- Да вот... - виновато улыбнулся Хохлов. - Мне все чудится бомбы-зажигалки шипят. Они так же шипят, как спички, только громче. - Он дрожащей рукой вытер пот со лба. - И еще - детский крик.
- Крик?
- Ага. У меня ведь... еще там, дома, дочь сгорела, погибла. Семь лет ей было. Я не рассказывал...
Хохлов действительно не рассказывал, есть ли у него семья, где она, что с ней. Кружилин почему-то думал, что он одинок.
- Нынче в школу бы пошла, - продолжал Хохлов, глядя на носки грязных своих сапог. - А погибла - страшно вспомнить... Воздушный налет был, ночью... Мы выбежали из дома во двор. Девочка споткнулась и упала. И тут посыпались эти зажигалки. Одна из них прямо возле нее закрутилась на асфальте... платьишко сразу вспыхнуло. Она еще вскочила, закричала... И тут же рухнула, покатилась... И прямо к той же бомбе, в расплавленный асфальт... Все это - в одну секунду, на глазах жены. Жена тоже чуть не бросилась на эту зажигалку, еле сумел оттащить.
Хохлов проговорил это и замолчал, по-прежнему разглядывая носки сапог. Но он ничего не видел, вероятно. Глаза его были тусклые, холодные, застывшие, в них ничего не отражалось.
- Да, я понимаю, - негромко сказал Кружилин.
- Не-ет, - мотнул головой Хохлов, - этого, не пережив, понять нельзя. Невозможно.
- А жена твоя... семья здесь сейчас?
- Где же еще... Там, - кивнул он в сторону палаток. - Жена и дочь. Старшая. Последняя. Жена, думал, не выживет. Ничего, отходит. Молчалива только стала. Как немая. Но, я думаю, разговорится. Горе горем, а жить ведь надо. На работу стала выходить, это хорошо. Она плановик-экономист, а сейчас раствор делает для подстанции.
Кружилин вспомнил, как впервые увидел этого человека. В кабинет он вошел бодро, бесцеремонно кинул на стол портфель, заговорил о делах каким-то легким, неунывающим тоном. А в это время где-то в эшелоне, под присмотром, видимо, дочери, ехала обезумевшая от горя жена. Каким же запасом жизнелюбия и душевной стойкости обладает этот человек?
Они еще посидели минуты две-три в молчании.
- Так вот, Иван Иванович, я, собственно, насчет палаток этих... В ноябре начнутся холода. Сегодня ночью мы на бюро решили...
- Да, да, я знаю - землянки... Савчук мне говорил. Чего ж вы меня на бюро не пригласили?
- Мы-то приглашали...
- Да, верно, кажется, приглашали, - потер Хохлов заросший подбородок. Черт, все крутится, мешается в голове. С вечера я даже помнил. А ночью трансформаторы устанавливали, я должен был сам проследить... Землянки, землянки...
- Иного выхода у нас нет. И Савельев тоже так считает. Зимой жилье будем помаленьку строить.
- Он в Новосибирске все еще? Мне бы тоже с ним обговорить кой-чего надо. Я все-таки инженер по сельхозмашинам. А теперь даже и неизвестно, что мы выпускать будем.
- Артиллерийские снаряды. Чего тут неизвестного?
- Снаряды! Но я не знаю, как снаряды делать! Я этого не умею. Сейчас надо уже думать над монтажом цехов, над установкой оборудования. А я не знаю, что, куда, как! И никто не знает. Никаких специалистов с оборонного завода не прибыло.
- Кажется, сегодня приезжают вместе с Савельевым.
- Да? Наконец-то! А землянки... - Хохлов вытащил истрепанную тетрадку. Вы на бюро вон об этой огромной котловине, кажется, говорили. Я ее обследовал утром. И кое-что набросал тут. А что это за котловина?
- Не знаю. Когда я был маленький, старики говорили, что здесь был огромный пруд, который по деревянным трубам наполнялся из Громотушки - из ручья, что по деревне бежит. Потом трубы сгнили, пруд высох.
- Ну и отлично, что высох. Края котловины довольно круты, но это и хорошо. Экскаватором мы выберем по краям котловины грунт... Вот, смотрите...
В тетради Хохлова была нарисована эта продолговатая котловина с квадратными ячейками по краям. Рисунок походил на ожерелье и был по-своему красив.
- Дюжина ковшей - и землянка, собственно, готова. Остается накрыть ее сверху чем-то. Лесу для этого, я думаю, найдем. Входы в землянки отсюда, снизу. Неудобно, но что поделаешь. А талые воды не затопляют котловину?
- Нет. На дне чуть водичка держится, пока почва не оттает.
- Отлично. Даже красиво будет: вокруг озера - роскошные особняки... Хохлов перевернул страничку. - А вот подсчеты кое-какие. За полмесяца пятью экскаваторами землянок нароем достаточно. Ну а людей, конечно, на устройство этих землянок понадобится... Ну, тут проще - человек по пятьсот будем каждый день сюда направлять. Главное - накрыть их и входные двери теплые сделать. Внутренность каждый уж по своему вкусу оборудует. Но общий принцип их устройства, мне кажется, должен быть такой...
Хохлов снова перевернул страницу, и Кружилин увидел нарисованный карандашом план землянки.
- Вход, как видите, снизу, со дна котловины, - пояснял Хохлов. - Дверь, по бокам - небольшие окна. Здесь сразу кухня, столовая - все. А дальше перегородка, за ней - спальня. Спальня темная, освещается только электричеством. Но зато теплая, в тепле люди спать будут. Печь вот здесь, на обе половины. А?
"Кухня, столовая, спальня" - все это в устах Хохлова звучало убедительно и серьезно, будто он показывал планировку не примитивной землянки, а настоящего жилого дома.
- А может, на две, на три семьи одну землянку делать, а? - продолжал меж тем Хохлов. - Тут надо подумать, что скорее, что в данной обстановке экономнее даже не в смысле материала, а времени. Вот я планы и таких землянок набросал...
- Когда ты это успел все, Иван Иванович? - с тихой грустью спросил Кружилин.
- Ну, это не сложно, это между делом. - Хохлов захлопнул тетрадь. Сложнее другое. Автолавку вот ночью украли.
- Да, мне звонил начальник милиции. Ищут.
С автолавок в палаточном городке рабочим завода продавали продукты, одежду, обувь. Вообще, все товары, какие оказывались в Шантаре, в первую очередь направлялись сюда. На днях в райпотребсоюз поступила большая партия ситца, шерстяных тканей и рабочих сапог. Председатель райпотребсоюза распорядился нагрузить две автолавки и отправить в городок.
Машины с товарами и прибыли под вечер, часа полтора торговали. С наступлением темноты лавки опломбировали и, как всегда, сдали сторожу. В городке была с самого начала учреждена своя охрана, за небольшую дополнительную плату сторож согласился присматривать и за автолавками: чтобы не делать частых бесполезных перегонов, их на ночь оставляли в городке.
Сегодня утром и сторож, и одна из автолавок с тканями и сапогами исчезли. Это обнаружил милиционер Елизаров, который на рассвете решил проверить, все ли спокойно в палаточном городке.
Сторожа, едва живого, оглушенного чем-то по голове, нашли за одной из палаток. Когда старика растолкали, он пощупал разбитую в кровь голову и заголосил:
- Провались она, эта охрана, и ваши деньги! Освобождайте немедля с должности... Ох, головушка расколотая!
- Кто автолавку угнал, какие люди? Не заметил? - допытывался Елизаров.
- Ничего не знаю. Мальчонку ищите лет десяти-двенадцати...
- Какой мальчишка? Какой он из себя?
- Откудова я знаю какой?! - закричал старик. - Темно было, откудова разглядеть? Шебаршит, говорит, чтой-то в машине. Я и приладился ухом к ейной... к машинной стене. Меня сзаду и дербалызнули...
- ...Найдут, я думаю, эту автолавку. Куда они ее денут, не иголка, помолчав, сказал Кружилин, достал часы на ремешке. - Значит, насчет землянок решено... Ого! Ну, я на станцию. Ты не поедешь встречать Савельева?
- Надо бы, да вот трансформаторы меня волнуют... Там, на станции, Савчук, он встретит...
* * * *
Станция была расположена от Шантары километрах в трех. Железнодорожная линия прошла в таком отдалении потому, что возле Шантары каждую весну широко разливалась Громотуха, затопляя левобережье в иные весны километра на полтора, на два. Строители побоялись, видимо, что, если проложить дорогу ближе к селу, полыми водами может размыть железнодорожную насыпь.
Кружилин придерживал рвавшегося жеребца. Шоссе было за эти два-три месяца разбито, раздавлено грузовиками, разворочено колесами и гусеницами тракторов. Колдобины и рытвины Полипов приказал Малыгину засыпать гравием и дресвой, и расторопный Малыгин со своими "жохами" держал шоссе в порядке. Недавно Малыгин был мобилизован на фронт. Кружилину и Полипову было не до дороги, и она снова оказалась в плачевном состоянии. "Надо, крайне надо до дождей ее как-то подремонтировать. Иначе в слякоть раскиснет вовсе... Ну, да теперь и у Савельева тоже об этом пусть голова поболит..."