Первоначально ограниченность этой схемы ощущалась лишь там, где возникали проблемы изучения сложных природных образований, их эволюции, их саморазвития, где ставился вопрос об историчности картины, отображающей взаимосвязь природных процессов. В ходе осознания этой проблемы формируется вопрос о культурных предпосылках создания такой картины, об учете социальных условий и деятельности человека при формировании научного познания и его стандартов.
В конце XIX - начале XX столетия благодаря в основном физическим открытиям и теориям (открытие элементарных частиц, теория относительности, квантовая механика) выявилась непродуктивность отождествления объекта и вещи, реальности мира и вещей. Мир объектов оказывается неизмеримо богаче мира телесного и вещественного. В сфере научного исследования фиксируются пульсирующие, волнообразные, исчезающие и возникающие - прямо не воспроизводимые и не наблюдаемые - объекты. Для их обнаружения, "взвешивания", понимания требуются новые экспериментальные инструменты, принципиально новое логическое и философское "обеспечение".
Итак, возникает проблема внешних, искусственных "органов" познавательной деятельности человека. Ее постановка указывает и на возможность культурно-исторического истолкования основных форм познавательной деятельности, на их зависимость от изменения характера социальных связей, способов обособления и самоутверждения человеческих индивидов.
В начале XX в. наука продемонстрировала обществу образцы преодоления инертности человеческого сознания, форм познавательной деятельности. Но самые перспективные изменения стилистики мышления так и остались бы делом внутринаучным, если бы в сфере вненаучной, практической не произошли сдвиги, потребовавшие преодолеть типичные для конца XIX - начала XX в. шаблоны организационно-экономической деятельности. Потребовалось значительное время, чтобы в обществе могла возникнуть среда для "обитания" новых познавательных и организационных форм науки. Общество как бы напоминало науке об ее принадлежности к культуре, ее традициям и проблемам. Но оно тем самым и признавало, что характер практических изменений может быть подсказан трансформацией научных стандартов и форм построения познавательной деятельности.
3. Обновление знания н проблема личности
Если определить индустрию как механизм взаимодействия человека и природы, то можно сказать, что в XX в. - и со стороны человека, и со стороны природы - механизм этот стал испытывать сдавливающее напряжение, близкое к критическому. Тенденция к интенсификации человеческой деятельности, с одной стороны, и необходимость осваивать сложные природные системы - с другой, требовали серьезной переналадки "машины" общественного производства.
Остановимся вначале на "человеческих" стимулах этой переналадки.
Экономика предъявила промышленности новые требования: а) не просто тратить мышечную и психическую энергию людей, но включать и реализовывать (в некоторых случаях - развивать) личностные их ресурсы; б) постоянно модернизировать техническое оснащение, делать его все более наукоемким.
Индустрия гигантских предприятий-комбинатов достигала своего предела; дальнейшее укрупнение не имело смысла, ибо становилось нерентабельным.
Экономические преимущества получали предприятия, способные к быстрому усвоению научно-технического прогресса, к трансформации технических линий и организационных связей, к быстрому реагированию на потребности рынка. В принципе это означало: будущее за теми системами, которые обладают более развитыми в профессиональном научном и общекультурном смысле работниками. Именно такие люди в состоянии перестраивать производство в соответствии с научно-техническими возможностями, а не "загонять" науку в привычные технические, организационные и поведенческие структуры.
Наука становится прозводительной силой не сама по себе, но только преломляясь через личность работника; в этом смысле она не бывает и не может быть "непосредственной" производительной силой. Внедрение науки в производство меняет стандартные соотношения живой и овеществленной, личной и обезличенной, творческой и нетворческой деятельности.
Наука требует от производства создать организационную и техническую среду деятельности людей, соответствующую интенсивной реализации их способностей, "умножению", а не только сложению их сил, как это было (и есть) при относительно простых формах кооперации, основанных на принципе совместного труда.
Поскольку наука "встраивается" в социально-экономические и организационно-технические взаимодействия, она все более определенно выступает против машинизированной социальности, механически - по принципу "рычага" - действующих социальных связей. Она стимулирует преобразование системы жестких взаимодействий между людьми в систему отношений, где самостоятельные субъекты связывают и уравновешивают различные интересы через общие нормы и ценности. Но, чтобы создать реальные предпосылки для решения этой задачи, науке еще самой надо преодолеть стереотипы индустриализации, переосмыслить свои деятельные и организационные формы.
Противоестественность организации науки по формам массового производства проявляется более всего тогда, когда внешние социальные функции науки - например ее вписанность в экономическую систему и зависимость от нее - приходят в противоречие с ее основной социальной функцией: постановкой и решением практических и духовных проблем жизни людей.
Движение познания за рамками совместного труда - с его более или менее жесткими операциональными расчленениями деятельности - до сих пор учитывалось и описывалось явно недостаточно, между тем за гранью совместности существовали и существуют формы деятельности и общения, эффективно использующие и стимулирующие личностные ресурсы исследователей. Это, в частности, - "невидимые колледжи", неформальные объединения ученых, многократно повышающие действенность научных контактов, а главное концентрирующие познавательные интересы вокруг актуальных проблем и перспективных направлений познания.
Важно подчеркнуть, гуманитарное "измерение" познавательных усилий ученого задано потребностью общества в эффективной работе науки. Иначе говоря, социальный заказ на углубленное понимание личности исследователя (и ее роли) идет "со стороны" объекта, со стороны тех усложняющихся проблем, которые общество ставит и не может решить. Дело здесь не только в акценте на личность ученого, ибо, по сути, открывается его роль в преобразовании организационных и познавательных стандартов соответственно более конкретному и содержательному пониманию объекта.
Стоит подчеркнуть: для нового типа объектов характерны сложность, системность, самобытность; они не укладываются в стандартные познавательные формы. Выявление объективного содержания предмета познания сближается с его конкретным пониманием, т.е. с выработкой его конкретного понимания. Теперь это относится не только к познанию социального бытия, но и к познанию природы.
Наука "подвела" человека к обрыву, показала глубины и неисчерпаемость процессов, которые мы называем именем "природа". Ныне люди уже не убеждены в простоте, прозрачности, гармоничной законосообразности этого мира. Все меньше оснований считать, что понимание природы в основном исчерпывается познанием законов, тогда как сфера жизни человека исторична, индивидуализирована, "заряжена" творческой активностью, игрой культурных значений и смыслов.
Сейчас, пожалуй, впервые человеческое познание обратилось к истории природы, к органике ее самодвижения, к самобытности ее индивидуализированных форм и их переплетений. Непредсказуемые и ненаблюдаемые объекты не укладываются в стандартные представления человеческого со-знания, т.е. ставят под вопрос само сознание, определяют его как культурную проблему.
Это не значит, что положен предел человеческому познанию, науке. Предел положен стандартам понимания природы и самого человека. Выявляется конкретная, культурно-историческая суть этих стандартов. Представление о машинообразности природы, о природе-часах вовсе не исчерпывает существа природного процесса: оно в большей степени отображает определенную стадию в истории и культуре общества, в развитии сил человека, в частности ту ступень, когда он стал делать машины и часы и через призму этих инструментов понимать мир.
Понимание культурно-исторической сути стандартов и инструментов науки создает предпосылки новой философии познания. Возникает возможность культурно-исторической трактовки "элементарных" познавательных форм индивидуального человека. Особенно интересным может оказаться сопоставление их с внешними "органами", т.е. с инструментами познания; их включение в реконструкцию исторически менявшихся форм общения и проблемных ситуаций, стимулировавших человеческие усилия.
Вопросы
1. Почему возникает вопрос о связи познания и жизни?
2. Каковы причины обособления познания от практики?
3. Как социальные взаимодействия обусловливают отделение знания от субъектов?
4. Как публичные формы - обмен, политика, театр, суд, - влияют на структуры знания?
5. Почему традиционное общество не заинтересовано в развитии науки?
6. Как связано индустриальное производство с оценками силы и полезности знания?
7. Какие стандарты развития науки влияют на развитие культуры?
8. Чем обусловлена деиндустриализация науки?
9. Как связаны постклассическая наука и интенсивная социальность?
Основная литература
1. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Вопр. философии. 1986. № 3.
2. Заблуждающийся разум. М., 1990.
3. Кун Т. Структура научных революций. М., 1975.
4. Лекторский В.А. Научное познание как феномен культуры // Культура, человек и картина мира. М., 1987.
5. Моисеев Н.Н. Современный рационализм. М., 1995. Гл.: 1, 2; 1, 3; 1, 4.
6. Мотрошилова Н.В. Наука // Общественное сознание и его формы. М., 1986.
7. Петров М.К. Социально-культурные основания развития современной науки. М., 1992.
8. Современная западная социология науки. М., 1988.
9. Степин B.C. Философская антропология и философия науки. М., 1992.
10. Современный философский словарь. Лондон, 1998; статьи: "Гносеология", "Истина", "Наука", "Познание", "Сциентизм" и "Асциентизм", "Эпистемы".
5. Мотрошилова Н. Проблема внутренней социальной детерминации познания // Философия и социология современной науки. М., 1992.
6. Прайс Д. Наука о науке // Наука о науке. М., 1966.
7. Пригожин И. Наука, цивилизация и демократия // Философия и социология науки и техники. М., 1989.
8. Социальная природа познания. М., 1979.
9. Филатов В.П. Научное познание и мир человека. М., 1989.
10. Холтон Д. Что такое "антинаука" // Вопр. философии. 1992.
Дополнительная литература