Как только они пропели гимн до конца, все остальные подхватили жалобный, настойчивый, молящий призыв. Никто не знал, кого они, в сущности, призывают, никто из них не молился никому, но старинная песня предков давала им силу, подымала их дух. Им нечем было накормить своих детей на следующий день. Они просили только о тихой погоде для лова, о пище для своих детей.
И вся природа вокруг словно ожила. Мы как бы воочию увидели бурю, мчавшуюся по небу в образе убегающих смятенных голых духов. Мы видели, как полчища убегающих мертвецов клубами снежной метели уносились вдаль. И все видения, все звуки сливались в шум крыльев огромных птиц, к которому заставил нас прислушаться Кингиуна.
На этом кончилась борьба двух заклинателей с непогодой; каждый из жителей мог теперь тихо и спокойно брести к себе домой, чтобы отдаться сну. Завтра должна была наступить хорошая погода.
И она наступила. При ярком солнце по крепкому снегу продолжали мы на следующий день свой путь дальше на запад и после обеда достигли реки Три, где находились торговый пункт Гудзоновской компании и пост знаменитой канадской конной полиции.
Мистер Мак-Грегор оказал нам от имени компании сердечный прием, и мы прогостили у него целые сутки.
После того мы с короткими роздыхами в стойбищах эскимосов разных групп в заливе Коронейшен добрались до своего земляка, датчанина Педера Педерсена, заведовавшего торговым пунктом в гавани Бернарда. Мы имели в виду закончить работу по обследованию первобытных эскимосов Северо-западного прохода в проливе Долфин-энд-Юнион, где эскимосами с острова Виктория был разбит большой ловецкий стан. Эти самые люди несколько лет тому назад неожиданно приобрели громкую известность под именем "белокурых эскимосов".
С середины февраля путь наш шел через "Землю охотников за пушниной", так как на протяжении всего берега, между гаванью Бернарда и мысом Батерст, живут лишь отдельные белые охотники за пушным зверем, одинокие, закаленные люди, ведущие упорную борьбу за существование.
17 мая мы добрались (после приблизительно полуторамесячного безостановочного путешествия) до острова Бейли, где находится торговый пункт Гудзоновской компании. Нужно ли говорить, что заведующий пунктом, наш земляк Хенрик Хенриксен, по прозвищу "Зять", сразу пригласил нас поселиться в своем уютном доме.
Тут кончилась первая часть нашего путешествия. Я был среди новых племен - "эскимосов реки Макензи".
2.14. Под властью доллара
Мы попали как будто в совершенно новую страну. Ведь мы привыкли иметь дело с людьми, в жизни которых главное место занимала охота на крупную дичь, а морского зверя они били только на твердом льду. Теперь же мы очутились в центре культуры, сложившейся под влиянием открытого моря, среди людей, говоривших языком, поразительно близким нашему гренландскому, - о китах и белухах, о нерпах и морских зайцах, охота на которых велась с каяков-одиночек или с "женских каяков". И мы увидели эти самые "женские каяки", одинакового типа с гренландскими, и вдвойне радовались их знакомым очертаниям, потому что приехали сейчас из таких мест, где даже не знают такого названия.
Небольшие белые селения из снежных хижин, которые мы научились любить, сменились бревенчатыми или дощатыми хижинами, а также землянками жилищами, которые и наружным и внутренним видом своим соответствовали гренландским. Мои гренландские спутники таращили глаза и воображали себя почти дома, хотя в течение трех лет удалялись все больше и больше от своей страны.
Таково было первое впечатление, но стоило только чуть поглубже вникнуть в здешнюю жизнь, чтобы подметить во всем большую разницу. Река Макензи была великим проводником культуры, и подобно тому, как ее могучие потоки выворачивали с корнями деревья и разбрасывали их по всем берегам, мимо которых мы проезжали, точно так же вырвала она и эскимосскую культуру из ее старого русла и создала переходный период, в середине которого мы и оказались. Морские промыслы перестали считаться единственным благом страны; сюда занесли золотую лихорадку, погоню за деньгами, и все отношения перевернулись. Гудзоновская компания перестала быть единственным хозяином; по рекам приплыли так называемые "чистоганные" покупатели и установили цены на всю пушнину. Затем жестокая конкуренция между купцами так взвинтила цены, что эскимосы - жители этой богатой пушниной области, внезапно разбогатели. И те, кто при старых порядках привык рассчитывать главным образом на свои зимние склады, а потому и зверя бил с расчетом на один год, оказались теперь во вполне простительном заблуждении, что если только они с виду будут торговать и жить, как их повелители - белые люди, то и во всем станут равными им. Все здешние эскимосы - отличные охотники, поэтому им нетрудно доводить добычу и сбыт пушнины до колоссальных размеров, оставляя в стороне всякие разумные соображения насчет будущего и необеспеченной старости.
Вот почему мы неожиданно оказались среди людей важных и независимых. Цена на белого песца поднялась до 30 долларов, а песцов можно было добыть немало за сезон с ноября по апрель. Был спрос и на другую пушнину - на голубого песца, красную лису, черно-бурую, крестовку, мускусную крысу, скунса, бобра, горностая, куницу, рысь и прочее. Не диво поэтому, что эскимосы, мало-мальски честолюбивые, стали величать друг друга "капитанами" и переходили в ряды судовладельцев. Ведь плоскодонную шхуну ходового типа можно приобрести в дельтах больших рек за 3000 долларов! Но делать им с промысловым судном, в сущности, нечего. Разве только кататься на нем летом в гости и устраивать себе модные каникулы на море по окончании охотничьего сезона. Для лова же морского зверя эскимосы предпочитают пользоваться дешевыми и более практичными "женскими каяками" или китобойными лодками. Разумеется, на большинстве шхун установлены моторы. Вообще машины здесь применяются широко. Прилежные пальцы женщин, ловкостью которых мы часто любовались во время шитья меховых одежд, заменены швейными машинами. Люди научились писать, но чтобы и тут не отстать от века, большинство мужчин обзавелось пишущими машинками, хотя корреспонденция, которую они ведут, настолько невелика, что им даже не приходится упражняться в машинописи.
Машинки для стрижки и бритья тоже давно вошли в число предметов первой необходимости, так же как обычным явлением стали люди, разгуливающие с фотографическим аппаратом в руках. Практичные жировые лампы сохранились в качестве достопримечательностей, предлагаемых туристам по 30 долларов за штуку, сами же туземцы пользуются газолиновыми или, на худой конец, керосиновыми лампами [55].
Вначале и я оказался каким-то наивным пережитком старины среди этих щеголей, когда начал говорить с ними о сказаниях и старых преданиях; и не раз за первые недели, когда мне пришлось вести упорную борьбу, чтобы понять всю эту сбитую с толку ограниченность, я печально уносился мыслью обратно на восток к эскимосам - мужчинам и женщинам, для которых мудрость предков была еще священной. Здешние рассказчики начинали с того, что приравнивали себя к специалистам по истории и мифологии своего народа и расценивали свою консультацию или руководство по 25 долларов за день. Такова была такса на труд физический; почему же умственный ценить дешевле?
Едва прошел слух, что мы интересуемся этнографическими предметами, пронырливые антиквары явились, как из-под земли, и не стеснялись требовать по 50 долларов за пару губных украшений, найденных при раскопках.
Понятна моя растерянность. К счастью, неусвоенная культура не прочнее старой грязи, ее можно смыть, и в недолгом времени мне удалось пробудить в людях интерес к прошлому своего народа. Совсем даром рассказывал я им час за часом обо всем пережитом нами во время нашей поездки, о старых заклинателях, лучше знающих историю минувших времен, нежели люди, среди которых я нахожусь теперь; наконец я настолько основательно проломил лед, что оставил крайний запад Канады с солидным запасом ценных и новых сведений.
2.15. На севере Аляски
5 мая ранним утром мы въезжаем на Аляску.
Берег такой же, как тот, которого мы держались, переправившись через реку Макензи. Плоское побережье однообразно волнисто подымается к горам Иррит, окутанным облаками снежной метели. Мы с минуту задерживаемся около пограничных столбов в рост человеческий. С одной стороны, обращенной к востоку, начертано: Канада, с другой - Соединенные Штаты Америки. Эта официальная граница, отмеченная надписями на столбах, которые с короткими промежутками расставлены на протяжении тысячи километров равнин, гор и рек, производит своеобразное впечатление здесь, в снежной пустыне, где не видно ни следа жизни человеческой. Один шаг от канадского столба - и мы в Аляске. Наша цель - мыс Барроу и аляскинские эскимосы. 800 километров предстоит нам проехать пустынным побережьем материка, прежде чем вновь сделать продолжительную остановку.
Санный путь отличный. За береговой линией материка тянется узкая песчаная отмель с лагунами, и мы пользуемся их ровным льдом. Перед отмелью стеной встают исковерканные льды Ледовитого моря; хаос торосов; сознание, что мы ловко обходим этот барьер, радует нас вдвойне.
Собаки бегут привычной рысцой; теперь они редко переходят в резвый галоп, зато рысца у них ровная, упорная, и если за ними увяжутся чужие сани, то мы часто видим, как скачут вприпрыжку, запыхавшись, их собаки, чтобы не отстать от наших. Весна же быстро догоняет нас. Делая привалы на берегах лагун, мы слышим кругом хоры мелких птиц. Зеленое летнее одеяние тундры уже готово пробиться сквозь снежные сугробы, и, когда солнечные лучи падают на мощный хребет Эндикотт, образующий задний фон равнины на южном горизонте, покрытые льдом речки и обожженные солнцем скалистые склоны так и сверкают.
По всему берегу разбросаны мелкие становища эскимосов; встречаются нам и отдельные белые люди - датчане, шведы и норвежцы, некоторые на небольших шхунах; у других только пара кулаков да сани, нагруженные лисьими капканами. Расстояния между становищами определяются шансами на удачную охоту за пушниной. Но по окончании промыслового сезона на исходе марта с хребтов спускаются олени и горные бараны, и начинается новая охота. Охотничьи стойбища разбиваются уже у подошвы хребтов. Эта охота продолжается до тех пор, пока морской лед не покроется дремлющими на солнце тюленями. Тогда люди перекочевывают опять на берег, чтобы запастись салом и кормом для собак к наступающему зимнему сезону песцов. Тюлений сезон как раз на исходе. Всюду встречаются люди, которые не задумываются протянуть нам руку помощи, поработать с нами день другой, раз мы спешим, а путь тяжел. Встречаем мы и пастухов оленей, которые стараются пасти свои стада в укромных долинах, пока коровы телятся.
23 мая мы по отличному санному пути добираемся до крайнего северного жилого пункта американского материка, мыса Барроу, и впервые попадаем в город с тех пор, как покинули в 1921 году Готхоб. Наше прибытие с далекого востока возбуждает в населении большой интерес к нам. Все настолько-то обучались в школе, чтобы более или менее верно оценить пройденное нами расстояние. В результате этого повышенного интереса - мой большой доклад о Гренландии и о других пройденных нами странах, который я через день по приезде делаю в школе. Мое гренландское наречие понимают здесь без труда, и это обнадеживает меня, сулит успех и в самой северной части Аляски.
Здесь проживают около 250 туземцев и горсть белых людей. Имеются большие магазины, торговые дома и товарные оптовые склады, но больше всего бросаются нам в глаза школьный дом, больница и церковь. Это первая школа, которую мы увидели за все три года, - светлое, нарядное здание; руководитель школы, молодой голландец Петер ван дер Стерре, с большим радушием принимает нас как своих гостей.
Приехали мы сюда в самый разгар лова китов. Всего в нескольких километрах от берега расстилается открытое море, колыша свободно плывущие льдины; морские птицы собираются большими стаями, и крики их долетают до самого города. Почти вся мужская часть населения живет у кромки льда в пестрых ловецких станах; дoма остались одни женщины и дети. Все в ажитации и как будто не знают сна. Когда мы сами около 4 часов утра ложимся в постель и открываем окна, то слышим повсюду женскую болтовню, детский крик и собачий лай. А все возвышенные пункты глинистых обрывов берега заняты бессонными наблюдателями, только ожидающими момента, чтобы оглушительным ревом подать беззаботным ночным воронам весть, что гарпунирован еще один кит.
Наше знакомство с Аляской не столь давнее. Открыта она была в 1741 году датчанином Витусом Берингом, состоявшим тогда на русской службе и предпринявшим свое знаменитое плавание через пролив, носящий теперь его имя [56]. Но понадобилось много лет для более близкого ознакомления с этой страной. И здесь, как и дальше к востоку, детальное обследование берегов связано с экспедициями, имевшими своей целью Северо-западный проход. В 1826 году мыс Барроу впервые посетила английская экспедиция под начальством лейтенанта Бичи [57], который, выйдя из Тихого океана, должен был обогнуть материк с севера, чтобы встретиться с Джоном Франклином, шедшим от реки Макензи. Но Бичи, натолкнувшись на многочисленное туземное население, выставившее вооруженных людей и занявшее явно враждебную позицию, счел неблагоразумным высаживаться на берег. Бичи не удалось обогнуть мыс Барроу, но он ознакомился с северным побережьем Аляски и открыл тем самым дорогу другим.
Эскимосы, обитавшие между заливом Нортон и Ледовитый океаном, по-видимому, были воинственным племенем; все молодые люди у них получали настоящее военное воспитание, закаляли себя физическими упражнениями, проходили особый диетический курс, приучались переносить голод, делать длительные переходы, тренировались в выдержке и выносливости. И они не ограничивались вызывающе враждебным отношением к другим эскимосским племенам, не останавливались перед открытыми столкновениями с индейцами и даже с белыми, когда те осмеливались вторгаться в их владения. Оружием служили обычно лук и стрелы, но применялись и разные хитроумные изобретения. Наиболее известны панцирь из моржовых клыков, от которого стрелы отскакивали, и большие зазубренные палицы, которыми легко было размозжить противнику череп.
Времена эти не так уж давно миновали, чтобы нельзя было собрать нужных сведений от тех пожилых людей, деды которых сами участвовали в битвах. Это положение длилось долго и после того, как Аляска заселилась белыми людьми; кстати, надо признать, что первая встреча эскимосов с цивилизацией не могла особенно поощрить их к зарыванию боевого топора в землю.
В первое время страной правила Россия. С наилучшими намерениями было устроено несколько миссионерских пунктов около устья Юкона [58], но в те времена бессовестные купцы больше влияли на условия жизни, чем миссионеры. В страну хлынула рекой водка; почти ни одна торговая сделка не обходилась без того, чтобы клиентов сначала не напаивали допьяна. Одновременно около берегов появились многочисленные китобойные суда, которые забирали с собой целые эскимосские семьи для черной работы или в качестве ловцов. Долгое время казалось, что население обречено на вымирание, так оно вырождалось и развращалось; белые люди не только ввезли водку, но и опаснейшие заразные болезни. Хищнические приемы охоты угнали диких оленей в глубь страны, и морские промыслы, бывшие всегда основным источником существования туземцев, тоже были поставлены под угрозу. Все независимые племена быстро убывали в числе; их вымирание, полная гибель казались неизбежными [59].
И вот в 1867 году Соединенные Штаты за 7.200.000 долларов купили Аляску у России. Эта была, без сомнения, лучшая коммерческая сделка, когда-либо совершенная американцами! Это сулило Аляске лучшие времена, но прошло все-таки немало лет, прежде чем американцы приступили к сколько-нибудь рациональному освоению своих новых крупных владений.
Новая эпоха жизни эскимосов началась только с начала работы Отдела народного просвещения в 1890 году. Первым из начавших тогда борьбу за лучшее будущее эскимосов следует назвать д-ра Шелдона Джексона [60]. Английский язык немедленно был введен в школы, и все силы были пущены в ход, чтобы сделать эскимосов американцами.
Как на результат хорошо организованных (преимущественно американскими учителями) просветительных мероприятий можно теперь, через 35 лет [61], указать на то, что вымиравшее, обнищавшее, угнетенное племя стало племенем деловитых, честолюбивых и независимых людей [62].
Д-р Джексон впоследствии напал на мысль ввезти в Аляску сибирских домашних оленей. И в течение первых лет удалось довести это ввезенное 30 лет тому назад оленье стадо до 1280 голов; теперь же домашних оленей насчитывается до 500.000 голов, из которых значительная часть принадлежит эскимосам. Но это не предельная цифра; по мнению знающих людей, оленеводство будет развиваться, пока число домашних оленей не будет доведено до нескольких миллионов голов [63].
Это по части школы и оленеводства. Но были и другие мероприятия, имевшие важное значение; например, введение кооперативных форм торговли и хозяйства. Само население вносило свою лепту на организацию кооперативных лавок и потребительских объединений, но реализовать идею без поддержки государства не удалось бы; и казенные суда, обслуживающие школьное и медицинское ведомства, до сих пор перевозят грузы для кооперации за фрахты, едва окупающие расходы.
В день нашего приезда было убито три кита и спустя два-три дня еще два; но нам ни разу не удалось явиться вовремя на место, чтобы быть свидетелями самой процедуры лова.
В наши планы входило, чтобы я возможно скорее отправился дальше вместе с Гагой и Арнарулунгуак в большое становище у реки Утукок, где, как мне говорили, я мог встретить нескольких интересных людей - мужчин и женщин из старых коренных жителей материка. В пути мы должны были держаться узкой полосы льда, еще уцелевшего у берегов, и так как весь снег превратился уже в слякоть, под которой стояла вода, то нельзя было везти с собой наши коллекции или большой фотографический материал. Решили, что Лео Хансен останется пока здесь продолжать съемки картин народной жизни, а с первым летним пароходом отплывет вместе со всеми нашими коллекциями, и мы встретимся с ним уже в Номе.
3 июня мы расстались. Солнце палило вовсю. Мы положительно слышали, как тает снег вокруг. Несмотря на жару, собаки не ленились; они знали, что им опять предстоит путь и, хотя уже убедились на опыте, что это значит и что от них потребуется, все же были так радостно возбуждены дорожными приготовлениями, что мы с трудом удерживали сани на месте, пока все наши друзья с мыса Барроу прощались с нами.
2.16. Китовый праздник
досюда
8 Июня мы достигли Ледяного мыса (Айси-Кейп), где жители как раз готовились справлять большой китовый праздник в ознаменование конца благополучно прошедшего китоловного сезона.
В течение ночи множество саней прибыло из соседних селений, так что сборище вышло многолюдным. Хвост кита, припрятанный для этого особого случая, был нарезан ломтями и явился первым основным блюдом праздничного пира. Потом собравшиеся забавлялись "прыжками в поднебесье" с натянутой моржовой кожи. В этой головоломной забаве, кончающейся иногда сломанными руками, участвовали все возрасты. Человека подбрасывают кверху на двух больших моржовых кожах, сшитых вместе и снабженных множеством рукояток, за которые должно ухватиться возможно большее число людей. Эскимосы, раскачав хорошенько кожи со стоящим на них во весь рост человеком, подбрасывают его высоко в воздух, а он должен, сохраняя свое стоячее положение, легко и красиво опуститься опять ногами на кожи, чтобы снова взлететь еще выше. Презрительным весельем встречают тех, кто падает на голову. Наигравшись, игра продолжается по нескольку часов подряд, - садятся опять пировать, и пир затягивается на весь остаток дня, захватывает и ночь, прерываясь лишь песнями и плясками. Десять музыкантов сидят в ряд и отбивают такт на своих грохочущих бубнах. Большой хор мужчин и женщин сидит около них на корточках, образуя полукруг, в котором выступают по очереди пляшущие обычно пара женщин и один мужчина. Пляски не представляют ничего характерного, выражая только радостное настроение. Мужчина - олицетворение силы и ловкости, и все движения плясунов красиво и гармонично демонстрируют гибкость их тела; когда же вступает хор и слова песни дают к тому повод, плясуны вкладывают сочный юмор в движения своих рук и в изгибы тела. Мужчина в непрестанном движении; зато женщины в пляске почти не двигаются с места, только колышут бедрами, становясь то на цыпочки, то на пятки и шевеля руками в такт музыке. Их задача - олицетворять красоту, прелесть, женственность; и, по правде сказать, они своими полузакрытыми, затуманенными глазами и легкими грациозными движениями захватывают зрителей, необыкновенно хорошо оттеняя прыжки и игру мускулов мужчин. Мелодии сами по себе до крайности однообразны, но и мужчины и женщины обладают особой способностью передавать двухголосные напевы так, что монотонность пропадает. Выступления дышат силой и праздничной радостью, но вместе с тем и торжественной волнующей простотой. Только текст разочаровывает; песни состоят, в сущности, из одних припевов, говорящих о каком-нибудь приключении, которое оставило особое впечатление в тех, кто сложил песню, а для других не имеет никакого значения. Поэтических картин, настроения, как в песнях примитивного эскимоса из области Северо-западного прохода, у этих певцов не встретишь.
С юмором и выдержкой проведен был весь долгий праздник, и после этой богатой впечатлениями ночи нам удалось, наконец, отправиться в то небольшое становище на материке, где мы хотели пробыть некоторое время. Кроме тех стариков и старух, которых я искал, там находилось еще несколько молодых оленьих пастухов; они как раз собирали свое большое стадо в 800 голов, чтобы переметить хозяйским тавром уши весенних телят.
* * *
И у этих континентальных эскимосов, живущих в значительно более благоприятных условиях, нежели те, какие наблюдаются у их сородичей, живущих дальше к востоку, я обнаружил под всеми наслоениями религиозных представлений и за всеми суеверными обрядами, которыми они пытаются облегчить себе ежедневную борьбу за пропитание, - ту же самую основу, то же самое мировоззрение, какое отмечал уже выше. Правда, оно, как и вся их благоприобретенная культура, находилось на более высоком уровне, говорило о новых идеях и о влиянии индейцев, но выросло оно из той же старой системы запретов - табу, из попыток заклинателей посредничать между земным и сверхъестественным и, наконец, из склонности рядового человека прибегать к помощи волшебных заклинаний и амулетов.
Кроме многих обычаев, с которыми я уже познакомился раньше, посещая другие племена, я, однако, подметил здесь и кое-что новое, характерное. Всего оригинальнее культ душ опасных хищников, а именно волка и росомахи. Самые звери, правда, рассматриваются только как предметы роскоши, поскольку мясо их несъедобно, а красивые шкуры идут исключительно на отделку одежд из оленьего меха; но ловить этих хищников капканами - трудная, утомительная работа, так что удачливые охотники завоевывают себе и славу и зависть людскую.
* * *
Трудно оторваться от старых умных людей, умеющих хорошо рассказывать. Поэтому я должен был сделать над собой большое усилие, чтобы, наконец, распрощаться с ними 30 июня. Необходимо было продолжать путь. Отягощало наше выступление еще одно обстоятельство - необходимость расстаться с большей частью моих старых собак, верой и правдой служивших мне во время этого долгого санного пути. Невозможно было, однако, везти собак с собой обратно, приходилось пристроить их куда-нибудь, где им было бы хорошо. Поэтому я подарил их коммерсанту Угперсауну на Айси-Кейпе. Себе мы оставили всего четырех собак, так как остальной путь предстояло нам отчасти проплыть в лодке, отчасти пройти пешком, взвалив часть багажа себе на плечи, а часть распределив по собачьим вьюкам.