- Спасибо.
После ленча в этот солнечный ветреный день три сотни гостей сидели на жестких металлических креслах в саду полицейской академии. Полицейский оркестр играл бодрую музыку. Потом Алан произнес речь с подиума, установленного на склоне холма. С этого возвышения он заметил с краю от толпы полицейских и членов их семей знакомую фигуру. Когда он закончил свою речь, девушка скрылась в зелени сада. Ее волосы и длинное желтое пальто развевались по ветру. Темные очки, сдвинутые на лоб, сверкнули солнечным зайчиком.
Следующий раз он увидел её на приеме, хозяин которого пожертвовал деньги на избирательную кампанию Пола Берри. Она беседовала в дальнем углу комнаты с мужчинами, лица которых мгновенно расплылись в глазах Алана. Когда он подошел к группе, девушка держала в руках бокал, даже не пробуя напиток, и он спросил, не принести ли что-то другое.
- Водку, - сказала она, - и добавьте побольше тоника.
Когда он вернулся, её собеседников уже не было. Позже он узнал, что она избавилась от них.
- Вас раздражает прозвище "Денежный мешок?" - спросила она. - Вас так называют из-за того, что ваша семья владеет большим состоянием.
- Это заблема.
Она засмеялась.
- Вы славный. И я ничего не имею против богатых людей.
- Как вас зовут?
- Дайана Хадсон.
- Имеете отношение к Бену Хадсону?
- Я - его дочь. Он подыскал мне эту работу - писать пропагандистские материалы для отдела общественной безопасности. Я оттуда ухожу. Я неважная сочинительница. К тому же мое сердце принадлежит не вашей партии.
- Вашему отцу эти слова не понравились бы. Он - самый политизированный человек, каких я знал. Вы решили, чем хотите заняться?
- Я собираюсь открыть бутик. Я скопила достаточно денег. Я разбираюсь в цветах и моде.
- Сообщите мне, когда это произойдет. Я загляну к вам и что-нибудь куплю.
- Ловлю вас на слове.
Вечером он заснул с мыслями о том, что не имеет права интересоваться девушкой, которая моложе его почти на двадцать лет. Она стала бы безрассудным осложнением. Он был женат, его политическая карьера только начиналась.
Следующие несколько дней прошли, как странный сон. Люди, с которыми он встречался, улицы, по которым шагал, газетные заголовки, даже разговоры с женой за обедом - все казалось бледным, ненастоящим. Только фантазии были яркими, подлинными.
Его звонок стал неизбежностью.
- Я уже начала думать, что вы меня забыли, - сказала она.
- Я пытался.
- Я собираюсь сегодня днем посмотреть помещение, которое сдается в аренду. Для моего магазина. Хотите поехать со мной?
Он отвез её на одну улицу в Старом Сакраменто. В прилежащих кварталах жили художники.
- Они всегда лучшие покупатели друг для друга, - добавила она, улыбаясь. - Если художники не будут покупать работы других художников, они все умрут от голода.
Сдаваемое помещение показался ему грязноватым и слишком тесным. Диана поговорила с бородатым человеком, у которого были жесткие глаза и настороженные манеры. Через несколько минут ей удалось сделать так, что он почувствовал себя раскованно; он провел их в свою студию, чтобы показать собственные скульптуры. В основном они напоминали булыжники, которые вытащили с заднего двора, чтобы посадить там цветы. Диана назвала их восхитительными, отметила их мужественность и силу. Жесткие глаза бородача потеплели от радости, и после недолгой беседы он согласился сдать переднее помещение за восемьдесят пять долларов в месяц.
Оставшись наедине с ней в маленькой пустой лавке, Алан не мог проявлять энтузиазм.
- Я с трудом представляю, как вы здесь все обустроите.
- Для этого необходимо воображение. Если у человека немного денег, ему требуется большое воображение. Вот здесь я установлю стойку для брючных костюмов и дневных платьев. Длинные платья я размещу у задней стены - там они будут смотреться лучше всего. Вот тут будут висеть пальто. А на длинную полку положу маленькие шляпки и боа из перьев. Еще мне нужно место для стеклянного шкафчика. Я заполню его антикварными драгоценностями заколками, брошками, кулонами, камеями. Я обожаю антиквариат, а вы?
- Боюсь, я в нем ничего не смыслю.
- Я все это буквально вижу. Все будет восхитительно. В ту стену я вобью крюки и повешу на них всевозможные цветные пояса и цепи. Вот здесь, почти напротив входной двери, я поставлю мой стол с креслом. Копию "Людовика Четырнадцатого". Вы видите его заваленным счетами, договорами, образчиками тканей?
Он слушал её, снисходительно улыбаясь. У неё были каштановые волосы с золотистым отливом.
- Вам действительно понравились его скульптуры? - спросил он, когда они уходили.
- Он упорно трудится, - с укором произнесла она. - Он честолюбив и настойчив... Конечно, его работы ужасны. Но нельзя ставить ему это в вину.
Вечером во время обеда он начал признаваться себе в том, что его чувства обрели новое качество, и оценивать её как потенциальную любовницу. Изучение нового человека всегда представлялось ему захватывающим занятием. У него было не много женщин. Серьезные отношения возникали только дважды, включая сюда Адель. В браке он хранил абсолютную верность.
Дайана рассказывала ему о том, что с детства интересовалась цветами.
- Я обожала все оттенки и издавала звуки, которые подходят к ним.
- Звуки?
- Желтый - это шуршание тафты.
- Как насчет белого и черного?
- Цоканье конских копыт.
- Серебристый?
- Вой ветра в неплотно закрытом окне.
- А наоборот получается?
- Иногда.
- Лай собаки?
- Это просто. Темно-коричневый.
Внезапно он почувствовал себя молодым. Ресторан, в котором они обедали, был идеальным местом, и Алан жалел всех, кто чувствовал себя в эти минуты не так, как он. Того человека, которым он был ещё недавно, и теперешнего Алана разделяла огромная дистанция.
Потом он несколько раз звонил Дайане и заезжал за ней в магазин. Они катались на автомобиле. Он не добивался близости с ней, и её, похоже, устраивали дружеские отношения. Но он деликатно зондировал её прежний опыт. Спустя некоторое время он начал догадываться о двух романах - один был с молодым официантом из отеля, где она работала летом, чтобы оплатить обучение в колледже. Уже достаточно хорошо изучив её, он увидел в этом выборе проявление бунта. Она мало что помнила о молодом человеке - кажется, только то, что на его левом бицепсе была фиолетовая татуировка. И еще: "Он думал, что кусать мое ухо - это очень сексуально. В то лето мне приходилось прикрывать уши волосами, потому что там постоянно оставались маленькие ранки."