Немалую роль в продлении срока действия росчистей играли, видимо, своего рода севообороты. Правда, при всех условиях отмечено, что лучший урожай — это урожай второго года высева. Крестьяне Ржевского уезда считали, что «на новых местах хлеб родится лучше, а особливо другой раз или, по их названию, «на оборотах» посеянный». В Качестве примера можно привести обстоятельное использование росчистей в Новоторжском уезде. Здесь «в исходе июля срубают лес под корень и оной оставляют на месте до будущей весны, а тогда оной зажигают. А когда обгорят сучья и ветви, то убирают мелкий на дрова, а лучший — на строения. Землю поднимают сохою и сеют пшеницу или ячмень. На другой год — рожь, а потом овес. Первый и второй хлеб приходят в восьмеро и в девятеро. Сенокосы расчищаются таким же образом, но… срубленный лес не жгут, а убирают прочь. По прошествии двух или трех лет оставшиеся пенья выламывают»88. Таким образом, получив в первый год высокий урожай пшеницы и ячменя, во второй год урожай ржи еще выше (сам-9). В третий год неприхотливый овес, видимо, приносит также весомую прибавку в зерновой баланс крестьянской семьи. Кстати заметим, что в Новоторжском уезде роль урожаев на «нивах» была столь велика, что автор топографического описания уезда назвал почвы уезда весьма плодородными, хотя урожай в уезде в целом невелик (рожь и ячмень всего урожается сам-3 и сам-4, но ближе к Старицкому уезду — сам-5 и сам-6, овес сам-3, конопля и лен сам-2 и сам-3)89.
Следует отметить и роль репы в севооборотах на лядинах. Обильные урожаи репы «по лядам» («изрядно родится») отмечены по Осташковскому уезду90. В Бежецком у., где расчищалось ежегодно немалое количество земли, в первый год обычно сеяли репу, во второй год — ячмень и только на третий год сеяли рожь. «Плодородие… против навозной земли», что означало урожайность, равную удобренной навозом земле. По снятии «семи хлебов» росчисти снова запускались под лес91.
Такова земледельческая практика одного из многих районов Нечерноземья, где, видимо, и родилась ставшая спустя столетия не совсем понятной пословица: «Не поле кормит, а нива» (то есть росчисть).
Росчисть продленного действия
В некоторых местностях по истечении первых лет использования росчисти на эти земли или возили навоз, или начинали «двоить» пашню.
Так, в Кашинском у. однократная вспашка и боронование были лишь в первые два года, «но для третьего хлеба пашня двоится»92. В районах крайнего севера, в частности в Архангельском у., расчистку лесных участков проводили весной, срубая лес под самый корень. Целый год он лежит недвижимо. Будущей весной его поджигают, но сгорает, видимо, мелочь, так как несгоревшие деревья и сучья берут на дрова. Затем землю рыхлят сохою и сеют рожь. Со второго года землю регулярно удобряют навозом и сеют только ячмень, «которого сначала бывает урожай средствен, а потом от частого унавоживания приходит в большом количестве»93. Без удобрения новины служат 4–5 лет. В Онежском у. срубленный лес оставляли на два года, «чтоб подопрел». Крупный лес отбирали на дрова и строение. А затем остатки жгли. Новина здесь использовалась также подряд 4–5 лет94.
В разных вариантах подобная практика была» в 80-х годах XVIII в. и в соседней Олонецкой губернии, большая часть которой была покрыта лесами. Наблюдатель фиксирует, что лес здесь «каждую весну… разчищают с крайним трудом, но с малою для размножения пахотных земель пользою, потому что, сняв несколько раз, а в других местах и один только хлеб, оставляют разчищенные с трудом земли, не быв в состоянии удобривать их за отдаленностью положения»95. Как уже было сказано, характернейшей чертой Олонецкой губернии был острый недостаток хороших земель и их крайняя разбросанность и отдаленность от мест, удобных для поселения. «Многие в округах Олонецкой губернии волости, состоящие из 6—8-ми тысяч душ, поселены на расстоянии 40 верст, имея земли свои в отдалении 60-ти — 70-ти верст в пусте лежащие»96. В северных лопских погостах Повенецкой округи… на четвертой год после разчистки производят хлеб, не применяя при росчисти «ничего кроме топора и огня». «В первую весну, подсекши лес, оставляют его на месте, дабы згниением мелких сучьев и листьев земля зделалась тучною. На другой год, собравши порубленный лес в кучи, зжигают. На третий — посеевши рожь или репу, пашут и боронят вычещенную землю, которая называется палами и нивами»97. Именно здесь, в Повенецкой округе, «палы не рождают более одного хлеба, быв земледельцами всегда оставляемы за отдаленностью» (отсюда и способ расчистки, при которой срубленный лес никак не используется).
Однако «в других местах» губернии «на сих нивах» хлеб поспевает на третий год, «ибо в первую весну, подрубив лес, оставляют его на месте до следующей [весны], по наступлении которой оной сжигают и тогда же сеют хлеб. Сии палы рождают пять ли шесть хлебов сряду, не быв ничем удобрены. Но, когда перестают быть урожайны, то земледельцы паки оныя оставляют в пусте и запускают рости лес, принимаясь за расчистку новых нив»98. Точно так же расчищали лес и под луга, и «на расчищенных среди лесов пожнях, обделывания которых толиких требует трудов, с какими сопряжена и разчистка нив», «не меньше знатное получается количество сена»99.
На юге Владимирской губернии, между реками Клязьмой и Окой, расположены были бесконечные леса. По свидетельству П.-С. Палласа, «многие деревни принуждены выжигать для очищения места под пашни… Здешния жители обыкновенно заготовляют пашни следующим образом: подкладывают огонь под коренастые деревья и не помышляют о том, что до половины сгорелые древесные стволы остаются на пашне вышиною в сажень и больше наверх земли. Или огонь простирается далее надлежащего места и опустошает пространство на несколько квадратных верст. Я находил такия пожарища и видал, что у многих деревень на пашнях стоят часто обгорелые высокие пни, которых вырывать не стараются…» Практика эта была постоянной, так как «пашня не чрезвычайно тучна и скоро истощевается по причине лежащего под тонким черноземом песка»100.
На. Урале при известном земельном просторе специфика рельефа вела к тому, что практика систематического унавоживания сосредоточивалась на очень небольших площадях, пахотные массивы земель часто забрасывались, а вместо них в хозяйственный оборот вовлекались новые земли. По Шадринску, в частности, наблюдатель прямо отмечает: «А тот хлеб сеют не на одной земле, но из году в год делают приумножение»101. В Осинском у. «в волостях Касевской, Дубровской, Олховской, Аманеевской, Осинской, Сте-пановского островку в деревнях Мазуниной и Пуговской, Колпаковской сотни в деревне Лушках росчищают черные леса: ельник, пихтовник, липниг (т. е. липняк, — Л. М.) и частию в нем березник и осинник. По росчищении в первый год сеют репу, в другой — льны, в третей — яровой, то есть пшеницу, ячмень, овес и горох. А потом и рожь. И когда она выпашется и потеряет свои жирные соки — урожая производить не будет, — тогда удобряют скотским навозом», т. е. вводят традиционный трехпольный севооборот102. Интересно, что в Соликамском у. были тенденции к нарушению трехпольного севооборота на основных землях. Здесь «землю ж удабривают навозом. Потом сеют хлеб, которой снимается два и три [раза], а после оного делают повторение: ко удабриванию навозы наваживают… Так продолжают и далее»103. Иначе говоря, между периодами пара сеяли не только два, но и три года подряд, т. е. был четырехпольный севооборот.
Именно здесь, на лесных росчистях, зарождалась новая для Нечерноземья плодосменная система земледелия с чередованием яровых, а иногда и озимых культур. В Калязинском у. в первый год сеяли овес, потом рожь, на третий год ячмень104. В Кашинском у. на третий год часто снова сеяли овес105. Во многих районах Нечерноземья в первый год сеяли лен, на второй — ячмень или овес, потом шла озимь, т. е. летом землю «парили»106. Очень важную роль для восстановления плодородия таких земель играли посевы репы107. Такая система уже в XVIII в. получила в народе свое название — «обороты», что почти не отличается от позднейшего «севооборота» — термина агрономической науки108.
При первых признаках «выпашки» земли, т. е. падения урожайности, землю вновь запускали под лес. В Олонецкой провинции была практика осушения заболоченных земель. Они непрерывно использовались десять лет подряд, после чего временно запускались под сенокос109. В частности, в Олонецком погосте «жители сей округи находятся в необходимости окапывать пашни свои канавами для осушения их от влажности, противной растению посеянных семян»110. Чрезвычайно знаменательно и другое. Росчисти после 8—10 лет активного севооборота включались в дальнейшем в трехпольный севооборот, т. е. становились обычными полевыми землями. Например, в Костромском крае, где жители обычно «чистят под поля лес» на наиболее высоких местах, также периодически восстанавливали лесные перелоги. Срубив лес, используют его на дрова. «Потом коренья некоторые вырывают и другие по большей части выжигают и, таким образом перекопав землю и распахав сохами, сначала сеют репу или пшеницу, рожь и ячмень и заборанивают. На сих местах хлеб родится в первый год в восьмеро (т. е. сам-8, — Л. М.) а инде и более, а репы на десятине до 60-ти четвертей»111. В том же Кашинском уезде при первых признаках выпашки росчисть часто начинали удобрять, т. е. включали ее в число регулярных пашен112. Часто этот процесс сливался с общей тенденцией увеличения пашенных угодий, обусловленной ростом народонаселения. Но не менее часто ввод новых земель в трехпольный севооборот означал более сложные процессы.
Бич полеводства — выпаханность земель
Паровая система земледелия с жестким трехпольным севооборотом, создавая столетиями для русского крестьянина оптимальные условия хозяйствования и способствуя существенному развитию производительных сил, не была вместе с тем замкнутой, так сказать, «безотходной» по своей агротехнике системой. Важнейшим изъяном модели парового трехполья в эпоху позднего феодализма является, как уже говорилось, постоянная тенденция к снижению плодородия регулярных пашен. Так называемая выпаханность почвы была буквальным бичом для русского крестьянина. Зародившаяся в XVIII в. русская агрономическая наука видела в этом главную и чуть ли не единственную беду сельского хозяйства. Андрей Болотов многократно напоминал, что земля, ежегодно выпахиваясь, теряет свою силу 113. Другой видный русский агроном Иван Комов писал в свое время: «Земля редко столь добра бывает, чтобы навозу не требовала, а хотя где (как у нас в степях на юге) и найдется, но ее севом хлеба так выпахать можно, что кроме дикой травы ничего родить не будет»114. Кратковременный пар лишь замедлял темпы потери плодородия, но не ликвидировал ее. «Как бы земля хороша ни была, — писал П. Рычков, — однако через десять, двадцать, а ин-де через 30 лет и более выпахиваясь, лишается растительной своей силы»115.
Причины выпаханности почв многообразны, но, кратко резюмируя их, можно говорить о постоянном дефиците в добавочных вложениях труда и капитала в землю.
Тем не менее речь идет не только об узости простора для этих вложений, речь идет о том, что в сельскохозяйственной практике XVIII столетия чаще всего эти вложения просто отсутствовали (объективные условия истощали поле). Как известно, основой поддержания и повышения плодородия почвы являлось удабривание почв главным образом навозом рабочего и продуктивного скота. Однако уже во второй половине века наблюдается острая нехватка навозного удобрения. Это связано прежде всего с вовлечением в пахотный массив все возрастающего числа земель малоплодородных или вовсе «худых». Эти земли требовали повышенных норм удобрения. Даже в Нижегородской губ., многие уезды которой были в зоне Нечерноземья, практически во всех уездах (кроме Починковского) земля нуждалась в удобрении116. Но скота, а следовательно, и навоза в губернии было мало.
Наблюдатель прямо писал о Нижегородском и Арзамасском уездах: «Удобрение земли производят навозом, но весьма слабое и недостаточное. А причиною тому — малое скотоводство»117. В Княгининском у. «распахивают в пашню множество лугов»118, и это существенно повышало урожайность. В Семеновском у. удобрение навозом настолько необходимо, что «бес тово не-можно ожидать плодов по причине великих песков»119. В Галицкой провинции «жители с немалым трудом и великим количеством навоза свои земли удабривать принуждены»120.
Вместе с тем, как показывают отдельные исследования, около 60 % земель церкви, удобряемых навозом, получало его в половину меньше нормы121. Многие земли удобрялись нерегулярно122: Так, в 80-е годы XVIII в. в Бронницком у. «у редкого земледельца и половина унавоживается». А.Т. Болотов уже в 60-е годы писал о Каширском уезде, что там обычно «большая половина земель ненавозных», а навозные удобряются в 9-й и 12-й год123. В связи с тем, что удобрялись далеко не все пахотные земли, в XVIII в. бытовала весьма характерная классификация пахотных земель: «навозные, добрые, средние и худые»124. К такому положению приспосабливали и высев культур. Как уже говорилось, овес, греча сеялись на мало или вовсе не удобряемых землях, на землях худых и «средственных». Так, в Покровском уезде по реке Клязьме возле села Покров «земля везде, несмотря на песчаную пошву, наполнена пашнями. Но здесь сеют по большей частию овес, лен и гречу, которые и при малом утучнении хорошо урожаются на тощей пошве, и сей товар продают»125. По свидетельству академика И. Лепехина, в районе Киржача в некоторых деревнях крестьяне «высушивают болотные места и иловатую землю удобряют известью, с трудом отправляя свое хлебопашество»126.
Выпаханные земли, как правило, в конце концов забрасывались, но взамен их в пахотный массив включались новоросчистные земли. Упоминания о них в XVIII в. постоянны и повсеместны. В Галицкой провинции «для расчищения поль и лугов довольно рубят лес и кустарник; оный выжигают и сеют пшеницу, где весьма изрядно родится»127. Во Владимирском ополье, там, где были лесные территории, «выжигают леса и кустарники для расчи-щения полей»128. В Кашинском у. Тверской губ. там, где «лесу много… всякий год выжигается под пашни»129. В Рязанской провинции, «где находятся к полям леса и кустарники, то для размножения полей выжигают и разчищают»130. Такие сведения постоянно фигурируют в материалах по Новгородской, Смоленской, Московской, Ярославской, Костромской, Вологодской, Тверской, Нижегородской, Вятской, Тамбовской, Рязанской, Калужской и др. губерниям.
«Запуски» ДаЛЬНИХ полей Важнейшую часть их составляют прежде всего так называемые дальние поля, иногда именующиеся как «запольные земли» трехпольного севооборота. В Калужской провинции к ним относилась, в частности, земля, «которая от пол отделена и навоз на нее возить далеко, и пашется без одобрения столько лет, доколе в силах производить хлебные произрастения. А когда урожай на ней начнет становиться худ. Тогда оной земли дают отдыхать до тех пор. Покуда на оной выростет небольшой лес или кустарник… Потом опять оную распахивают и почитают ее за новую землю»131.
Такая же система была во многих уездах Пермской губ. В Обванском у. «удабривание земель производят блиским пашням. А некоторые еще кресть-яна имеют отдаленные верст до 4-х и далее пашни. Сеют на них года по трое. И [так как] без удабривания земли она везде одинаков плод [не] имеет, то оставляют ее на тож время (т. е. на 3–4 года запускают, — Л. М.) и бывает на той пашне покос. А принимаются за другую, у кого таковые есть»132. Точно так было и в Алапаевском у., где отдаленные пашни тоже не удобряли, а «когда земля не будет давать от себя плодородие, то оную запускают года на 3–4. А когда земля отдохнет, то начинают пахать и хлеба сеять»113. В Ирбитском у. «от отдаленности селениев землю ничем не удобряют, но только перепаривают»134. В Пермском у. так же, как в Обванском у., на отдаленных верст до 4-х и далее пашнях сеют подряд «года по З», а потом «оставляют ее на то же время, и бывает на той пашне покос. А принимаются за другую…»135
Там, где почвенные условия менее благоприятны, как, например, в Шад-ринском у., запуск неудобряемых пашен более продолжителен («а дальнюю пашню по выпашке, когда уже не станет родить хлеб… покидают до тех пор, покудова на ней будет расти трава называемая пырей, довольно годная к продовольствию лошадей, коя урости по выпашке не ранее начинает, как через 20 и более годов. А потом и урожай на оной всякому хлебу бывает по-прежнему, как и на новой земле»136). В других районах землю забрасывали совсем. Так, в Осиновском у. «в Аманеевской и некоторых деревнях Дубровской волости по выпашке совсем покидают, которая и зарастает лесом, ибо в оных жительствах состоит земля пещаная и в себя никакого навозу не принимает и с ним плодородия не производит… Вместо ею и расчищают в других местах»137. Как видим, здесь нет даже тех минимальных преимуществ, какие были в степях Шадринска, где землю даже после 20 лет можно вернуть в хозяйственный оборот.
На Урале были и такие районы, где старопахотных, веками обрабатывавшихся, а потому удобряемых систематически навозом земель не было совсем. Так, в Екатеринбургском у. «пашенные земли ретко жители удабривают навозом, а по большей части ничем не удобряют, а поступают таким образом, ежели которая пашенная земля не так будет родить хлеб, то оную несколько лет оставляют залежью. А потом оную паки (т. е. снова, — Л. М.) вспахивают, ибо есть у некоторых издревле излишние земли»138.
Таким образом, в Уральском регионе архаичные системы земледелия играли большую роль в экономике края. Благодаря им общий уровень урожайности был практически настолько высоким, что дал основание в 1787 г. высказать автору топографического описания следующее суждение: «Ест ли бы [здесь]… не находилось толь великое множество заводов, то бы оно (Пермское наместничество, — Л. М.) за продовольствием своим могло бы снабжать хлебом и другие наместничества. Напротив того, сии заводы, закупая весь излишек у крестьян хлеба, причинствуют, что сюда часть хлеба привозится из Тобольского, Уфимского и Вятского наместничеств»139.
Классическое трехполье недостижимо
О некоторых социально-бытовых аспектах регенерации таких полей, определенных под господскую пашню, очень выразительно пишет А. Олишев применительно к Вологодскому краю. «Известно всем, что мужики навоз по равным частям для возки между собою делят и каждой из них старается часть свою вывозить скорее. И тогда начинают, как у нас обыкновение есть, всегда с удворины, то есть с перваго близкого места у села, то всяк старается чаще кучу подле кучи класть, чтоб в близости скоряе кончить свою работу, а на зады или весьма редко или совсем ничего не остается»140. Подобные земли, в конце концов, запускались, хотя по статусу своему числились пашней. Как уже говорилось, исследование «Экономических примечаний» второй половины XVIII — начала XIX в. показало, что в итоге этих, большей частью стихийных, но тем не менее постоянных процессов запуска одних и освоения других пашенных массивов в совокупности пашенных угодий существовал постоянный резерв пустующих земель в виде залежей, перелогов, внеочередных паров и т. п. Следовательно, объективно, то есть вне четко осознанной культурной традиции, трехпольная система земледелия сочеталась с периодическим обновлением той или иной части общего массива полевых земель141. Иначе говоря, в XVIII столетии, как и в более раннюю эпоху, паровая система земледелия с трехпольным севооборотом далеко не всюду была классической, т. е. замкнутой и целиком автономной системой. На просторах России она существовала во многом за счет постоянного обновления части полевых земель из резервов пашенных угодий. Лишь со второй половины века эти резервы, дававшие серьезный импульс сохранению и повышению плодородия полевых земель, начинают исчезать. В итоге это приводит к абсолютному господству замкнутой системы полевого трехполья, которая при отсутствии должных вложений труда и капитала ведет в конечном счете к падению плодородия земли. Вот так, например, выглядело это изменение в соотношении площади пашенных угодий и посевных площадей по Тульской губ. в 1788–1859 гг.142:
Годы
Площадь посева (тыс. дес.)
Доля посева от площади пахотных угодий (%)
1788
894
46,7
1821
1451
76,9
1847
1972
98,1
1859
1983
99,2
Вполне естественно, что охарактеризованный нами процесс систематического, хотя в значительной мере стихийного обновления части земель парового трехполья нельзя считать доказательством существования архаических пережитков переложной системы. При перелоге обязательно соотношение регулярной пашни с залежью как 1:5, но такого соотношения нигде в XVIII в. уже не было. Залежь или перелог составляли в этих краях от 20 % до 50 % регулярной пашни. Больше того, после 4—5-летнего или 10—12-летнего отдыха переложные земли вводились в орбиту парового трехполья, а это принципиальное отличие от перелога.
Агрономическая мысль XVIII столетия пыталась обобщить эту практику народного опыта, предлагая так называемую 4-польную и 7-польную системы разделения полей. В основе их было восстановление плодородия путем продления отдыха. А.Т. Болотов писал: «Полугодовой пар, а особливо мало скотом унавоженный, мало пользы приносит, но чтоб также мало пользы происходило от трехлетнего перелога, того, кажется мне, никоим образом утвердить неможно»143. В дальнейшем предложенные в XVIII в. системы были модернизированы травосеянием.
Толока и залежи Черноземья
Если в нечерноземной зоне стройность модели парового трехполья стихийно, но в конечном счете более или менее систематически нарушалась ввиду выпаханности земель, то в черноземной полосе к нарушению трехпольного севооборота там, где он был, приводило совсем иное обстоятельство. Здесь к периодическому обновлению пахотных угодий толкало бессилие крестьянина в борьбе с сорняками. Буйное плодородие чернозема и древняя традиция агрикультуры приводили к тому, что поля трехпольного севооборота весьма скоро погибали от сорняков. Даже в конце века современники отмечали, что «чернозем, лучшая почва… приносит с хлебом пополам дикую траву», что «при вымалачивании хлеба выходит почти половина куколя и другой дикой травы семян», что «дикая трава, ростом превзойдя весною посеенной хлеб, ячмень и овес заглушает»144.
Однолетний пар служил традиционным средством повышения плодородия и здесь, но функция его была вместе с тем иной. Как правило, это было так называемое «толочное поле». «Толока» — специфический и для этой зоны весьма эффективный способ борьбы с сорняками. На поле иногда на 10–15 дней, а чаще на весь период пара выгоняли скот, который выедал и выбивал копытами ненужную растительность: «где более скот ходит и земля от травы лутче выбита, там отменно хороший хлеб родится»145. Толока — повседневный и повсеместный прием агротехники Черноземья и степных районов146. А где скотоводство было развито слабее, применялось выжигание полей. Иногда это принимало огромные масштабы. Для 60-х годов XVIII в. современник отмечал, что, например, в Саратовских местах «часто случается, когда вся степь весною походит как бы на великое огненное море»147. Главное же состояло в очищении почвы от сорняков и червя. Во многих районах Тамбовской губ. стерню из-под озимых специально жгли под посевы овса, ячменя, мака, гороха и проса148. Но в той же Тамбовской губернии практиковалась и толока. Причем часто комбинировались оба способа удобрения земли: «А под яровой хлеб, как-то под овес, под ячмень, мак, горох, просо и гречю приуготовляют землю прежде вызжением, где скотом не выбито озимого жнива. Потом, выпахав и выбороня, сеют, запахивают и заборонивают… В исходе майя месяца навозом земли совсем не удобривают. А только стараются прежние жнива выбить скотом и, где более скот ходит и лутче толока, там отменно хороший и хлеб родится»149.
Помимо этого существовала и широкая практика запуска выпаханных (засоренных) полей на три, «а за излишеством — на четыре года»150. Постоянному введению в оборот новых земель способствовало и еще одно обстоятельство — потребность в хороших сенокосах, которые бывали лишь на землях, запущенных из-под пашни151.
Таким образом, внутренние противоречия парового трехполья, его изъяны приводили к постоянной практике расчистки и распашки новых земель152. В одном из самых интересных экономико-географических очерков о России XVIII столетия, помещенном в известном Словаре Аф. Щекатова, классификация пашенных земель дана с учетом именно этого обстоятельства:
«Земля обыкновенно, а особливо в губерниях, лежащих в окружностях Москвы, делится иногда на четыре поля, т. е. на новину, озимь, яровые и перелог»153. Точно такую же классификацию находим и в более раннем источнике — Путешествии Ивана Лепехина 1768–1769 гг.: крестьяне разделяют пашню на четыре рода, из которых «первой называется новиною, другой — яровою, третьий — озимью, а четвертый — паром»154.