы «видели» реальность как нечто выделяющее теплоту, мы могли бы определять части животного как целые сущности или, возможно, стадо животных как целое. Сознание представляет собой подвижную конструкцию, которая в значительной степени определяется нашей жизнью, а именно жизнью существ, наделенных органами чувств с определенными сенсорными ограничениями.
Сознание делит целостность мира на маленькие куски такого размера, который позволяет нашему относительно примитивному мозгу их ассимилировать. Но то, что появляется в сознании, должно начинаться как зачаточное изображение в бессознательном, медленно проявляющееся в сознании. Представьте себе сознание (в самом широком смысле этого слова) как свет и кинопроекторе. То, что появляется на экране как движущееся изображение, на самом деле серия отдельных снимков. Движение, которое мы наблюдаем на экране - всего тишь результат наших сенсорных ограничений, т. е. если интервал между кадрами достаточно короток, наш мозг воспринимает две последовательные сцены как непрерывные, а любые различия между двумя сценами интерпретирует как движение. Сознание - это свет (вот где тайна, не так ли?), который проецирует снимки реальности, где каждый сам по себе статичен. Эти снимки проходят через наш мозг настолько быстро, что производят иллюзию движения и непрерывности. Естественно, что осознание своего «я» началось не в XV веке. Какая-то степень самосознания была у нас всегда. Однако Маклуэн обозначил в человеческой истории водораздел, точку, в которой образовалось массовое сознание, и он связывает ее со зрением. Как мы уже видели, неокортекс, наиболее развитый из трех типов мозга в модели Маклина, можно справедливо назвать зрительным мозгом, настолько сильно он связан со зрением. И этот самый недавний по времени мозг появился три миллиона лет назад!
По мере того как человечество становилось все более зависимым от зрения, какая-то степень сознания (в юнговском определении этого слова) неизбежно должна была появиться. И, несомненно, оно совершило количественный скачок у тех, кто был грамотен. Однако до изобретения подвижных литер сознанием обладало счастливое меньшинство; большая часть мужчин и женщин жили бессознательно, как и животные. В момент появления подвижных литер сознание, очевидно, было готово к новому скачку, и эти литеры стали удобным инструментом эволюции.
Целостность памяти
То, что Фрейд называл просто бессознательным, Юнг называет личным бессознательным (в отличие от коллективного бессознательного). Личное бессознательное достаточно значимо само по себе. Оно, по-видимому, включает в себя все впечатления нашей жизни независимо от того, попадали они в наше сознание или нет. Например, в настоящий момент я набираю слова на компьютере. Знаю, что эти слова появляются на м «ниторе. Обычно когда я пишу, это практически все, что воспринимаю. Мне не слышно гудения вентилятора в компьютере (а оно достаточно громкое). Мне не слышно более тихого жужжания кондиционера где-то в отдалении. Я не отдаю себе отчета в том, как чувствует себя мое тело на стуле (до тех пор пока все оно не начинает болеть от долгого сидения). Я не вижу книги справа и слева от монитора или книжную стенку позади него. Словом, не испытываю большую часть из тех ощущений, которые меня постоянно одолевают.
Между тем все другие ощущения - звуки, запахи, изменения температуры - отмечаются моим телом и, по всей вероятности, все они каким-то образом регистрируются. Психолог и гипнотерапевт Эрнест Лоуренс Росси подвел итог целому ряду различных исследований, которые убедительно свидетельствовали в пользу того, что наши воспоминания «зависят от состояния». Таким образом, мы не помним небольшие изолированные куски информации, мы запоминаем ту обстановку, в которой имело место какое-либо событие. Поэтому очень трудно запомнить событие в совершенно ином физическом окружении. Однако возвратив тело и воображение в состояние, сходное с тем, в котором они находились, когда впервые произошло некое событие, мы, как правило, можем восстановить его, как если бы оно происходило с нами сию минуту.
Роланд Фишер, профессор экспериментальной психологии в медицинском колледже университета штата Огайо, в качестве примера приводив миллионера из чаплинского фильма «Огни большого города». В пьяном состоянии миллионер обожал маленького бродягу, который спас ему жизнь; протрезвев, он не мог его вспомнить.
М. Фергюсон
Как нам удается записать всю эту информацию, другой вопрос. В 40 е годы нейрофизиолог Карл Лэщли тщетно пытался найти «энграммы» — локализованные участки памяти. Он учил крыс какому-нибудь новому трюку, а затем удалял у них части мозга. Лэшли предполагал, что если уничтожить ту часть мозга, в которой находилась память, крысы не смогут больше выполнять этот трюк. Ему удалось уничтожить до 80/о мозга, но на способности крыс выполнять трюки это не сказалось.
Его молодой коллега Карл Прибрам натолкнулся на возможный ответ несколькими годами позднее: он утверждал, что память записывается по всему мозгу аналогично тому, как голограмма1 записывает трехмерное изображение на всем протяжении пленки.
Прибрам считает, что воспоминания о событиях распределяются по нашему мозгу аналогичным образом и мозг записывает событие во всей его целостности, т. е. весь комплекс ощущений, испытываемых нами в определенный момент времени.
Я не собираюсь отрицать специализацию мозга. В коре головного мозга определенно есть участки, специализирующиеся в зрении, слухе и т. д. Но если разрушить участки, отвечающие за зрение, память об умении видеть все равно остается; задачи, прежде выполнявшиеся участком-специалистом, передаются другим частям мозга. Вначале они могут быть не такими эффективными, как их предшественники, но по мере развития специализации будут совершенствоваться. Это все равно, что оторвать хвост ящерице — она отрастит новый.
Мы способны на это, поскольку не записываем отдельных образов и звуков. Вместо этого фиксируем в совокупности все, что происходит в данный момент. По-видимому, мозг регистрирует все и делает это непрерывно. Если какие-то участки мозга лучше справляются со зрительными стимулами, то позже эти участки будут гораздо более эффективно управлять зрительной памятью. Но это не значит, что «зрительные» части мозга не будут сохранять связанное с событием, визуальным или невизуальным. Более того, другие части мозга также зарегистрируют событие, в том числе и его визуальные компоненты. И, разумеется, событие можно определить просто как временной отрезок.
Мы еще не вполне четко понимаем этот процесс, однако нейрофизиология быстро прогрессирует. Возможно, в моих комментариях допущены некоторые преувеличения, но они наверняка более соответствуют реальной ситуации, чем любые из описаний памяти, которые мы изучали в школе.
Некоторые психологи пытались определить различие между преднамеренным вспоминанием и распознаванием. В одном эксперименте испытуемым пять раз давали список из ста слов. Когда их просили вспомнить слова из списка, они были в состоянии воспроизвести только 30% из них. Когда же их просили распознать эти сто слов, смешанных с сотней не связанных с ними слов, результат на 96% был правильным. Возможно, что в более подходящих экспериментальных условиях испытуемые смогли бы добиться и более высокого результата, даже стопроцентного.
...Было также продемонстрировано, что зрительная память в значительной мере превосходит вербальную. Из десяти тысяч изображений, предложенных испытуемым, они распознали 99,6%. Как сказал один исследователь: «Распознавание изображений совершенно по своей сути.
П. Рассел
Как будет видно в дальнейшем, разум не ограничивается мозгом. Представляется маловероятным, что коллективное бессознательное каким-то образом хранится в мозге каждого индивида. Гораздо вероятнее, что мозг по большей части является средством коммуникации, а не запоминающим устройством.
Мозг как телевизионный приемник
Биолог Руперт Шелдрейк приводит прекрасную аналогию между воспоминаниями в мозге и телевизионными программами. Представьте, что впервые смотрите телепередачу, не имея никакого представления о телевидении. Если вы находитесь на самом примитивном уровне, то можете подумать, что внутри телевизора действительно находятся маленькие человечки. Осмотрев телевизор, очень просто отказаться от такого объяснения. Вам станет ясно, что внутри приемника много всевозможных деталей. Будучи воспитаны на чудесах современной науки, вы, возможно, решите, что оборудование внутри приемника создает изображение и звук. Добившись с помощью регулятора изменения изображения и звука, вам, вероятно, удастся утвердиться в своем мнении. Если же извлечете из телевизора кинескоп и изображение пропадет, то, очевидно, почувствуете, что абсолютно правы.
Предположим, кто-то объяснил вам принцип работы телевизора — звук и изображение поступают из отдаленного места и переносятся невидимыми волнами, которые могут каким-то образом создаваться в этом отдаленном месте, приниматься вашим телевизором и преобразовываться в звук и изображение. Возможно, такое объяснение покажется вам смешным. По меньшей мере, это противоречит принципу Оккама (лучшее объяснение всегда самое простое), т. е. намного проще понять, что изображение и звук создаются в телевизионном приемнике, чем вообразить себе невидимые волны.
Однако вы можете изменить свою точку зрения, если вам расскажут кое что еще про телевизоры. Во-первых, вам могут сказать, что у миллионов других людей такие же телевизоры, как и у вас, и каждый из них способен выполнять те же функции, что и ваш телевизор. Вам это, наверное, покажется интересным, но не поколеблет вашей аргументации. В конце концов, каждый из этих приемников, несомненно, изготовлен для того, чтобы создавать эти прекрасные картинки и озвучивать их. Но как объяснить, что каждый из миллионов телевизоров может одновременно принимать одну и ту же программу?
Сомнения могут закончиться, если канал вашего телевизора настроен на программу новостей, где журналист рассказывает о событии, которое происходит одновременно с его комментариями. Если вы затем узнаете, что каждый телевизор способен показывать одно и то же событие в одно и то же время, то, по-видимому, наиболее склонитесь к тому, что телевизор — это не запоминающее устройство, а приемник информации, передаваемой невидимыми волнами.
Итак, коллективное бессознательное содержит информацию, доступную для любого человека в любое время. Оно не имеет пределов во времени и пространстве, т. е. получает доступ к информации, которая была записана в памяти примитивных людей, или же к информации о событиях, которые еще не имели места в вашей жизни. Боюсь, что коллективное бессознательное не очень хорошо вписывается в мозг индивида.
Динамика сознания
Возвратимся к личному бессознательному. Рассмотрим чтение. В какой-то период вашей жизни вам нужно было выучить алфавит. В школе учитель указывал на отдельные буквы и называл их вслух. Вы с одноклассниками снова и снова повторяли буквы. Затем переписывали каждую букву в тетрадь и делали это до тех пор, пока четко не запоминали, как выглядит буква «А» и чем она отличается от других букв. Затем учились складывать из букв слова. Вы медленно прочитывали по слогам незнакомое слово до тех нор, пока нам не удавалось произнести его целиком. Если вы уже знали это слово, задача была выполнена, если нет - вам приходилось выяснять, что оно означает.
Приобретя определенные навыки в чтении, вы можете уже мгновенно узнавать целые слова и вам не нужно разбирать слово по буквам, чтобы его прочитать. Для большинства быстрое распознавание сделало процесс чтения удовольствием, а не нудным занятием. Мы стали читателями. Некоторые так и не научились быстрому распознаванию, но в любом случае всем нам пришлось затратить много времени и усилий, чтобы освоить чтение.
Научившись читать, вы, возможно, провели много времени за этим занятием. Я не знакомился со статистикой, но думаю, что широко образованные люди больше половины своего активного времени тратят на чтение. Однако какая часть этого времени тратится при участии сознания? Я бы сказал — небольшая. Быстро читающие люди не отдают себе отчета в чередовании слов. Слова попадают в сферу бессознательного прямо из книги без вмешательства сознания!
Я намеренно выбрал противоречивый пример, чтобы подчеркнуть этот момент. Вы можете сказать, что читаете осознанно, но большую часть времени это происходит на низком уровне сознания. Мне будет трудно возразить вам. А как насчет вождения автомобиля? Чтобы научиться водить, как и научиться читать, необходимо затратить много времени и усилий. Для многих в западном мире это необходимое умение. Мы просто обязаны уметь это делать. Допустив ошибки при езде, мы можем убить себя и других. Так все же сколько осознанного внимания мы уделяем вождению? Когда я еду по хорошо известной мне дороге, то обращаю внимание на мириады других вещей, будучи уверен, что какая-то часть моего сознания позаботится о вождении. Вам когда-нибудь приходилось проскакивать мимо нужной развилки на скоростной автостраде или использовать старый маршрут, когда нужно было ехать совсем в другое место? Если вы вели машину осознанно, то как это могло произойти? Если нет, то кто же тогда управлял автомобилем?
Итак, когда мы читаем или управляем автомобилем, насколько это делается осознанно? Ясно, что взаимосвязь между сознательным и бессознательным представляет собой сложный динамический процесс, который не дает быстрого ответа на поставленный вопрос.
Архетип и комплекс
Юнг наблюдал и описывал именно эту динамическую зависимость между сознательным и бессознательным. Работая врачом в психиатрической клинике в Бургхольцли (Швейцария), Юнг проводил эксперименты по вербальным ассоциациям, в которых отмечал реакцию пациента на слово-стимул и измерял время ной реакции. Проанализировав результаты, он обнаружил, что самые длительные периоды реакции группировались вокруг предметов, имеющих для пациента эмоциональную значимость. Например, если у пациента были трудности в общении с отцом, самые медленные реакции, как правило, были связаны у него с упоминанием об отце. Это не значит, что слова-стимулы должны были иметь прямое отношение к понятию «отец»; просто они ассоциировались с отцом в сознании пациента. В нашем примере слово «молоко» многие будут ассоциировать с матерью, а не с отцом. Однако если пациент когда-либо проливал молоко и получил замечание от отца, тогда оно может стать словом-стимулом.
Группы эмоционально заряженных понятий Юнг называл комплексами. Как упоминалось ранее, понятие комплекса очень понравилось Фрейду и стало одной из первопричин его интереса к Юнгу. Фрейд выдвинул теорию, по которой все комплексы вращаются вокруг сексуально значимых событий на ранней стадии человеческой жизни. Он считал, что с помощью психоанализа в сознание можно поочередно вводить личные ассоциации. В итоге цепочка ассоциаций приведет назад к сексуально заряженному событию из детства. Как только пациент раскроет первоначальное событие, лежащее в основе комплекса, от комплекса ничего не останется и пациент будет исцелен. С точки зрения логики, это стройная теория, но, к сожалению, не соответствует фактам.
Исследуя комплексы своих пациентов, Юнг обнаружил нечто совершенно иное. Обнаружение у пациента всех его личных ассоциаций не приводило к автоматическому выздоровлению. Кроме того, в основе комплекса не всегда (и даже не часто) лежит некое первоначальное событие. Юнг установил, что после того как все личное осознается, остается еще некая сердцевина, обладающая невероятно мощной эмоциональной энергией. Вместо того чтобы исчезнуть, энергия увеличивается. Что может сформировать такую сердцевину? Почему у нее такая энергия?
Создавалось впечатление, что внутри комплекса должно существовать какое-то внеличное ядро. При обсуждении концепции Пола Мак-лина о триедином мозге мы видим, что в самой своей структуре наш мозг содержит в себе эволюционную историю и древняя структура все еще управляет значительной частью нашего существования, которое рассматривается как осознанное. Чтобы это стало возможным, данные структуры должны быть высокоорганизованными для обеспечения к ним доступа. если наше эволюционное прошлое хранится внутри нас (или по крайней мере доступно, как если бы оно хранилось внутри нас), то они могут проявиться в пашей жизни только двумя способами:
1) через наши поведенческие действия во внешнем мире — то, что мы обычно называем инстинктом;
2) через образы в нашем внутреннем мире — что Юнг первоначально называл изначальными представлениями, а позднее архетипами (в переводе с греческого «первичный отпечаток»).
...Есть основания предполагать, что архетипы — это бессознательные образы самих инстинктов или, другими словами, они являются моделями инстинктивного поведения... Поэтому гипотеза о коллективном бессознательном является не более смелой, чем предположение о существовании инстинктов,.. Вопрос в следующем: существуют или нет бессознательные универсальные формы такого рода? Если да. то в душе имеется область, которую можно назвать коллективным бессознательным.
К. Юнг
Как можно видеть на комментариев Юнга, он стал использовать термин «архетип» для обозначения бесформенной структуры, которая находится в основании как инстинктивного поведения, так и изначальных представлений. Например, в центре отцовского комплекса расположен отцовский архетип. У конкретного пациента отцовский комплекс собирает вокруг себя образы и поведенческие модели отца, имеющиеся в опыте и впечатлениях пациента. По мере дальнейшего проникновения в комплекс обнаруженные образы и поведенческие модели приобретают менее личностный характер и в большей степени погружаются в культурное наследие пациента, независимо от того, знает он об этих образах и поведении по личному опыту или нет.
К сожалению, чудесное слово «архетип» воспринимается современными учеными как слишком философское и литературное; оно ассоциируется с идеальными платоновскими образами и прочими запретными темами. Разумеется, Юнг выбрал «архетип» именно по этой причине, понимая, что задолго до возникновения науки наши великие мыслители были способны заглядывать под покровы физической реальности. Мне хотелось бы вместо «архетипа» использовать другой термин ~ «когнитивный инвариант». Звучит он несколько неуклюже, но для современной науки может оказаться более приемлемым и доступным для понимания. «Когнитивный» - относящийся к процессу познания или восприятия, «инвариант» — постоянный, неизменный; следовательно, речь идет о постоянных, которые частично определяют наше знание о реальном мире.
В настоящее время проводится масса исследований, охватывающих самые различные области знания, которые объединяются общим термином «когнитивная наука». Говард Гарднер в своей книге «Новая наука разума» («The Mind's New Science») упоминает когнитивную науку: «...Основанные на опыте попытки современной науки ответить на давние эпистемологические вопросы, особенно те, что связаны с природой знания, его компонентами, источниками, развитием и расширением».