Однажды за столом у костромского губернатора Лумпа Авель предсказал день и ночь кончины императрицы Екатерины II. Причем с такой поразительной, как потом оказалось, точностью, что это было похоже на предсказание пророка. В другой раз Авель объявил, что «намерен поговорить с Павлом Петровичем», но был посажен за сию дерзость в крепость, из которой, однако, скоро вышел.
Возвратившись в Кострому, Авель предсказал день и час кончины нового императора Павла I. Все предсказанное Авелем, — заключил Ермолов, — буквально сбылось…»
Если же придерживаться точных, ныне известных фактов биографии Авеля, то гонения на него начались в марте 1796 года.
В Тайной экспедиции сохранился протокол дознания по делу Авеля под заглавием: «Дело о крестьянине вотчины Льва Александровича Нарышкина Василье Васильеве, находившемся в Костромской губернии в Бабаевском монастыре под именем иеромонаха Адама и потом названном Авелем, и о сочиненной им книге. Начато марта 17-го 1796 года».
Точнее говоря, это была не книга, а несколько тетрадных листков числом 67.
Авелю был учинен допрос. Закованный в железа, находясь под крепким караулом, этот, как сказано в деле, «сумасброд и злодей» не выдал своих соучастников, впрочем, скорее всего, таковых и не имелось. Монах признал, что «книгу» свою писал сам, не списывал, «а сочинял из видения». Это случилось еще в бытность его на Валааме. Пришел он тогда к заутрене в церковь, там и случилось ему видение об императрице Екатерине Алексеевне.
Епископ Костромской нашел в «книге» Авеля ересь и полагал, что за это его следовало бы предать светскому суду, но предпочел снять с Авеля монашеское одеяние, то есть лишить духовного сана. А после под крепким караулом вместе с его писаниями отправил к генерал-прокурору А. Н. Самойлову. При арестанте, как указано в деле, найдено денег 1 рубль 18 копеек.
В Тайной экспедиции Авель дал следующие показания.
На вопросы: что он за человек, как его зовут, где родился, кто у него отец, чему обучен, женат или холост и если женат, то имеет ли детей и сколько, где его отец проживает и чем питается? — Авель отвечал, что в миру его называют Василий Васильев, родился он в марте 1757 года в деревне Акуловой в Алексинском уезде Тульской губернии. Родители — крепостные крестьяне, занимались земледелием и коновальной работой, чему научили и его, своего отрока. Крещен в греческую веру, женат, имеет троих сыновей. Женат был против своей воли — отец принудил к тому, — и потому в своем селении жил мало, а всегда хаживал по разным городам.
Когда ему было десять лет от роду, он решил оставить дом отца, чтобы идти в пустыню на службу Богу. Потом, слышав во Евангелии слово Христа Спасителя — «И всякий, кто оставил… или отца, или мать, или детей, или земли, ради имени Моего, во сто раз больше получит и жизнь вечную наследует», — он, внемля сему, еще больше начал думать о том и искал случая исполнить свое намерение.
Далее в деле сказано, что в семнадцать лет «начал он обучаться грамоте, а потом учился и плотничной работе. Поняв частию грамоте и того ремесла, ходил он по разным для работ городам и был с прочими в Кременчуге и Херсоне при строении кораблей. В Херсоне открылась заразительная болезнь, от которой многие люди, да и из его артели товарищи начали умирать, чему и он был подвержен; то и давал он Богу обещание, ежели его Богу угодно будет исцелить, то он пойдет вечно Ему работать в преподобии и правде, почему он и выздоровел, однако ж и после того работал там год. По возвращении же в свой дом стал он проситься у своего отца и матери в монастырь, сказав им вину желания своего; они же, не разумев его к Богу обета, его от себя не отпускали. Он же, будучи сим недоволен, помышлял, как бы ему к исполнению своего намерения уйти от них тайно, и чрез несколько времени взял он плакатный пашпорт под образом отшествия из дому для работы, пошел в 1785 году в Тулу, а оттуда чрез Алексин, Серпухов, Москву пришел в Новгород, из коего водою доехал до Олонца, а потом пришел к острову Валааму, с коего и переехал в Валаамский монастырь». Здесь и принял постриг с именем Адама.
Прожил там только год, «вникая и присматривая всю монастырскую жизнь и весь духовный чин и благочестие». Затем взял благословение от игумена «и отыде в пустыню, которая на том же острове недалеча от монастыря, и вселился един». И начал он «в той пустыне прилагать труды ко трудам, и подвиг к подвигу; и явися от того ему многия скорби и великия тяжести, душевныя и телесныя. Попусти Господь Бог на него искусы, великия и превеликия, и едва в меру ему понести; посла на него темных духов множество и многое: да искуситься теми искусами яко злато в горниле». Все это преодолел мужественный пустынник. И «Господь же видя раба Своего такую брань творяща с без-плотными духами и рече к нему, сказывая ему тайная и безвестная, и что будет ему и что будет всему миру: и прочая таковая многая и множество».
«И от того время, — говорится с его слов в деле, — отец Авель стал познавать и вся разумевать, и пророчествовать. Вернулся в Валаамский монастырь, но, прожив там недолго, стал ходить по разным монастырям и пустыням. Предпринял он поход в Царьград через города Орел, Сумы, Харьков, Полтаву, Кременчуг и Херсон. За девять лет отец Авель обошел многие страны и грады, сказывал и проповедовал волю Божию и Страшный суд Его».
Наконец пришел он на реку Волгу и поселился в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии. Послушание в той обители было отцу Авелю: в церковь и в трапезу, и в них петь и читать, а между тем писать и слагать и книги сочинять. И написал он в этой обители книгу мудрую и премудрую о царской фамилии.
Книгу эту отец Авель показал настоятелю, «но никому, кроме него, своего сочинения не разглашал». А архиерей сказал ему: «Сия твоя книга написана под смертною казнию. Сняв с Авеля монашеское одеяние для исследования и поступления по законам, за крепким караулом представил его в Костромское наместническое правление. «Губернатор же и советники его приняли отца Авеля и книгу его и видеша в ней мудрая и премудрая, а наипаче написано в ней царския имена и царские секреты. И приказали его на время отвезть в костромской острог». Из костромского острога Авеля под караулом отправили в Петербург.
В Тайной экспедиции на вопрос: откуда был ему глас и в чем он состоял? — отвечал:
«Был ему из воздуха глас: иди и рцы ей север — ной царицы Екатерине: царствовать она будет 40 годов. Посем же иди и рцы смело Павлу Петровичу и двум его отрокам, Александру и Константину, что под ними будет покорена вся земля. Сей глас слышан им был в 1787 году в марте месяце. Он при слышании сего весьма усумнился и поведал о том строителю и некоторым благоразумным братьям.
Вопрос: Отобранныя у тебя пять тетрадей, писанныя полууставом, кто их писал? С каким ты намерением такову нелепицу сочинил, которая не может ни с какими правилами быть согласна? Кто тебя к сему наставил и что ты из сего себе быть чаял?
Ответ: Означенныя полууставныя книги писал я в пустыни, которая состоит в костромских пределах близ села Колшева (помещика Исакова) и писал их наедине, и не было никого и не советников, но все от своего разума выдумал… Девять лет как принуждала меня совесть всегда и непрестанно об оном гласе сказать Ея Величеству и их высочествам… Почему я вздумал написать те тетради и первыя две сочинил в Бабаевском монастыре в десять дней, а последния три в пустыни.
Вопрос: Для чего внес в книгу свою такие слова, которые особенно касаются Ее Величества, а именно, якобы на нее сын восстанет и прочее, и как ты разумел их?
Ответ: На сие ответствую, что восстание есть двоякое: иное делом, а иное словом и мыслию, и утверждаю под смертною казнию, что я восстание в книге своей разумел словом и мыслию. Призна-юся чистосердечно, что сии слова написал потому, что он, то есть сын, есть человек подобострастный, как и мы. Человек имеет различные свойства: один ищет славы и чести, а другой сего не желает, однако мало таковых, кто бы онаго избегал. Великий князь Павел Петрович возжелает сего, когда ему придет время. Время же сие наступит тогда, как процарствует мать его Екатерина Алексеевна, всемилостивейшая наша Гоударыня, сорок лет: ибо так мне открыл Бог… Я для того сюда и послан, чтобы возвестить вам всю сущую и истинную правду.
Вопрос: Как ты осмелился сказать в книге своей, якобы пал Петр III император от жены своей?
Ответ: Сие я потому написал, что об оном есть в Апокалипсисе. Разумею я свержение с престола за неправильные его дела, о коих слышал еще в младенчестве в Туле от мужиков, и именно: первое — якобы он оставил свою законную жену Екатерину Алексеевну и второе — будто бы хотел искоренить православную веру и ввести другую, за что Бог и попустил на него таковое искушение. Что касается сказанного мною о Павле Петровиче, то я и про него слышал, якобы он таков же нравом, как и отец его, и слышал здесь в Петербурге, чему уже прошло семь лет, от старых солдат, служивших еще при Елисавете Петровне, которые мне о сем сказали, когда спрашивал их, позвавши в кабак и поднеся в меру вина. Однако я не утверждаю, правда ли сие или нет, и не знаю, живы ли они или уже померли.
Вопрос: Из показаний твоих и в сочиненной книге твоей усматривается дерзновенное прикосновение до высочайших императорских особ, о котором мнишь ты удостоверить, якобы то происходит от таинства, в Священном Писании содержимого и тебе чрез неизвестный глас открытого. А как таковые бредни твои не заслуживают ни малейшего внимания и по испытании тебя в Священном Писании оказалось, что ты не только о нем малого сведения, но и никакого понятия не имеешь, то, отложа сии неистовые нелепости и лжи, открыть тебе самую истину без малейшей утайки. Первое. Где о падении или свержении императора Петра III от царствования узнал, от кого, когда, при каком случае и как? Второе. Хотя ты и показываешь, что восстание Государя Цесаревича на ныне царствующую всемилостивейшую Императрицу слышал ты от старых солдат, потчевая их в кабаке, но как и сие показание твое не имеет ни малого вида вероятности, то объявить тебе чистосердечно: где именно, как и чрез какие средства, при каком случае, от кого именно узнал и для какой причины спрашивал ты о свойствах Его Высочества, так как не касающегося до тебя дела, ибо в том только единое спасение твое зависит от приуготовляемого тебе жребия».
В ответ на это сам Авель задал вопрос своему допросителю Александру Макарову «Есть ли Бог и есть ли диавол, и признаются ли они Макаровым?» И после этого Авель обещал сказать свою правду.
Несмотря на сумасбродство бедного монаха, стоявшего перед грозным судилищем, было в речах его что-то необыкновенное и внушительное. Судья Тайной экспедиции должен был смутиться перед такой напряженной волей, которая не знала страха и подвергла допросителя своему допросу.
Тут мог действовать и личный пример самой государыни, которая с противниками своей власти считала нужным бороться орудием убеждения и умственных доводов. У членов Тайной экспедиции должно было сохраниться в свежей памяти, как она, статья за статьей, опровергала книгу Радищева и вынудила его сознаться в своем заблуждении.
Собственноручный ответ Макарова сохранился в деле за его подписью: «Тебе хочется знать, есть ли Бог и есть ли диавол, и признаются ли они от нас? На сие тебе ответствуется, что в Бога мы веруем и по Священному Писанию не отвергаем бытия и диавола. Но таковы твои недельные вопросы, которых бы тебе делать отнюдь сметь не должно, удовлетворяются из одного снисхождения, что ты конечно сею благосклонностью будешь убежден и дашь ясное и точное на требуемое от тебя сведение и не напишешь такой пустоши, каковую ты прислал. Если же и за сим будешь ты притворствовать и отвечать не то, что от тебя спрашивают, то должен ты уже на самого себя пенять, когда жребий твой нынешний переменится в несноснейший и ты доведешь себя до изнурения и самого истязания. 5 Марта 1796. Коллежский советник и кавалер Александр Макаров».
После этого объяснения между судьею и подсудимым о Боге и дьяволе Авель дал ответы по предложенным ему вопросам:
1. О падении императора Петра III слышал он еще из детства, по народной молве, во время бывшего возмущения от Пугачева, и сие падение разные люди толковали, кто как разумел. Когда таковые же толки происходили и от воинских людей, то он начал с того самого времени помышлять о сей дерзкой истории. Какие же именно люди о сем толковали и с каким намерением, того в знании показать, с клятвою, отрицается.
2. О восстании Государя Цесаревича на ныне царствующую всемилостивейшую Императрицу говорит, что он сие восстание разумеет под тремя терминами: 1) мысленное; 2) словесное и 3) на самом деле. Мыслимо — думать, словом — требовать, а делом — против воли усилием. Сих терминов заключение и пример взял он из Библии, которую читая делал по смыслу заключения и начал описывать. Тетради его как настоятелю, так и братии были противны, и они их жгли, а сочинителя настоятель за то сажал и на цепь. Но его тревожил все тот же слышанный глас, и он решился идти в Петербург… В писании своем советников и помощников не имел и бывшее ему явление признает действием нечистого духа, что и утверждает клятвою, готовя себя не токмо жесточайшему мучению, но и смертной казни. Подписался: «Василий Васильев».
Есть известие, что Авеля водили и к самому генерал-прокурору графу Самойлову. Когда тот прочел, что Авель через год предсказывает скоропостижную смерть царствовавшей Екатерине II, ударил его за это по лицу и сказал: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога». «Отец же Авель стояше пред ним весь в благости, и весь в божественных действах. И отвещавая к нему тихим гласом и смиренным взором, рече: меня научил писать эту книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся яже в них». Генерал подумал, что перед ним просто юродивый, и посадил его в тюрьму, но все-таки доложил о нем государыне.
Узнав год и день своей смерти, Екатерина II пришла в раздражение. В результате 17 марта 1796 года вышел указ: «Поелику в Тайной экспедиции по следствию оказалось, что крестьянин Василий Васильев неистовую книгу сочинял от самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвести колеблемость и самое неустройство, паче что осмелился он вместить тут дерзновеннейшие и самые оскорбительные слова, касающиеся до пресветлейшей особы Ея Императорского Величества и высочайшего Ея Величества дома, в чем и учинил собственноручное признание, а за сие дерзновение и буйственность, яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти, по государственным законам, заслуживает смертную казнь; но Ея Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний, указать соизволила оного Василия Васильева вместо заслуженного ему наказания посадить в Шлиссельбургскую крепость с приказанием содержать его под крепчайшим караулом так, чтоб он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пищу же производить ему по десяти копеек в каждый день, а вышесказанные, писанные им бумаги запечатать печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной экспедиции».
Доклад об Авеле, по которому составлено было высочайшее повеление, состоялся 17 марта 1796 года, а сам он ранее, 8 марта, уже был отправлен в Шлиссельбургскую крепость, где и помещен 9 марта в казарме номер 22. Комендант дал ему самому распечатать конверт от генерал-прокурора, в котором написано было увещание, чтобы он во всем чистосердечно признался. Авель, выслушав сие увещание два раза, отвечал: «Я более того, что в книге написано, сказать ничего не имею, что и утверждаю клятвою».
И был заключен Авель в крепость по именному повелению государыни Екатерины. И пробыл он там десять месяцев и десять дней. Послушание ему было в той крепости: «Молиться и поститься, плакать и рыдать и к Богу слезы проливать, сетовать и воздыхать и горько рыдать; Бога и глубину Его постигать». И проводил так время отец Авель до смерти государыни Екатерины. и после того еще содержался в крепости месяц и пять дней.
Завершался XVIII век. В его последнее десятилетие всю Европу сотрясла буржуазная революция во Франции. А для России уходившее в историю столетие стало почти беспрерывным временем бурных потрясений: заговоров, дворцовых переворотов, кровавых убийств и загадочных смертей монархов, долгих войн… И пророчества вещего Авеля как бы развивали этот тревожный исторический фон, «дописывая» его заранее.
Напомним о некоторых событиях, предшествовавших пророческим предсказаниям Авеля. В августе 1740 года у императрицы Анны Иоанновны родился внук, нареченный Иоанном в честь деда — царя Иоанна Алексеевича, старшего брата Петра I. Императрица, сразу же горячо полюбившая внука, объявила его своим наследником. Спустя два месяца Анна Иоанновна умерла. Младенец Иоанн был провозглашен императором, фактическими же правителями государства стали его родители, племянница покойной императрицы Анна Леопольдовна и ее супруг, герцог Антон Ульрих Брауншвейгский. Казалось, все предвещало счастливое и долгое царствование Иоанну.
Но в ночь на 25 ноября 1741 года произошел дворцовый переворот. На престол была возведена дочь Петра I Елизавета. Новая императрица на радостях разрешила Анне Леопольдовне, принцу Антону Ульриху и младенцу Иоанну отправиться в Ригу. Но вскоре Елизавета спохватилась и повелела содержать семейство под строжайшим надзором и пресекать все их попытки встречаться с кем-либо или переписываться. Императрица опасалась, что ее противники могут попытаться вернуть на престол низложенного Иоанна.
Эти опасения были не напрасны. Уже летом 1742 года был открыт заговор в пользу Иоанна. Спустя год последовал новый заговор, и Елизавета распорядилась перевезти высокородных арестантов подальше от границ Российской империи — сначала под Рязань, а затем, осенью 1744 года, под Архангельск, в село Холмогоры. Там вскоре и умерла Анна Леопольдовна, спустя долгих тридцать лет умер и Антон Ульрих.
А бывшего императора Иоанна ждала еще более горькая судьба. В 1756 году его скрытно перевезли из Холмогор в Шлиссельбургскую крепость. А еще через пять лет умерла Елизавета Петровна, и императором под именем Петра III стал немецкий принц Карл Петр Ульрих. Спустя год он был свергнут и затем убит с ведома или по прямому указанию своей жены, ставшей императрицей Екатериной II. Властная Екатерина не щадила претендентов на власть, главным из которых оставался Иоанн.
5 июля 1764 года подпоручик Мирович, сумев взбунтовать часть солдат гарнизона Шлиссельбургской крепости, попытался силой освободить Иоанна. Но специальная стража, согласно инструкции, введенной еще при Елизавете, успела умертвить царственного узника. Мирович был схвачен и после суда казнен. Многие современники, а затем и историки считали, что он пал жертвой хитроумной провокации, организованной так, чтобы Иоанн был устранен, а власть оставалась бы формально непричастной к этому.
Но даже если в данном случае провокации не было и Мирович по своей инициативе вступил в поединок с властью, безысходность и самоубийственность такого поступка были очевидны. И это позволяет по достоинству оценить мужество вещего Авеля, не побоявшегося на дознании в Тайной экспедиции предречь всесильной императрице скорую смерть. Напомним, что было это в марте 1796 года. И никто не подозревал тогда, что пророчество Авеля вскоре сбудется.
А пока жизнь императорского двора шла своим чередом. Все казалось устойчивым и стабильным. И только близкие к Екатерине II люди начали замечать на ее лице «верные признаки приближающейся» хвори. Но сама она упорно сопротивлялась зревшему в ней недугу и даже похвалялась, что прошла пешком две или три версты от Зимнего дворца до Эрмитажа, доказывая, как она легка и проворна. Лечиться же предпочитала домашними средствами.
Однако настроение портили известия из-за границы — одно за другим приходили сообщения о кончине европейских монархов. Умер Фридрих II, король прусский, которого она не любила, называла иродом, но был он все же помазанником Божьим. За ним настал черед австрийского императора Иосифа II, давнего ее приятеля. Не стало ее друга князя Потемкина, любезного сердцу Гриши. Печальные известия нахлынули одно за другим из Стокгольма и Парижа. На маскарадном балу в опере злодей Анкарстрем из личной мести застрелил шведского короля Густава III. Хотя отношения с ним долгое время были непростыми, но он все же оставался ее другом. И уж совсем невероятной стала весть о злодейской казни несчастного Людовика XVI и королевы Марии Антуанетты.
Неудивительно, что мысли о смерти все больше тревожили ее. Но верить в пророчество какого-то безродного монаха о близкой ее кончине императрица не желала, была беззаботной и веселой, выдумывала разные развлечения. Много времени проводила с внуками. Была озабочена устройством их судьбы.
Старший, великий князь Александр, был пристроен — четвертый год как женат на Луизе Баденской, переменившей веру и ставшей в России великой княгиней Елизаветой Алексеевной. Другой внук, Константин, только что, в феврале 1796 года, вступил в супружество с пятнадцатилетней принцессой Юлией из Саксен-Кобургской династии.
Спустя четыре месяца великая княгиня Мария Федоровна, жена Павла, сына Екатерины, разрешилась от бремени мальчиком. Третьего ее внука нарекли Николаем.
Летом того же 1796 года императрица Екатерина ранее обычного возвращалась из Царского Села в Петербург. Причина была в том, что сюда прибыл молодой шведский король Густав IV под именем графа Гаги. Его сопровождал дядя-регент, герцог Карл Зюдерманландский, под именем графа Вазы. Этому визиту предшествовали почти трехлетние переговоры по поводу брака короля с великой княжной Александрой, старшей внучкой Екатерины II.
Бабка придавала большое значение этому браку и приложила немало сил для его успешного осуществления. В середине августа Густав IV прибыл в Петербург, чтобы просить руки великой княжны. Официально же причина приезда, как было объявлено, состояла в том, что Швеция должна была присоединиться к коалиции, образовавшейся против республиканской Франции.