Во середу, Любка!
Во середу, ты моя Сизая голубка!
Стол - один на всех, уставленный бутылями с рисовым самогоном и кокосовым вином, заваленный фруктами и жареным мясом, - змеился среди развалин. Во главе стола сидели Брускин и Наталья. Это был их праздник. Это была их свадьба.
Как подобает жениху, Брускин был весел и задорен. Как подобает невесте, Наталья была рассеянна и грустна.
Комэск Ведмеденко поморщился, поднялся из-за стола и, покачиваясь от тяжести своего могучего тела, направился в джунгли.
- Та хиба ж це писня? Хиба ж так спивают? - ворчал он на ходу.
Брускин встал, поднял серебряный трофейный кубок и объявил свое выступление:
- Товарищи!
- Тихо! Жених товарищ Брускин говорить будет! - пронеслось над столом, и сразу утих пьяный гомон.
У Григория Наумовича был такой вид, что, казалось, он сейчас заплачет, запоет или взлетит - от счастья.
- Товарищи, - тихо заговорил Брускин, - вообще я очень счастливый человек, потому что нет большего счастья для большевика, чем счастье практической работы с массами. Но сегодня самый счастливый день в моей жизни! Мы установили советскую власть в России. Мы устанавливаем ее в Индии. И как бы нам ни было трудно, мы все равно установим ее здесь!
Потому что нет тех вершин, которые не покорили бы большевики! А сейчас я спою вам песню... Вообще-то мне медведь на ухо наступил, и я твердо знаю только одну песню, Интернационал, но сейчас... я... спою...
Сейчас... Ее пела мне моя бабушка... Сейчас...
Брускин подался вперед и замер, глядя в небо, будто там были написаны ноты и слова.
Все ждали. Пауза затягивалась. И стало ясно, что Брускин не споет. Да он и сам это понял. За столом зашумели, понимающе улыбаясь.
- Забыл, - признался Брускин шепотом.
- Горько! - крикнул кто-то, спасая ситуацию.
И все закричали:
- Горько! Горько!
Наталья поднялась, опустив глаза, и Брускин поцеловал ее - испуганно и неумело. Похоже, это был их первый поцелуй.
Тигр остановился и прислушался. Будто где-то рядом бушевал водный поток. Но он вдруг иссяк, и на поляну, где стоял тигр, вышел, застегивая мотню, Ведмеденко. Комэск, конечно, не испугался, но удивился:
- Ты що, бажаешь людям свято загубыты?
Тигр неуверенно рыкнул.
- А я казав - не дозволю! Я казав: кто про невесту погано кажет, того вбью!
Тигр зарычал угрожающе.
- Пугаешь? Мене, червоного командира Ведмеденку, - пугаешь? Та яж тоби башку скручу! - и, подвернув рукава гимнастерки до локтей, Ведмеденко сделал первый шаг.
Тигр громогласно зарычал и бросилс на него.
Ленин спал, лежа на спине, и был больше похож на покойного, чем на спящего. Сталин, Троцкий и Новик смотрели на него с горестным любопытством.
- А Шишкин наш больше похож, - сообщил шепотом Новик.
- На кого? - удивился Сталин.
- На Ленина.
- Так это и есть Ленин. - Сталин обиженно отвернулся, и Новик стукнул себя, дурака, кулаком по лбу.
ЭТО ПОЛНОЕ РИСКА И ОТВЕТСТВЕННОСТИ РЕШЕНИЕ, ВОЗМОЖНО, СЕГОДНЯ КТО-ТО НАЗОВЕТ АВАНТЮРОЙ. НО ДЛЯ ТАКИХ ЛЮДЕЙ И ВЕЛИКИЙ ИНДИЙСКИЙ ПОХОД - ТОЖЕ АВАНТЮРА. НЕ ДЛЯ НИХ НАШ РАССКАЗ, А ДЛЯ ТЕХ, КТО ИСКРЕННЕ И НЕПРЕДВЗЯТО ЖАЖДЕТ ЗНАТЬ, КАК ВСЕ БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.
Они лежали рядом: задушенный Ведмеденкой тигр и сам Ведмеденко с развороченной тигром грудной клеткой. Наталья положила ему на грудь белоснежную простыню, и та сразу напиталась кровью. Рядом стоял Брускин.
Чуть поодаль - все остальные. В добрых маленьких глазах Ведмеденки появились слезы и скатились по вискам.
- Почему вы плачете?
- тихо спросил Брускин.
- А я завжды плачу, колы вспомяну, що мене батько казав... - продолжая плакать, ответил Ведмеденко.
- Что же он вам сказал?
- Казав, що не зробити нам всемирну революцию...
- Это почему же? - удивился Брускин.
- Вин казав, що на всемирну революцию нам жидив не достане. Тому я и плачу.
- Ну почему же?- растерянно улыбнулся Брускин. - Посмотрите - все наши боевые товарищи - настоящие революционеры! - Комиссар повернулс и с гордостью указал на стоящих плотной толпой красноармейцев.
- Та яки кацапы революционеры!.. - Ведмеденко поднял руку, но она вдруг безжизненно упала. Умер Ведмеденко.
Горки.
23 февраля 1923 года.
Медсестра Верочка, молодая, рано начавшая полнеть блондинка с добрыми голубыми глазами, держа в руках аппарат для измерения артериального давления, остановилась перед дверью ленинской комнаты и спросила шепотом сидящего у двери пожилого усатого охранника в кожанке, с наганом в кобуре на боку:
- Никитич, ну как он?
Охранник расстроенно нахмурился.