- Вы, Свиридов? - Антон отступил на шаг. - Что вы сказали? Свиридов еще медлил какие-то секунды и сказал вяло, как бы нехотя:
- Взять его. Забрать и этих двух баб. Да и этого щенка тоже на всякий случай.
* * * *
Белочешская контрразведка зверствовала в городе вовсю. В лесу за речкой Каменкой день и ночь шли расстрелы.
После переворота прошло три недели. Полипов жил в подвале окраинного домика, принадлежавшего пожилому новопиколаевскому извозчику и старому члену РСДРП Василию Степановичу Засухину, в город почти не выходил.
- Проворонили! Всю Советскую власть проворонили, - каждый вечер говорил Засухин, принося Полипову еду. - Считай, всю городскую парторганизацию вырубили.
- Не всю. Мы вот с тобой еще живы. Субботин, говоришь, на воле, - возражал Полипов. - Свяжи меня с Субботиным. Надо же что-то делать.
Засухин молчал, сидел на табурете, опустив голову, дымил табаком, отравляя и без того затхлый воздух подвала.
Субботин сам появился однажды в подвале - обросший за три недели, в растоптанных сапогах, в стареньком картузе, какие носили обычно городские извозчики.
- Жив? - спросил он, здороваясь. - И хорошо. Мало нас осталось. Мы ввели тебя, Петр, в члены подпольного горкома.
- Наконец-то! - вздохнул Полипов. - А то думал, так и прокисну здесь.
- Ну, киснуть теперь некогда. Надо собирать остатки наших сил, надо фактически начинать все заново. И мы начнем. Мы тысячу раз начнем все заново! А Свиридов-то каков?! Я никогда не верил, что он искренне порвал с меньшевизмом. В бытность Свиридова в Томске там провал следовал за провалом. Сколько наших хороших товарищей погибло! Теперь ясно, чьих рук дело. И вот логический финал - следователь в белочешском застенке теперь. Старается. Антона Савельева, имеем сведения, особенно зверски истязает. И жену его.
- Лизу? Живы они? - Полипов был бледен, голос его пересох.
- Пока живы, кажется. А Митрофан Иванович погиб... - Субботин встал. - На днях собраться надо всем, поговорить кое о чем.
- Когда и где?
- Нетерпеливый какой!
- Надоело сидеть в этой яме.
- Василий Степанович вот скажет, когда и где. Ну, рад я был повидать тебя, Петро.
...Через несколько дней, глубокой ночью, выбирая переулки поглуше, Полипов торопливо шел в сторону вокзала, где в крепком особняке с дубовыми ставнями жил Свиридов.
Открыла ему жена Свиридова, полная женщина с заплаканными глазами. Полипов рассчитывал увидеть возле дома какую-то охрану, но охраны не было, и дверь открыли сразу, без всяких предосторожностей, едва он сказал, кто ему нужен. Все это показалось Полипову странным.
Сам Свиридов лежал на кровати в брюках и нижней рубашке. Он был пьян, на столе стояли две бутылки, тарелка с огурцами.
- А-а, господин доносчик! - проговорил Свиридов. - Давно вас жду. Ну, какие новости?
И тон и слова - все было непонятно Полипову, они испугали его.
- Подпольный горком собирается завтра... В доме наборщика городской типографии Корнея Баулина, по адресу...
- Хорошо, хорошо. Я знаю этого наборщика. Не хотите водки?
- Послушайте, Свиридов! Что все это значит?
- А что? - Свиридов опустил ноги на пол, но с кровати не встал.
- Вы пьете, как... как последний пьянчужка! Живете без всякой охраны, будто в мирное время. И вообще...
- Вообще-то не надо бы пить. Гастрит у меня. Кишки будто ножницами стрижет... - И он потер живот. - А охрана есть.
- Послушайте, - еще раз сказал Полипов. - Я пришел по делу, а вы пьяны, невменяемы! Извините, я в таком случае пойду... Я ничего не понимаю.
- Кулепанов!
Распахнулась дверь, ведущая в соседнюю комнату, на пороге появился белогвардеец, за ним еще один.
- Возьмите этого... этого... Отвести в наше заведение! Отделайте его там хорошенько и бросьте в одиночку, - сказал Свиридов, не глядя на Полипова. Подошел к столу и налил из бутылки в стакан.
* * * *
Полипов действительно ничего не понимал. Его привели в здание контрразведки, жестоко, в кровь, избили и бросили в тесную камеру.
А потом про него, кажется, забыли. Старый знакомец Косоротов, служивший теперь здесь, носил ему раз в день вонючую баланду, убирал парашу. Он был молчалив, как камень, за все время не промолвил ни слова.
Однажды Косоротов повел его по длинному коридору и втолкнул в кабинет Свиридова.
Синяки с лица Полипова еще не сошли, правая, рассеченная бровь была распухшей, закрывала глаз. Стоя у порога, Полипов левым глазом оглядел довольно просторную комнату. Стол, у стены какой-то шкаф. Возле шкафа была еще одна дверь, обитая толстым серым войлоком.
Сам Свиридов в офицерском френче, но без погон, стоял у окна и уныло смотрел сквозь толстые решетки во двор. Испитое лицо его было землистого цвета, дряблые щеки обвисли, сухие, обшелушившиеся губы подрагивали.
- Может, все-таки объясните, что значит вся эта история со мной? - мрачно спросил Полипов.
- Антона Савельева ко мне! - вместо ответа проговорил Свиридов. - И жену его приготовь. Потом - сына.
- Слушаюсь. - Косоротов пошел, но у порога остановился. - Я, ваше благородие, упредить хотел... Она, Лизка Савельева, третий день пищи не берет. II вроде бы заговариваться начала.
- Веди же их, черт! - заревел Свиридов.
Когда Косоротов ушел, Полипов сделал шаг к двери.
- Нет, увольте... Я прошу.
- Сесть! - крикнул Свиридов, показав на стул у стены.
Подошел к шкафу, достал стакан и бутылку. Когда наливал, руки его дрожали, стекло звякало о стекло. Выпив, шумно вздохнул.
- Как вы думаете, Полипов, зачем живет человек? - неожиданно спросил он. В чем смысл его рождения, его смерти? А? И вообще - в чем правда, истина, а в чем ложь?
- Нашли время и место о таких вещах рассуждать?