Шишкин на мгновение замер, резко вдруг повернулс и медленно пошел прочь. Руки его безвольно висели вдоль туловища, голова упала на грудь, плечи вздрагивали. Новик поглядел ему вслед и улыбнулся.
- Шишкин! Слышь! Шишкин!
Шишкин уходил. Иван догнал его, схватил за плечи, повернул к себе. Лицо Шишкина было мокрым от слез. Новик смотрел виновато.
- Да ты чего? Правда, что ль, поверил? Пошутил же я!.. Пошутил, понимаешь?
Да перебьется бабуля на картошечке! Шишкин! Ну хочешь, дай мне в морду, если я тебя обидел, дай, а?
Шишкин вздохнул со всхлипом, шмыгнул носом и поднял на Новика глаза.
- Знаешь что, Иван Васильевич... - заговорил он шепотом.
- Ну чего, скажи? - просил Иван, виновато улыбаясь.
- Знаешь что...
- Да говори же!
- Никогда не садись со мной играть в карты!
- предупредил Шишкин.
Аэроплан разбежалс и полетел, и как только он оторвался от земли, десятки бегущих рядом туземцев закричали что-то хором и упали ниц.
ИДЕЯ ТАК НАЗЫВАЕМОЙ ВОЗДУШНОЙ ЭСТАФЕТЫ ПРИНАДЛЕЖАЛА НАРКОМВОЕНМОРУ ТОВАРИЩУ ТРОЦКОМУ. СУТЬ ЕЕ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ В ТОМ, ЧТО НА СВОЕМ ПУТИ В ИНДИЮ УЧАСТНИКИ ВЕЛИКОГО ПОХОДА ОСТАВЛЯЛИ ЗАПАСЫ БЕНЗИНА, ЗАПЧАСТЕЙ, А В НЕКОТОРЫХ МЕСТАХ И ЗАПАСНЫЕ АЭРОПЛАНЫ. ТАКИМ ОБРАЗОМ, ВОЗДУШНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ, ХОТЯ И ОСТАВАЛОСЬ ОПАСНЫМ, НЕ ЗАНИМАЛО ТАК УЖ МНОГО ВРЕМЕНИ.
Москва. Кремль.
1 февраля 1923 года.
Под ногами противно хлюпала снежна юшка. Шмыгая носом, Новик открыл портсигар. Тот был пуст. Мимо проходил матрос в бушлате и клешах и дымил папиросиной.
- Браток, дай закурить, - обратился к нему Новик.
- Кури свои, кавалерия, - отозвался матрос на ходу.
- Мурга!"20"" - кинул ему вслед Иван.
Матрос остановился, вернулся, протянул папироску.
- Так бы сразу и говорил, - сказал он понимающе.
Глядя ему вслед, Новик вытащил спичечный коробок и не обнаружил в нем ни одной спички.
- Товарищ, огоньку не найдется? - обратился он к невысокому сутуловатому человеку в сапогах, шинели без знаков отличия и форменной фуражке.
Незнакомец зажег спичку.
- Шашка у тебя хорошая, - сказал он, когда Новик прикуривал.
- Не шашка, а сабля, - поправил Иван и глянул удивленно на незнакомца.
Тот уже уходил. Иван догнал его, схватил за плечо.
- Постой! Ты же Ленин!
- Сталин, - ответил прохожий.
- Тьфу ты, - улыбнулся Новик, - я и хотел сказать. Это я потому перепутал, что в Индии ты у нас за Ленина идешь. Слушай, так ты же мне и нужен! Целый день по Кремлю вашему хожу как дурак. Ленин болеет, Троцкий в командировке, а ты вообще неизвестно где. Новиков моя фамилия, комдив Новиков. Из Индии я...
- Из Индии? - удивленно спросил Сталин.
- Из нее, матушки, - подтвердил со вздохом Иван.
Новик сидел за кухонным столом босой, с удовольствием шевелил пальцами ног и посматривал на стоящего у плиты Сталина.
- А я с утра еще на улицу Арбат ходил бабулю брускинскую проведать, рассказывал он, заполняя паузу перед близкой выпивкой: на столе уже стояла бутылка коньяка. - Арбат, двенадцать, квартира сорок четыре, три звонка, мне Брускин прямо вдолбил в голову. Звоню три звонка... Выходит деваха кровь с молоком. Ну, думаю, ай да комиссар, шутник. Здравствуй, говорю, Дора Соломоновна.
А она говорит: Я не Дора Соломоновна, я Катя Пирожкова, а Дора Соломоновна уже полтора года как... - Новик свистнул. - Окочурилась бабуля.
Оно бы ладно, но как я Брускину про это скажу? Он ее знаешь как любит...
Так людей не любят, не... Лошадей так любят. Да собак еще иногда...
Сталин поставил на стол сковороду с жареной картошкой, налил по половинке стакана коньяка и, глянув на Новика с пытливым интересом, спросил:
- Слушай, а ты всех на ты называешь?
- Всех, - кивнул Новик. - Царя и того... Да я без зла, само так выходит...
- Царя? - не поверил Сталин.
Новик не обиделся.
- Третьего Георгия я в Галиции получал. И он туда приехал, вручать.
Не мне одному, конечно, много нас было. И он каждому по Георгию вручил, по четвертному дал и трижды каждого в усы поцеловал. Подходит мой черед.
Я на него зенки пялю. Он говорит: Чего так смотришь, казак?
А я говорю: Похож. Он говорит: На кого? Я говорю:
Живет у нас в деревне один мужик, все говорили - похож на тебя.
А генералы рядом стоят - аж позеленели, как индийские лягухи! А царь спрашивает: