Центральным в наступивших событиях по строительству новой генетики оказался вопрос об организации института генетики, который должен осуществлять теоретическое и экспериментальное развитие новых направлений этой науки и обеспечить ее связь с практикой. На этот институт, как на головной, и на все другие учреждения по генетике возлагалась ответственная задача - вывести генетику на передний край науки, обеспечить ее связь с практикой сельского хозяйства и медицины.
В этих условиях вопрос о директоре института приобрел особое значение. Президиум Академии наук СССР в этом вопросе стал на путь максимального демократизма. Был создан ученый совет института. В него вошли все основные кадры по генетике нашей страны в количестве 36 человек. Этот совет собрался в январе 1966 года. На повестке дня стоял один вопрос - выборы директора будущего Института генетики Академии наук СССР. Вел заседание академик-секретарь Отделения биологических наук Б. Е. Быховский. В результате голосования я был избран директором Института генетики и председателем ученого совета этого института. 8 февраля 1966 года общее собрание Академии наук СССР утвердило выборы директора Института генетики.
Президиум Академии наук признал неудовлетворительной работу старого Института генетики АН СССР, который с 1940 года работал под руководством Т. Д. Лысенко, и вынес постановление о ликвидации этого института с 15 апреля 1966 года. Т. Д. Лысенко и ряду его сотрудников была предоставлена возможность продолжать свои работы на экспериментальной базе "Горки Ленинские". Новый институт, организованный на базе лаборатории радиационной генетики, получил название Института общей генетики Академии наук СССР. В том же году был упразднен журнал "Агробиология" и вместо него начал выходить журнал "Сельскохозяйственная биология".
15 апреля 1966 года согласно решению президиума Академии наук СССР от 8 февраля 1966 года Институт общей генетики начал свое существование. Его становление происходило в трудный период строительства новой генетики. В то время бушевали идейные противоречия как отзвук прошедшего этапа, кроме того, обнаруживалось разное отношение к сложным задачам внутри самих генетиков. Мы во многом неожиданно оказались перед лицом ожесточенной борьбы не только против старого, но и за кристаллизацию тех идейных основ, на базе которых должна строиться новая генетика.
Особо волнующим событием в моей жизни было присуждение мне в 1966 году Ленинской премии. На соискание Ленинской премии выдвигались две мои монографии - "Проблемы радиационной генетики" и "Молекулярная генетика" - в сочетании с циклом экспериментальных работ в области хромосомной теории наследственности и теории мутаций. Этот цикл охватывал более 70 экспериментальных исследований, выполненных за 1962-1966 годы.
В постановлении Комитета по Ленинским премиям в области науки и техники при Совете Министров СССР от 21 апреля 1966 года сказано, что премия присуждается за развитие хромосомной теории наследственности и теории мутаций. Эта формулировка говорила о многом, прежде всего о том, что основы генетики вошли в фонд советской науки. На сессии ВАСХНИЛ 1948 года отважный В. С. Немчинов заявил, что, по его мнению, хромосомная теория наследственности вошла в золотой фонд науки человечества. И вот за развитие этой теории, которая 35 лет подвергалась атакам со стороны Т. Д. Лысенко, присуждена высшая награда страны.
1 июля 1966 года я был избран в члены Академии наук СССР.
Во время выборов в академики я был в Италии, на международном конгрессе по радиобиологии. На обратном пути вместе с В. В. Антиповым мы провели изумительный день в Венеции. Этот сказочный город остался в моей памяти как незабываемое, чудное видение его древних зданий, мостов, красоты зеленых каналов и заливов, над которыми плывут песни в брызгах восторженных чувств яркой толпы итальянцев, бескрайнего, раскинувшегося над морем и городом синего-синего неба. Вместе с тем в этом волшебном городе что-то беспокоило душу. Было грустно смотреть на обшарпанные стены домов в его узеньких улочках, грустно бились волны о зеленые замшелые парапеты домов и их стен, гондольеры грустно смотрели на туристов. Этот изумительный город, весь он, памятник искусства, зодчества, красоты, медленно и неотвратимо опускается и поглощается водами моря. Что ждет его шедевры, как и кто спасет этот необыкновенный город или то главное, что заключено в нем? Эта работа по плечу титану, всему народу Италии, мобилизации его сил и таланта.
Покинув горы, окружавшие Кортина-Д"Ампеццо, в котором проходил международный конгресс по радиобиологии, через Венецию, Вену, Варшаву мы ехали в Москву поездом. На вокзале с большим букетом цветов меня ожидала и сообщила мне об избрании академиком моя жена Лидия Георгиевна Дубинина.
По случаю присуждения Ленинской премии и выборов в академики я получил много поздравлений от отдельных людей, учреждений, редакций и обществ. А поэт Павел Железнов посвятил мне даже такие восторженные строки:
Сын военмора из Кронштадта,
Входящий в жизнь вперед плечом,
На фотографии когда-то
Заснятый рядом с Ильичем.
Таких рисуют на плакатах,
Навечно вписывают в строй.
Не мореплаватель, не плотник,
Но - академик и герой.
5 июля 1966 года в Свердловском зале Кремля состоялось вручение Ленинских премий. С глубоким чувством я принимал золотую медаль с изображением В. И. Ленина и диплом лауреата Ленинской премии, а затем от имени награжденных выступил с краткой речью. Мне было очень приятно, что одновременно со мною Ленинскую премию получил А. Н. Несмеянов. На состоявшейся затем пресс-конференции я сидел рядом с нашим знаменитым артистом М. А. Ульяновым, награжденным за ряд ролей в кино и в театре. Спустя несколько месяцев я встретился с М. А. Ульяновым в театре Вахтангова по окончании спектакля. Шла пьеса Ю. Семенова "Особо опасная". В этом спектакле М. Ульянов по ходу пьесы, страдая за науку, говорил о догматиках: "Подумать только, они объявили Дубинина лжеученым, а Вавилова - врагом народа".
С 1959 по 1969 год ряд зарубежных академий и обществ избрали меня своим членом и наградили медалями. Общество генетиков Великобритании избрало меня своим почетным членом. Германская академия наук за заслуги в развитии теории эволюции наградила медалью Дарвина. Чехословацкая академия наук наградила медалью Менделя за заслуги в развитии генетики, и, кроме того, посол ЧССР в Москве вручил мне особую медаль за заслуги перед наукой и человечеством. Университет в Брно присвоил степень почетного доктора и наградил медалью Пуркинье за заслуги в развитии общей биологии. Югославская академия наук избрала членом академии. Академия наук и искусств США избрала иностранным членом. Наконец, в 1969 году Национальная академия наук США избрала своим академиком.
Последнее следует отметить особо, ибо я оказался первым русским биологом, избранным в состав этой академии. Крупнейшие генетики США Райт, Стертевант, Гласе, Ирвин, Добжанский, Оуэн, Нил - прислали мне общую, подписанную ими всеми телеграмму, содержащую горячие поздравления. Было получено много других поздравлений из-за рубежа и от советских ученых.
Редакция нашего журнала "Генетика" откликнулась на это событие короткими, но выразительными строчками: "В 1969 году поступило приятное известие. Почетным членом Национальной академии наук США избран академик Н. П. Дубинин. Избрание Н. П. Дубинина, одного из ведущих генетиков СССР, в состав Национальной академии наук США является признанием не только его персональных заслуг, но и признанием заслуг всей генетической науки в СССР, ее славной плеяды: Н. И. Вавилова, Н. К. Кольцова, Ю. А. Филипченко, М. А. Розановой, Г. Д. Карпеченко, А. С. Серебровского, С. С. Четверикова и др.".
Это приветствие редакции журнала "Генетика" доставило мне истинную радость. Мнение, что в моем лице признание получила вся генетическая наука СССР, является высшей оценкой всей моей деятельности.
В 1968 году в Токио мне пришлось выступить на заключительном пленарном заседании XII международного генетического конгресса. Это были тревожные дни. Только что контрреволюционные события, возникшие в Чехословакии, вынудили пять стран социализма оказать социалистической Чехословакии военную помощь. В эти дни за рубежом антикоммунистическая пропаганда достигла высот истерии. Это коснулось немалого числа членов конгресса. В кулуарах конгресса приходилось вступать в дискуссии и объяснять истинную сущность событий, когда иностранные члены конгресса обращались ко мне за разъяснениями. В этих условиях казалось, что мое выступление перед двухтысячной аудиторией будет трудным.
Председательствующий представил меня аудитории, указав, что в истории генетики мне принадлежит ряд открытий и что в СССР я представляю развитие современной генетики. Чтобы дойти до кафедры, надо было пройти вдоль большой сцены на глазах всей аудитории. Я поднялся со своего места и пошел. Зал замер в мертвом молчании, что-то толкнуло меня в сердце, и я энергично вошел на трибуну и со скрытым вызовом пошел к кафедре. Овация лавиной взорвалась в огромном зале, и я шел сквозь водопад аплодисментов, которые неистовствовали в своем приветственном гуле и грохоте. Подняв руку, стоя за кафедрой, я просил тишины. Она наступила, и я взволнованным голосом начал свой доклад. В разрезе теоретических принципов о феномене потенциальных изменений генов и хромосом я рассказал о большой серии экспериментальных работ, проведенных в Институте общей генетики в Москве. Когда я кончил, вновь обрушился грохот оваций, он длился, пока я шел по трибуне, казалось этот грохот достиг своей вершины, но он все-таки ещё усилился, когда при выходе с трибуны меня встретил президент конгресса - знаменитый японский генетик Кихара и, тряся мою руку, поздравил и поблагодарил за доклад.
Все утренние японские газеты 28 августа 1968 года сообщили об итогах работы международного конгресса по генетике, заявив, что конгресс закрылся докладом Н. П. Дубинина, представителя СССР. Среди самых важных событий на конгрессе отмечалась также работа симпозиума по космической генетике, где встретились представители СССР из Института общей генетики и США из Оакриджского центра и другие.
Кроме этих работ ряд докладов советских генетиков был прочитан на секциях конгресса, некоторыми из секций руководили советские ученые. Мировая генетика после тридцатишестилетнего перерыва встретилась с представителями СССР и отдала должное их успехам. Это был крупный успех генетики СССР.
Десять дней мы прожили в Токио, как в гигантском муравейнике. Вечерами с Л. Г. Дубининой, И. М. Ахунзаде, Э. Н. Ваулиной и другими товарищами ходили по звенящей от света и от гулкой толпы главной торговой артерии и месту ночных развлечений Гинза-лайн. Много раз пешком, пересекая город, возвращались с заседания конгресса вместе с В. Д. Тимаковым. В беседах на улицах, которые, казалось, сами безумно неслись мимо нас, я ближе узнал этого замечательного человека, который обладает широтой взглядов ученого и государственного деятеля.
Смог - удушливый туман от сотен тысяч труб и от выхлопных газов висит над одиннадцатимиллионным Токио. Энергия и труд японских рабочих и интеллигенции создали этот города в котором сочетались очарование старой Японии и ее неудержимый порыв к современным высотам техники и цивилизаций.
Вылетев из Токио утром, через 10 часов, пролетев необозримые просторы Советской Родины, вечером ТУ-114 опустился в Москве. Спокойная, могучая уверенность этого великого города потрясает контрастом с мятущимся Токио. Москва как олицетворение всей нашей страны идет вперед непреоборимо, по новым, неведомым ранее человечеству дорогам.
Серьезным признанием успехов новой генетики в СССР явилось предложение, сделанное в 1969 году мне и Д. М. Гольдфарбу, который заведует отделом молекулярной генетики в Институте общей генетики АН СССР, выехать в Индию в качестве экспертов ЮНЕСКО - организации по науке и культуре при Организации Объединенных Наций. Мы должны были изучить дело преподавания генетики в университетах и уровень развития исследовательской работы по генетике в Индии, чтобы затем дать свои рекомендации.
Втроем, Л. Г. Дубинина, Д. М. Гольдфарб и я, мы пробыли в Индии около двух месяцев, объехали ряд ее центров - Дели, Бомбей, Мадрас, Хайдарабад, Калькутта,- где знакомились с университетами и научными учреждениями и выступали с лекциями о новейших достижениях генетики. Побывали в знаменитом заповеднике в Текеди (штат Керала).
Индия поражает своими контрастами. Неисчислимы богатства и красота ее природы. Сказочны берега и воды Индийского океана под Тривандрумом, столицей штата Керала. Пальмовые леса, домашние слоны, укрощенные змеи, дикие звери заповедников и джунглей, крики неведомых птиц. Новые города с их небоскребами и с бесчисленными хижинами. Люди, живущие в дворцах, и люди, семьями живущие в хибарах или прямо на тротуарах городов, зажигая на них по ночам свечи. Храмы, дивные памятники прошлого и реклама. Кока-кола; черные "кадиллаки" и рикши с лицами, застывшими от усталости, от перенапряжения, влекущие в гору свои тележки с седоками; небоскребы, воткнувшиеся в небо, и хижины как раздавленные кучи серого мусора; толпы нищих - все это сплеталось в Калькутте как многоликое, сложное, смятенное лицо Индии.
Когда машина остановилась неподалеку от начала заповедника Текеди, нас, как и везде, мгновенно окружила толпа смуглых, яркоглазых милых детей.
- Далеко ли до Текеди? - спросил я у них.
- Нет, уже близко, - на английском языке ответила тоненькая девочка лет двенадцати.
- Хорошо ли в Текеди? Ты была там?
- Нет,- грустно ответила девочка, - нет, я бедная девочка, у меня совсем нет денег, и я не могу посмотреть Текеди.
В этом словно бы заключен символ всей Индии. Вот она прекрасная страна, но богатства ее еще за семью замками для народа. Коммунисты, руководящие правительством штата Керала, уже много сделали. На людях этого штата, и особенно на стайках чистых и веселых школьников, уже видны результаты этой работы. Однако и в этом штате и перед страной в целом еще длинная, большая и трудная дорога к прекрасному будущему.
Во время нашего путешествия президенты штатов, а по возвращении в Дели и министр культуры Индии очень интересовались нашими впечатлениями. На заключительной пресс-конференции мы высказали свое мнение об успехах и недостатках работ по генетике в Индии. На нас большое впечатление произвел центр по молекулярной генетике в Бомбее, работы коллективов генетиков в Калькутте, в Хайдарабаде и работы, выполненные в Дели под руководством генетика М. Сваминатана. Работы генетиков в Дели привели к пшеничной революции в Индии. В этом случае использование генетических методов обеспечило удвоение урожая пшеницы в стране. На очереди стоит такая же революция в урожайности риса. Эти работы высоко оценены правительством Индии, которое выпустило почтовую марку, где два колоса новой пшеницы изображены на фоне здания института, которым руководит М. Сваминатан.
Однако преподавание генетики в университетах Индии, на наш взгляд, требует реформы, необходимо также усилить исследовательскую работу по генетике. В соответствии с нашей рекомендацией приняты меры, в частности создается национальный центр исследований по общей и молекулярной генетике.
Летом 1969 года революционное правительство Кубы пригласило меня и директора Института животноводства Л. К. Эрнста на конгресс по животноводству. Л. Г. Дубинина, Л. К. Эрнст и я совершили увлекательную поездку по Кубе. Эта поездка была насыщена работой. На Кубе возникли серьезные разногласия по вопросу о задачах селекции на молочность у крупного рогатого скота между экспертами-англичанами, с одной стороны, между специалистами и руководством Кубы, с другой. Правительство Кубы ставит неотложную задачу - обеспечить по литру молока в день на каждого из жителей острова Свободы, специалисты Кубы считают, что эту задачу можно решить.
В тропических условиях Кубы это сделать нелегко, так как имеющийся здесь тропический скот - зебу - хорошо приспособлен к жизни, но он совсем не дает товарного молока. На этом конгрессе Фидель Кастро, поддерживая мнение своих специалистов, произнес горячую и вполне аргументированную речь о необходимости метизации зебу с представителями молочных пород. Он бичевал английских экспертов за их методы, уводящие Кубу от решения этой проблемы. На следующий день после встречи с руководителями Гаванской провинции, мы поехали на один из пунктов, находящихся в ведении национального генетического центра Кубы. Здесь нас встретил Фидель Кастро. Он оказал подчеркнутое внимание советским ученым. Постоянно обращаясь ко мне и Л. К. Эрнсту, он показал все данные из журналов о характере удоев новых метисных животных. Анализ многих данных на целом ряде станций национального центра убедил нас в реальности начатой громадной генетической работы по созданию стада молочного скота на Кубе.
Работа национального генетического центра Кубы производит большое впечатление. Он укомплектован молодыми учеными, преданными делу преобразования местного скота в продуктивное молочное стадо. 15 крупных экспериментальных станций создано в разных частях Кубы, и везде кипит работа по созданию нового стада.
Машины из генетических центров можно узнать сразу. На грузовых автомобилях и на ГАЗ-69, на каждом из них, на их капотах, крупными буквами написано слово - ГЕНЕТИКА.
В Гаване мы жили в великолепной гостинице на 26-м этаже. Потрясающая красота города и неоглядные воды Карибского моря открывались перед нами. Среди теплого воздуха ночи, глухого, плывущего из далеких улиц шума города, среди гирлянд его огней и неумолчного зова океана вспоминалась почему-то зимняя Москва с ее холодами, когда русские леса еще спят под белою пеленой муаровых снегов, которые мерцают синими, фиолетовыми и хрустальными вспышками в лучах негреющего, сияющего солнца.
Перед нашим отъездом в Гаване состоялось заседание научного генетического национального центра, где мы изложили свою точку зрения и предложили рабочие контакты с советскими генетиками.
В один из последних дней состоялся прием у президента Академии наук Кубы Нуньеса Хименеса и затем я прочел большую лекцию о работах советских генетиков на общем собрании Академии наук Кубы.
В воскресенье Нуньес Хименес на большом катере океанографического института повез нас на ловлю маринов в Карибском море. Это была дивная поездка под синим-синим небом, среди зеленых вод океана, перед панорамой полуподковы зданий и берега великолепной Гаваны. Тень Хемингуэя, так любившего Кубу, вошла в мою душу, словно бы он пришел к нам по зеленым валам и встал рядом живой на палубе этого белоснежного катера. Право вытаскивать рыбу на громадных, до поклевки закрепленных к бортам спиннингах было предоставлено мне, как гостю.