- Где пустыня?
- испуганно спросил Брускин.
- Везде.
- Не может быть! - воскликнул Брускин. - Посмотрите на карту.
Новик смотрел на комиссара, зло щур глаза.
- Ты и сам говорил, что у тебя по биографии, или как там ее, черт, по феографии, отлично было? Говорил?
Брускин растерянно смотрел на карту и бормотал еле слышно:
- Ну да, конечно, вспомнил... Тогда у меня случилась ангина, и бабушка не пускала меня на занятия... Бабушка, бабушка...
- А я говорил - давайте штабистов из бывших возьмем!
- возмущенно забасил Шведов. - Эх, если б мы морем шли... Там, на море, все ясно, а тут...
Лапиньш открыл глаза и неожиданно улыбнулся.
- Не нато ссориться, - попросил он. - Этим картам твести лет. За это время высокли реки, опмелели моря.
Там, кте пыли леса, теперь пустыни, а кте пыли пустыни - коры. Не надо ссориться... Мы пойтем вперет терез пустыню...
- Каракорум, - подсказал Брускин.
- Как? - спросил Иван.
- Каракорум, - повторил Брускин.
Иван не решился произнести вслух это слово и плюнул с досады.
Комкор Лапиньш утомленно прикрыл глаза.
Пустыня Каракорум.
Сентябрь - октябрь 1920 года.
Новик и Ведмеденко соорудили что-то вроде тента из одеяла, привязанного концами к воткнутым в песок саблям и карабинам, и лежали распластанно и неподвижно, с закрытыми глазами, но не спали.
- У моему организьму, Иван, немае ни капли воды, - поделилс Ведмеденко.
- Это почему ты так решил? - спросил безразличный Новик.
- Та я вже три дни нэ пысаю, - признался Ведмеденко. - А коли иду, то шурудю, як папир.
Иван с усилием повернул голову и даже приоткрыл один глаз.
- Що це такэ папир, Коль?
- Та то, що вы, кацапы, зовэте бумагою, - объяснил Ведмеденко.
Новик не обиделся и предложил:
- Ты б лучше спел, Коль...
Ведмеденко повернулс на бок и, печально глядя на слюдяное марево над бесконечными до горизонта песками, запел:
Реве та стогне Днипр широкий,
Сердитый витир завива...
Но сорвался, закашлялся, огорченно замолк.
Солнце поднималось на востоке, окрашивая пустыню в революционный цвет, но кавалеристам было не до красоты. Ехали рядом на худых, понурых лошадях Брускин и Новик.
- Лапиньш совсем плох, боюсь... - Брускин не стал договаривать.
- Да уж скорей бы Индия, - вздохнул Иван. - Там, я слыхал, чудеса всякие, лекари, колдуны...
- Ну, во-первых, это и есть Индия. Пустыня Каракорум - это...
- Да какая это Индия? - взорвался Новик. - Зачем нам такую Индию освобождать?! От кого? Втыкай вон красный флаг, объявляй советскую власть - никто слова против не скажет! Нет, Григорь Наумыч... - Иван осекс и замер.
На фоне восходящего солнца им наперерез двигался длинный верблюжий караван. Иван пришпорил лошадь и первым поскакал к нему.
- Они не индусы, а персы, - перевел Брускин Шведову слова бородатого старика в халате. - Они возвращаютс с товарами из Китая к себе в Персию.
- Спросите его, когда кончится эта проклятая пустыня, - попросил Шведов.
- Энд Каракорум... Энд... Вер из? - спросил Брускин.
- This is not Karakoruim, your honour, this is Tar desert"9", - вежливо поправил Брускина перс.
Глаза у комиссара стали круглыми.
- Что он сказал? - торопил с переводом начштаба.
Брускин молчал.
- А ты что, не понял? - не выдержал Новик. - Перепутали все! Может, мы и не на Индию вовсе идем!
Пустыня Тар.
Сентябрь - октябрь 1920 года.