Но разве дело было только в бурях? Разве выход к Южной Африке после трехмесячного плавания в открытом океане не был сам по себе свидетельством преодоления опаснейших препятствий? Конечно, капитан-мор должен был пристать к африканским берегам несколько севернее мыса Доброй Надежды. Если бы он шел южнее, был риск не увидеть землю, пройти мимо нее, пропасть в безбрежных водах. Васко да Гама выказал мужество, умение использовать сведения предшественников, в том числе сведения о координатах. Без каких-либо видимых ориентиров, только с помощью карт, навигационных пособий и инструментов он проложил курс к южной оконечности Африки, чтобы обогнуть ее, следуя в Индию.
Надо думать, во время этого перехода сыграл свою роль запасной корабль с его съестными припасами и водой. В дальнейшем, когда припасы кончились, Васко да Гама счел исчерпанной задачу запасного корабля, который был уничтожен. Он помог экспедиции, но, по-видимому, эта помощь обошлась дорого, и ее можно было рассматривать как излишнюю роскошь. После первой экспедиции Васко да Гамы запасных кораблей в подобных плаваниях больше не было.
Юго-западная оконечность Африки, куда прибыл Васко да Гама, представляла собой прибрежную песчаную равнину с вечнозелеными кустарниками и мягким климатом, напоминавшим средиземноморский. Правда, в отличие от Средиземноморья времена года здесь были «перевернуты»: на европейское лето приходилась местная зима, а на весну — осень. Через три дня после того, как португальцы увидели землю, они достигли бухты Сент-Хелина, где можно было укрыться от западных и южных ветров. Равнину, опоясавшую бухту, пересекала полноводная река; вблизи берега начинались зеленые холмы, а за ними виднелись лесистые горы. Один из кормчих «Св. Гавриила», служивший в прошлом у Диаша, здесь бывал и видел готтентотов, которых встречали Кан и другие Моряки к югу от р. Кунене, в современной Намибии.
Васко да Гама использовал стоянку в Сент-Хелине для уборки на кораблях, починки парусов, пополнения запасов воды и топлива. Капитан-мор установил контакты с готтентотами, хотя тут не обошлось без кровопролития. Моряки силой доставили на борт «Св. Гавриила» одного готтентота, собиравшего дикий мед. Пленника накормили, одели и с миром отпустили. После этого в течение двух дней несколько десятков местных жителей подходили к берегу, выменивали свои товары — лисьи хвосты и красивые раковины на мелкие португальские монеты. Все кончилось ссорой; один из моряков, оставшийся на берегу в одиночестве, подвергся нападению. Васко да Гама с другими моряками бросился в лодку, подплыл к берегу и прикрыл попавшего в беду товарища. При этом готтентоты забросали португальцев дротиками, ранив капитан-мора и еще трех—четырех моряков.
Начав торговлю с готтентотами, португальцы, конечно, интересовались не только раковинами и лисьими хвостами. В бухте Сент-Хелина Васко да Гама показывал африканцам образцы золота, жемчуга, гвоздики, всего того, что желал приобрести. Готтентоты знаками дали понять, что ничего подобного не видели. Отрицательные ответы имели самые благие последствия, по крайней мере для них, если не для их потомков. Будь эти товары знакомы готтентотам, португальцы вряд ли оставили бы их в покое. Отрицательные ответы означали, что охотникам за золотом и т. д. здесь нечего делать. В дальнейшем, отдав много сил завоеваниям в бассейне Индийского океана, португальцы не стали участвовать в колонизации южной оконечности Африки, и там, у мыса Доброй Надежды, через полтора столетия после открытия пути в Индию смогли утвердиться голландцы.
В бухте Сент-Хелина Васко да Гама простоял неделю, после чего взял курс на юг. Переход был не менее тяжел, чем в Южной Атлантике, ввиду встречных ветров у мыса Доброй Надежды, а когда мыс был пройден, — ввиду частых бурь и сильного течения, сносившего корабли к западу. На ночь, опасаясь рифов, отходили от берега; с рассветом к нему возвращались. В конце концов, двигаясь на восток, в 200 милях от мыса Доброй Надежды нашли бухту (теперь Моссел), где встали еще на две недели, чтобы разгрузить запасной корабль, который затем был уничтожен.
На стоянке вновь установили контакты с готтентотами. На этот раз, чтобы не быть захваченными врасплох, капитан-мор запретил местным жителям подходить большими группами к морякам, а тем было велено постоянно держать при себе оружие. На европейские безделушки у готтентотов выменяли быка, браслеты из слоновой кости. 2 декабря на берегу собралось две сотни местных жителей, в том числе женщины и дети. Несколько готтентотов принесли музыкальные инструменты, которые европейцы приняли за флейты (это были распространенные в Южной Африке гора — струнно-духовые инструменты). Начались танцы под музыку, после чего Васко да Гама распорядился доставить с кораблей трубы, и под их звуки он сам и его матросы стали пританцовывать на своих лодках. На следующий день готтентоты возобновили веселье, но Васко да Гама счел, что танцев уже достаточно, тем более что он заметил подозрительное передвижение воинов в прибрежных зарослях. Чтобы их припугнуть, дали несколько холостых выстрелов из бомбард. Африканцы тут же ретировались, побросав инструменты и опахала из лисьих хвостов.
Общение с готтентотами позволило Велью набросать их первое краткое описание. О жителях бухты Сент-Хелина он сообщил, что их кожа темновата («басу» по-португальски и темноватая, и матовая). Судя по всему, речь шла о готтентотах, смешавшихся с бушменами. Они питались мясом тюленей, китов и газелей, занимались бортничеством, выкапывали коренья. Одевались в шкуры, вставляли в уши кусочки меди, были вооружены дротиками и палицами, к которым прикрепляли рог как наконечник. Далее на восток, в бухте Моссел, по словам Велью, у готтентотов был крупный и мелкий рогатый скот, на оседланных быках ездили верхом и перевозили грузы.[71]
Судя по Велью, одни готтентоты выглядели как охотники и собиратели, другие — как скотоводы; ни одна из этих двух групп не пользовалась железом. Археологи XX в. выяснили, что соседи готтентотов, земледельческие племена Натала, были знакомы с железом с X в. Если готтентоты времен Васко да Гамы, т. е. через пять веков, все еще не заимствовали у них этот металл, значит к тому не было стимулов. Очевидно, приход железного века требовал изменений в хозяйстве (и, может быть, в обществе), на которые времени требовалось больше, чем пять столетий. Что касается специализации одних племен на охоте, других — на скотоводстве, то здесь причиной были исторические обстоятельства. К югу от р. Оранжевой готтентоты были пришельцами, прибывшими из северных областей, которые расположены в современной Ботсване. На южной оконечности Африки ранее жили лишь бушмены, охотники и собиратели. Придя сюда, готтентоты ассимилировали бушменов и в чем-то сами ассимилировались: переняли занятия бушменов, охоту и собирательство. В других районах готтентоты стали преимущественно скотоводами.
Перед Васко да Гамой и его спутниками развернулась картина различных, сменявших друг друга в определенной последовательности цивилизаций. По мере продвижения на юг уровень цивилизаций понижался. Сами португальцы, выходцы из европейского мира, стояли на верхних ступенях лестницы. Далее шли прекрасно им известные арабы, за арабами — исламизированные суданцы, за теми — жители бассейна Конго. Переводчик, взятый Васко да Гамо для общения с банту, бывал в устье Конго. Он мог сообщить морякам, что «королевство Конго», лежавшее к югу от исламизированных стран, уступало Северной Африке и Судану по уровню цивилизации, но превосходило скотоводческие племена готтентотов. Португальцы, познакомившись с банту на Нижнем Конго, усмотрели в их строе государственную иерархию и стали титуловать их босоногих правителей, также как в Судане, принцами, графами и т. д. А на юге Африки португальцы нашли готтентотов, которые частично «обушменились», приблизившись в своем развитии к наиболее низким цивилизационным ступеням. Географические рамки всех этих цивилизаций не раз смещались, главным образом в южном направлении. Португальцы теснили арабов, те — негрское население Судана. А в Экваториальной Африке среди наиболее развитых банту растворились древние насельники, все те же готтентоты, о чем свидетельствуют островки готтентотоязычных племен в современной Танзании (сандаве и хадзапи).
Экспедиция Васко да Гамы познакомилась с богатым животным миром Южной Африки. Велью заметил, что там обитали такие же пернатые, как в Европе, но, кроме того, в бухте Моссел водились крупные птицы, лишенные перьев и не способные летать (капские пингвины). У готтентотов были собаки, а среди морских животных, помимо китов и тюленей, встречались ластоногие, напоминавшие моржей. К XX в. ластоногих истребили; память о них сохранилась в бухте Моссел, где расположен Сил Айленд — Тюлений остров. Такая же участь постигла капских пингвинов. Европейцам новейшего времени уже не приходилось наблюдать странные встречи обитателя тропиков, слона, с любителем антарктических вод, пингвином.
На берегу бухты Моссел Васко да Гама установил крест и падран. Когда португальцы подняли паруса, чтобы покинуть бухту, дюжина готтентотов принялась разрушать памятные знаки. Они делали это на виду у европейцев, полагаясь на достаточное расстояние от их кораблей, чтобы вовремя скрыться. Падрану в бухту Моссел была уготована та же участь, что и другим памятным знакам Васко да Гамы, из которых до сих пор ни один не обнаружен. Тот, что в Восточной Африке (Малинди) назван его именем, появился явно не при жизни мореплавателя, хотя навершие падрана в виде креста, по-видимому, старинного происхождения.
Если готтентоты не хотели хранить память о путешествии Васко да Гамы, то среди португальских моряков далеко не все собирались это путешествие продолжать. Как сообщали два хрониста, Корреа и Ж. Озориу, на кораблях в декабре 1497 г. готовился бунт, который капитан-мор сумел подавить в зародыше.[72] Кроме Корреа и Озориу никто о бунте не писал, и первый комментатор текстов Велью Д. Копке, отказывался верить этому сообщению. Во втором издании записей Велью новый комментатор, А. Эркулану (1810–1877), известный историк и писатель, говорил, что верит Корреа и Озориу, поскольку, скорее всего, прочие хронисты умолчали о подготовке бунта из патриотических побуждений, не желая компрометировать участников знаменитого путешествия.
Судя по словам Корреа и Озориу, бунтарские настроения были порождены тяжелым положением экспедиции после отплытия из бухты Моссел. Возобновились бури, отгонявшие корабли на запад, как и течение Игольного мыса. На «Св. Рафаиле» сломалась мачта; в трюмах было полно воды, что влекло дополнительную работу на насосах. Бочки с питьевой водой смывало с палуб, вода подмачивала припасы.
О подготовке бунта, по словам Корреа, Васко да Гама был извещен Коэлью, капитаном «Берриу», когда их корабли сблизились. Тотчас на «Св. Гаврииле» была собрана команда, которой капитан-мор объявил, что в случае новой бури он готов прекратить экспедицию. Чтобы оправдаться перед королем, он желал иметь на руках документ, свидетельствующий, что команда в лице ее представителей нашла веские причины для возвращения. Команда выделила пятерых, выглядевших как главари заговора, для подписания требуемого документа. Они отправились в капитанскую каюту, а там их, лишенных помощи, верные капитану люди скрутили и заковали в кандалы. Покончив с заговором на своем корабле, капитан-мор сообщил о случившемся на «Берриу» и на «Св. Рафаил», пригрозил тем, кто мог нарушить дисциплину, суровыми карами, после чего никаких признаков бунта больше не было. Через некоторое время арестованных на флагмане расковали, но свобода им была дана условно, так как капитан-мор заявил, что предаст их в руки правосудия по возвращении домой. Фактически Васко да Гама довольствовался тем, что нагнал на них страху, а в дальнейшем в Лиссабоне власти объявили, что король, празднуя благополучное окончание экспедиции, простил морякам все их грехи.
Корабли тем временем вошли в Индийский океан. Пройдя бухту Алгоа и повернув на северо-восток, экспедиция взяла курс к устью Грейт-Фиш, наиболее удаленному месту, достигнутому Диашем. Берег постепенно выровнялся, значительных бухт больше не было. Горы и леса кое-где отступали в глубь материка, затем вновь появлялись у берега. В конце декабря — начале января, пользуясь попутным ветром, экспедиция прошла вдоль Натала, близкого по климату Экваториальной Африке. Здесь, на землях банту, деревья были выше, чем на мысе Доброй Надежды, с мощной листвой и яркими цветами. На разных деревьях цветы распускались в разные времена года, а потому вся местность постоянно выглядела ярко окрашенной, цветущей. В дальнейшем португальцы приняли в расчет климатические условия в различных районах Африки, и границы их владений прошли с учетом наблюдений первых европейских путешественников. После путешествий Кана и Диаша стало известно, что в Западной Африке за р. Кунене лежит пустыня, а в прибрежных водах приходится сталкиваться с южными ветрами и течениями. Вот почему, овладев территориями, вошедшими в Анголу, португальцы проявили мало интереса к будущей Намибии, где утвердились другие европейцы. В то же время в Восточной Африке были обнаружены на широте Намибии цветущие края, а потому граница португальского Мозамбика, на пути в Индию, прошла к югу от тропика Козерога, начиная с превосходной бухты Делагоа.
11 января 1498 г. Васко да Гама остановился несколько к северу от бухты Делагоа и устья Лимпопо, не доходя сотню миль до Южного тропика. Моряков, отправившихся в лодках за пресной водой, встретила толпа африканцев — высокорослых, дружески настроенных чернокожих банту. Судя по всему, это были тонга (тсонга на русских этнических картах). Через 50–60 лет после Васко да Гамы португальцы, обследуя бухту Делагоа, записали имена местных вождей, а в XX в. этнограф Г.А. Жюно услышал эти же имена в устах местных тонга, когда их попросили назвать своих предков.[73] Не исключено, что вожди, которых перечислили информаторы Жюно, в детстве видели первые португальские корабли, Васко да Гаму и его переводчика, говорившего на киконго. Как уверял тогда переводчик, он понимал тонга. Что касается капитан-мора, то он подарил встретившему его вождю красные панталоны, жакет и феску. После передачи подарков переводчик и еще один моряк были приглашены в соседнюю деревушку. По дороге вождь показывал обновку всем встречным, которые вежливо хлопали в ладоши. Обойдя деревушку в новых панталонах, вождь отправился по своим делам, а португальцев отвели в одну из хижин. Там их накормили просяной кашей с курицей, «как в Португалии». Отдохнуть в хижине оказалось не просто: всю ночь напролет туда шли жители деревни посмотреть, как выглядят необычные гости.
Капитан не стал задерживаться у тонга, так как по-прежнему дул попутный ветер, чем надо было пользоваться. Через десять дней пути, 25 января 1498 г., экспедиция приплыла в края не менее гостеприимных банту, насельников Нижнего Замбези и территорий, лежащих далее на север. Здесь, в устье Келимане, португальцам пришлось пробыть около месяца среди предков современных макуа и малави. Васко да Гама счел необходимым вытащить корабли на берег и основательно почистить днища; заодно была починена мачта на «Св. Рафаиле».
В устье Келимане кто-то из африканцев объяснил португальцам, что раньше видел крупные корабли, правда, не здесь, а в других местах. Было ясно, что экспедиция находилась поблизости от районов, населенных арабами, от тех частей Восточной и Северо-Восточной Африки, которые были известны по описаниям арабских и европейских путешествий. И действительно, арабские поселения лежали недалеко; более того, два из них находились к югу от устья Келимане. Таким образом, еще до прибытия в район Келимане экспедиция прошла мимо этих арабских поселений — Иньямбане (к северу от него в XX в. сохранились руины арабской деревни) и Софала, где потом появился португальский форт. Но, может быть, Васко да Гама знал, что прошел мимо Софалы, центра торговли золотом? Может быть, он это сделал умышленно, не желая рисковать кораблями там, где однажды, судя по лоции ибн Маджида, европейские корабли перевернулись, не справившись с муссоном?
Сведения о том, что золото добывали на юг от Египта, возможно на африканском побережье, восходили к древности. По Библии, Соломон отправил один из своих кораблей через Красное море в некую страну Офир, откуда получил золото. Офир также поставлял обезьян, павлинов, драгоценные камни и красное дерево, из которого изготовляли гусли.[74] Скорее всего, на гуслях из дерева далекой африканской страны играл Соломон, складывая Песню песней.
Но плавание Васко да Гамы прежде всего было подчинено не поискам африканских сокровищ, а открытию пути в Индию. Для Диаша и Васко да Гамы страны Южной и Восточной Африки были капами пути, на котором следовало найти стоянки для кораблей, Разведать удобные подходы к Индии. Португальские моряки знали, что в бассейне Индийского океана шла торговля золотом, в том числе на африканском побережье, откуда помимо золота вывозили Слоновую кость и рабов. Но португальцы прошли мимо Софалы, и остается гадать, было ли это случайностью или Васко да Гама намеренно обошел опасный в судоходном отношении участок побережья. В других районах, где побывала экспедиция, торговля золотом была сравнительно ограниченной. Что касается Софалы, то тут золото поступало из смежных внутренних районов, населенных шона. Верховный правитель шона, титуловавшийся, по рассказам арабов, мономотапа (отсюда — государство Мономотапа), превратил добычу золота в одну из повинностей рядовых общинников. Из Мономотапы через арабов и их клиентов золото доставляли в Софалу, а оттуда — на Занзибар или в Момбасу.
Возможно, предки тонга, макуа и малави вообще не знали о золоте Мономотапы, поскольку торговля этим товаром лежала вне сферы их интересов. И, конечно, они не подозревали, что наиболее значительные запасы золота находились не в Мономотапе, а значительно южнее, в районе Хребта чистых вод — Витватерсранда, как назовут его голландцы. Там золото будет открыто в XIX в. почти одновременно с алмазами в среднем течении Оранжевой. Диаш и Васко да Гама должны были пройти на своих кораблях вдоль побережья, оставив без внимания глубинные районы. А именно эти районы, как потом выяснилось, обладали самыми большими в мире запасами золота и алмазов, богатствами, которые португальцы рассчитывали найти в далекой Индии.
Стоянки близ бухты Делагоа и в устье Келимане позволили португальцам ознакомиться с миром прибрежных банту. Это не были отсталые готтентоты или еще более отсталые бушмены, хотя португальцы их всех объединят общим названием кафры (от арабского «кафир» — язычник). Тонга, макуа и малави в отличие от скотоводов-готтентотов были земледельцами, такими же, как другие родственные им народы Центральной Африки, включая Нижнее Конго. Жители тропических лесов и саванн, они умели обрабатывать металлы. Велью, в частности, поминал железные наконечники их копий, оловянные палочки, которыми женщины протыкали губы, находя, что это необходимо для привлекательности. Жили они в хижинах с коническими соломенными крышами (а готтентоты покрывали свои жилища шкурами). Хижины банту, как и готтентотов, обычно объединялись в селения с центральной площадью, которые португальцы назовут курралями — загонами для скота. Это португальское слово войдет в южноафриканскую лексику с голландским искажением как крааль, а в американскую — в испанском варианте, корраль. В первом случае оно буцет обозначать поселение коренных южноафриканцев, во втором — по-прежнему скотный двор.
Далекое плавание, тянувшееся уже более полугода, подрывало здоровье португальцев, и в устье Келимане многие моряки болели цингой. Болезнь свидетельствовала о неблагополучном положений с питанием, о том, что у Васко да Гамы кончались свежие продукты, запасенные в Португалии. Редкое население в устье Келимане не могло прокормить крупную экспедицию. Велью, правда, поминал, что там «изобиловали различные фрукты, которые едят местные жители». Но, по-видимому, эти фрукты мало или совсем не употреблялись португальцами, а возможно, не имели существенных противоцинготных свойств. Лишь в дальнейшем, после ухода Васко да Гамы из устья Келимане, Велью помянет лимоны и апельсины, которые капитан-мор получил в арабских портах Восточной Африки.
В конце февраля 1498 г. Васко да Гама покинул устье Келимане и через неделю подошел к Мозамбику, первому неевропейскому порту на своем пути.
Экспедиция достигла сферы арабского влияния, охватывавшей Северную Африку, Переднюю Азию, ряд прибрежных районов Восточной Африки, Индии, Юго-Восточной Азии. У побережья Восточной Африки арабы владели многими островами кораллового происхождения. Далее на северо-восток лежала Индия, где ряд государств принял ислам — религию торговцев и завоевателей, арабов, тюрков и других. В XIII–XV вв. ислам также распространился на п-ове Малакка и в Малайском архипелаге. Сфера арабского влияния в Индийском океане, конечно, не была тихой заводью и правили в ней не только рыночные законы. Безопасности торговли, как и в Средиземноморье, угрожали столкновения различных правителей, пиратство. И все же сложилось единое торговое пространство с господством арабского языка, со схожими нормами мусульманского права, касавшимися, в частности, судоходства, портовых и таможенных сборов.
По «арабскому морю», каким был в течение веков Индийский океан, путешествовали купцы многих стран. В индийских портах можно было встретить гостей из Юго-Восточной Азии, со всего Ближнего Востока, из Средней Азии, Восточной и Западной Европы. Выходцы с Малайского архипелага стали заселять Мадагаскар не позднее 1000 г. н. э. Они же устраивали набеги на прибрежные арабские поселения Восточной Африки, где, как и в Индии, бывали купцы из разных стран. Осколки китайского фарфора, которым торговали везде в бассейне Индийского океана, — обычные находки археологов при раскопках в прибрежных центрах Восточной Африки. Что касается самих арабов, то они здесь появились еще в Доисламский период. «Арабские мореходы и торговцы, — пишет английский историк Г. Фриман-Гренвил, — вступали в браки с туземками. Они знали все их деревни, понимали их языки и говорили на них. Конечно, это было начало смешения, приведшего к образованию суахили, всеобщего языка общения в современной Восточной Африке». Суахили, по мнению специалистов, возник в XII–XIII вв. как результат синтеза различных языков банту, подвергшихся арабизации. Новый язык сохранил строй своих африканских предшественников, но в упрощенном виде. 40 % словаря суахили составляет арабская лексика.
Арабские порты были способны обеспечить Васко да Гаму продовольствием и водой, дать отдых экипажам. Особого выбора у капитан-мора не было. Помимо арабских портов Восточной Африки можно было воспользоваться лишь берегами Мадагаскара; но о них было мало что известно, разве только то, что население там было редким и довольно бедным. К тому же преимуществом арабских портов была возможность найти в них опытных кормчих, знающих путь в Индию. Без таких кормчих Васко да Гама не рисковал плыть по совершенно незнакомому Индийскому океану. Если проследить его путь после Сент-Хелины, то окажется, что он все время следовал вдоль африканского берега, почти не отрываясь от него, явно боясь его потерять. Из этого, в частности, можно заключить, что капитан-мор не доверял сведениям об Индийском океане, ранее собранным в Европе. В глазах его самого и его кормчих ценнее всего были собственный опыт, собственная информация о расстояниях, течениях и ветрах от мыса Доброй Надежды до арабских портов и т. д. Никакие известные Васко да Гаме описания Индии не давали географических координат, и капитан-мор не собирался плыть наобум, куда-то на восток в поисках полулегендарных земель.
Северная часть Мозамбикского течения не стала значительной помехой для португальской экспедиции. Благодаря попутным ветрам, путь от Мозамбика до Момбасы, следующей стоянки Васко да Гамы, занял всего неделю. За это время было пройдено около 600 миль. Если до Мозамбика капитан-мор видел в основном низкие, нередко заболоченные края, то теперь, на выходе из Мозамбикского пролива, он достиг приморских равнин, где саванны чередовались с тропическими лесами, а вдоль берегов встречались мангровые заросли. Подходить к берегу было рискованно, так как он был прикрыт бесчисленными коралловыми островами с узкими проходами, заливами, полуостровами, созданными теплым течением.
В арабских портах предстояло наладить отношения с местными властями, что для Васко да Гамы оказалось не просто. В Мозамбике, первой арабской стоянке, вначале все шло хорошо. По просьбе португальцев арабские власти дали им двух кормчих, но потом отношение к Васко да Гаме изменилось. Дело дошло до столкновений, так как, по утверждению португальских хронистов, арабам стало известно, что Васко да Гама и его спутники — христиане. В Момбасе через три дня после прибытия на португальцев было совершено нападение. Фактически они почувствовали себя в относительной безопасности лишь в Малинди, где была их последняя стоянка в арабских портах Восточной Африки.
Трудно без оговорок принять утверждение о том, что арабы желали расправиться с Васко да Гамой как христианином. Это утверждение — лишь одна из возможных версий, поскольку хронисты одновременно сообщали ряд фактов, которые не вяжутся с однозначным объяснением поступков местных жителей. Если антихристианские настроения играли определяющую роль, то почему они распространялись только на португальцев? Сами хронисты писали, что португальцы встречали в арабских портах христиан из Индии и Эфиопии. Было известно, что европейские купцы время от времени появлялись на сомалийском побережье и в других районах Восточной Африки, где к ним относились как ко всем прочим иностранцам немусульманам, не лучше и не хуже. Наконец, почему порт Малинди стал исключением и почему лишь там португальцы почувствовали себя в безопасности? В Малинди жили те же мусульмане, правда, это были арабы, смешавшиеся с персами. Так или иначе, будучи мусульманами, жители Малинди не собирались нападать на португальцев.
Утверждение, что в Мозамбике столкновения были вызваны религиозным фанатизмом, а не иной причиной, преподносилось, как истина, не требующая доказательств. Велью добавлял, что о «желании убить нас предательски» поведал португальцам один из взятых в Мозамбике на борт кормчих.[75] Однако, судя по Велью, конфликт начался не с каких-либо выпадов против христианской религии, а с того, что несколько лодок попытались помешать шлюпкам Васко да Гамы взять на борт близ Мозамбика своего кормчего. Кроме того, арабы, объясняясь знаками, потребовали от капитан-мора «вернуться в город», т. е. в Мозамбик, может быть, Для оплаты портовых сборов или по другой причине. Капитан-мор ответил на это требование артиллерийским огнем, после чего португальцы отправлялись на берег лишь большими группами и с оружием. Они еще трижды открывали огонь, так как местные жители пытались помешать им брать воду.
В Момбасе новое столкновение с арабами, по-видимому, было Продолжением того, что произошло в Мозамбике. Дело в том, что, Покидая Мозамбик, Васко да Гама близ этого порта напал на три лодки-долбленки, которые были разграблены, а команда одной из них задержана. В Момбасе часть задержанных сбежала вместе с двумя добровольцами-кормчими, доставленными из Мозамбика; вслед за тем Васко да Гама приказал положить двух оставшихся африканцев под «капельницу» — воронку, из которой текла кипящая жидкость. Под пыткой пленные заявили, что арабы Момбасы готовились захватить португальскую флотилию из мести за столкновения в Мозамбике. Удивительно лишь, как пленные могли знать о намерениях арабов Момбасы, когда сами только что прибыли из Мозамбика. С трудом можно допустить, что слухи о событиях в Мозамбике достигли Момбасы за те три дня, которые здесь провели португальцы. Но в любом случае бегство кормчих и пленных, спасавшихся от европейских моряков, не предвещало ничего доброго Васко да Гаме. Беглецам было что рассказать своим соплеменникам в Момбасе. И о том, что Васко да Гама напал на три лодки у Мозамбика; и о том, что через два дня после этого он велел бить кнутом одного из кормчих, когда тот спутал африканский берег с прибрежным коралловым островом.
В первую ночь после бегства пленных на португальские корабли пытались взобраться вооруженные арабы, которых отогнали. Капитан-мор простоял в порту еще три дня, то ли ожидая благоприятного ветра, то ли надеясь, что ему пришлют кормчих, которых он запросил сразу по прибытии в Момбасу. Не дождавшись кормчих, он отправился в Малинди, в полусотне миль к северу от Момбасы. По пути капитан-мор захватил еще одну долбленку с 17 гребцами и богатым арабом-пассажиром. Возможно, захватывая арабских моряков, Васко да Гама пытался найти среди них кормчих, способных повести экспедицию в Индию. Так или иначе, по прибытии в Малинди всех пленных отпустили, что облегчило переговоры с местными арабами, которые согласились дать хорошего кормчего. Переговоры велись на лодках, стоявших рядом с португальскими кораблями. Из предосторожности Васко да Гама отказывался сойти на берег, заявив, что это ему запретил португальский король (в Индии он на время покинет корабль, доверясь местным властям).
Васко да Гама вел себя в Восточной Африке бесцеремонно, и его поведение могло спровоцировать вооруженные столкновения. Тем не менее власти Малинди отнеслись к нему доброжелательно, по-видимому, рассматривая португальцев как орудие, способное подорвать влияние Килвы — арабского поселения, подчинившего значительную часть побережья. Малинди немного выиграл от сотрудничества с европейцами, и в начале XVI в. он был превращен в рядового вассала Португалии. Напротив, Мозамбик и Момбаса, судя по всему, не собирались оставаться безучастными к конфликтам, связанным с прибытием европейцев в их порты. Они должны были видеть в португальцах своих конкурентов, должны были понимать, что выход европейцев в Индийский океан подрывал арабскую монополию на посредническую торговлю между Востоком и Западом. Взаимному недоверию способствовала религиозная отчужденность, хотя и без нее хватало поводов для конфликтов.
Внимание португальцев к религиозным вопросам было вызвано различными причинами, в особенности — желанием найти в далеких странах опору на единоверцев-христиан. Поиск христиан на Востоке, надо думать, предусматривали инструкции, устные или письменные, которые Васко да Гама получил перед отплытием из Лиссабона. Скорее всего, речь шла о пресвитере Иоанне, разыскивавшемся Ковельяном, о чем уже говорилось. Васко да Гама должен был расспрашивать о пресвитере, так же как X. Колумб расспрашивал в Новом Свете о потерянном колене Израиля.
Во время пребывания в Мозамбике удалось узнать, что где-то на острове у побережья жили христиане, но, как сообщал Велью, «пресвитер Иоанн находился далеко в глуши, и добраться до него можно было лишь на верблюдах».[76] Когда двое местных жителей поклонились изображениям святых на носу португальских кораблей, было решено, что их благочестие — проявление христианской веры. В Момбасе посланцы капитан-мора побывали в доме индийских купцов. Те показали им рисунок с голубем, напомнившим португальцам о Св. Духе. Современные комментаторы, правда, полагают, что равным образом это могло быть воплощение Шивы. Наконец, в Малинди моряки с индийских кораблей однажды, завидев португальцев, воскликнули не то «Кришну, Кришну!», не то «Христос, Христос!». Португальцы склонились к последнему предположению и сочли, что эти индийцы — христиане.
Хотя пребывание Васко да Гамы в Восточной Африке было недолгим, он собрал немало сведений об арабских поселениях. Они располагались на островах, где было легче защищаться, легче поддерживать сносные санитарные условия. Корреа писал о наиболее влиятельном арабском городе, Килве, как о сеньории во главе с единовластным правителем. Сеньория, по его словам, представляла собой владение «одного мавра, у которого не больше земли, чем занимает сам город». Корреа сбрасывал со счетов, что Килве подчинялись другие города, что многие из них контролировали прибрежные континентальные территории, предпочитая, правда, туда не углубляться. Такой город, как Занзибар, располагался на одноименном крупном острове, а потому владел обширными земельными угодьями, примыкавшими к его стенам. Прочие города чаще использовали соседние континентальные территории как аграрное дополнение к своим ремесленным и торговым занятиям.
В арабских поселениях воспроизводился образ жизни Ближнего Востока, но полный аналогии не было, поскольку речь шла об окраине арабского мира, о периферийной культуре, о порядках, к которым примешивались местные африканские веяния. Тяжелые работы выполняли многочисленные черные рабы, для которых ислам существовал в упрощенных формах. На побережье и островах у суахили сохранялись племенные обычаи. Например, в суахилийском поселении Пате власть переходила от представителя одной, старшей возрастной группы, к представителю другой, младшей группы. Даже в XX в. у банту доэ, родственных зарамо, насельников территорий близ Занзибара, была распространена ритуальная антропофагия.
Ближайший потомок участников реконкисты, Васко да Гама смог увидеть в городах Восточной Африки многие черты, знакомые по бывшей арабской части Португалии. Как некогда на его родине, здесь строились мечети, с минаретами и без них, воздвигались дворцы с обширными бассейнами, приемными залами, массой светильников. Жилые кварталы пересекали узкие улицы с выбеленными стенами, достаточно высокими, чтобы не было видно внутренних дворов, и в то же время способными дать необходимую для отдыха тень. Дома строили из коралловых блоков, зачастую в несколько этажей. Рядом с такими домами, массивными, как крепости, располагались семейные кладбища. Вдоль улиц по фасадам тянулись балконы, окна и двери украшала деревянная резьба. Через низкие окна первого этажа тусклый свет проникал в помещения, отведенные рабам. Эти окна были забраны железными прутьями, бежать было почти невозможно, да и переправиться с островов на материк без посторонней помощи было нелегко. Побег, как и любое проявление недовольства, жестоко карался. Строптивый раб должен был знать, что таких, как он, принято замуровывать в стены или фундаменты хозяйских домовладений.[77]
Борьба за влияние между арабскими правящими группами не мешала им видеть общность своих интересов, поддерживать самыми суровыми мерами установленный порядок, для чего служили вооруженные свиты. Многие состоятельные арабы пребывали безвыездно в своих резиденциях. Там они вели скрытую от посторонних глаз жизнь в окружении невольников и гаремных красавиц, поручая своим отпрыскам-полукровкам доставку товаров в прибрежные области Черного континента и оттуда, отправляя африканские товары (золото и рабов прежде всего) через купцов и моряков, приплывавших из стран Ближнего Востока и Индии.
В арабских поселениях смешивались расы и языки. Велью поминал, что уже в первом порту, куда прибыл Васко да Гама, — в Мозамбике — у арабов был «красноватый» оттенок кожи, отличавший их от белых соотечественников Северной Африки. Вне зависимости от цвета кожи это были носители ближневосточной цивилизации. Они строили свои города, пользуясь новыми для Тропической Африки техническими приемами, обрабатывая камень, связывая деревянные конструкции. На своих плантациях они вводили новые культуры: цитрусовые, гранат, кенаф и проч. Важную роль в их жизни играло судоходство, что особенно интересовало Васко да Гаму, желавшего разузнать возможности торговли в Индийском океане, оценить военный потенциал арабских кораблей.
Арабы называли свои корабли дау, заимствовав это слово, по-видимому, из языка маратхов — жителей района современного Бомбея. Как у арабов, так и у индийцев дау имели косые паруса, удлиненный нос, высокую корму с надстройкой, открытую среднюю часть палубы. Нижний угол на косых парусах срезался почти отвесно, что придавало им вид трапеций с неравными сторонами. У крупнотоннажных кораблей (150–400 т) корма могла быть тупой. На этих кораблях строили полуюты, но, как и мелкотоннажные, они не имели более двух мачт, причем одну — уменьшенных размеров. Дау небольшого водоизмещения, до 200 т, строились с острой кормой и острым носом. По мореходным качествам дау уступали португальским трехмачтовым нау и каравеллам с их многочисленными парусами, позволявшими лучше использовать ветер. Многие дау проигрывали и в прочности конструкции, не имели киля. Остов и обшивку корабля сшивали растительными волокнами, не применяя железа. Маневренность ограничивалась, поскольку вместо рулей стояли рулевые весла. Арабы и индийцы не пользовались насосами, воду из трюмов вычерпывали кожаными ведрами. Дау уступали европейским кораблям в военном снаряжении, они редко располагали артиллерией.
В известной мере арабы и индийцы компенсировали недостатки своих кораблей навигационными знаниями и опытом. Они употребляли компас, квадрант и карты, их кормчие составляли лоции. Издавна моряки бассейна Индийского океана совершали дальние, в том числе трансокеанские переходы, пользуясь муссонами. Эти устойчивые ветры, меняющие в зависимости от сезона направление на 120–180°, дуют здесь с юго-запада в апреле—октябре и с северо-востока в октябре—апреле. Дважды в год была возможность с помощью муссонов пересечь океан между Юго-Восточной Азией и Африкой. Вне сферы муссонов также были воздушные течения с определенной периодичностью, нужные морякам. В мае—ноябре в Красном море дул северный ветер; в прочие месяцы он исчезал, но Между Джиддой и Баб-эль-Мандебским проливом в это же время появлялся южный ветер.
У Джидды корабли нередко попадали в полосу штиля, продвижение становилось невозможным, а потому этот порт стал перевалочным пунктом на пути между Индийским океаном и Средиземным морем. Грузы могли застрять на складах, купцы могли понести убытки; приходилось прибегать к сухопутным пе-ревозкам, например, между Джиддой и Египтом по караванным путям. Европейским конкурентам, которых представлял Васко да Гама, следовало учесть, что возможности морской перевозки грузов не будут безграничны. При всей его выгодности маршрут вокруг Африки был растянут и длителен, а потому при долгих рейсах скорость доставки груза морем могла быть сравнима с сухопутной.
Все эти соображения были учтены позднее, а пока что Васко да Гама нуждался в информации, необходимой для завершения экспедиции в Индию. Согласие правителя Малинди дать кормчего решало дело. По словам Велью, этот кормчий был христианин, хотя Гойш и другие хронисты об этом не упоминают, ограничиваясь утверждением, что он был выходцем из Гуджарата (Северо-Западная Индия) и что его звали Малемо Кана или Канака. «Малемо» — искаженное арабское «маллим» — «учитель», а «канака» — по-тамильски «астролог», «математик». Француз Г. Ферран, специалист по арабским и малагасийским рукописям, опубликовал в 1922 г. статью о маллиме, прозванном Канака. В одной из йеменских хроник он нашел упоминание, что португальские корабли взялся вести Ахмад ибн Маджид. Он был выходцем из Омана (а не Гуджарата), автором лоций и мореходных инструкций.
Русский переводчик и комментатор ибн Маджида, Шумовский, был согласен с мнением Феррана, опиравшегося на йеменскую хронику. Но английский исследователь Дж. Тиббеттс, также переводивший и комментировавший ибн Маджида, занял иную позицию. Он подчеркивал, что португальцы называли своего кормчего выходцем из Гуджарата, а не из Омана. По словам Тиббеттса, йеменская хроника тенденциозна, поскольку обвиняет ибн Маджида в том, что он пьянствовал с португальцами.[78]
Кто бы ни был кормчий Васко да Гамы, он прекрасно знал свое дело. Как писал Барруш, арабский кормчий показал капитан-мору «карту всего берега Индии с нанесенными по обычаю мавров меридианами и параллелями…». В свою очередь Васко да Гама продемонстрировал европейские навигационные инструменты. Увидев их, арабский кормчий заметил, что такими же инструментами пользуются его соотечественники, плавающие в Красном море.
Капитан-мор пробыл в Малинди 10 дней. Хорошее питание, в том числе цитрусовые, поставило на ноги больных. 24 апреля 1498 г. экспедиция подняла якоря и взяла курс на северо-восток, к Лаккадивским атоллам, за которыми лежала Индия.