- На тракторе-то у него кто? Все Кирьян Инютин? - спросил Савельев.
- Он. Молчком всю осень работают. Надутые, как сычи. Того и гляди, вцепятся друг в дружку - аж перья посыпятся.
- С чего они так?
- А дьявол их разберет.
Брички были нагружены, Иван хотел их отправить, но председатель сказал:
- Ты езжай сам с ними в деревню. Там Агата баню топит. Отмоешь грязь - и в Шантару ступайте с ней. Старший брат твой, Антон, звонил, приглашал седни ввечеру. Там грузовик на элеватор к ночи пойдет, уедете с ним. А я тут сам... Завтрева вернешься.
- Ну что ж, ладно...
- Ага, ступай, съезди... Соберетесь все вместе, поговорите, - кашляя, добавил Панкрат. - Федора он тоже звал.
- Федора?
- Ну и что ж? Съест он тебя, что ли, там? Ступай. Поглядите друг на дружку. - И, видя, что Иван колеблется, добавил построже, даже прикрикнул: Ступай, ступай!
* * * *
- Так вот ты какой стал, Ваньша! - тиская Ивана, говорил Антон, отстраняя немного от себя, смотрел ему в глаза и снова прижимал к груди. - А это, значит, Агата, жена твоя? Такой я примерно и представлял Иванову жинку... Раздевайтесь же. Лиза, помоги им раздеться.
В маленькой кухоньке четверым было тесно. Электрическая лампочка без абажура заливала помещение ярким светом, и в этом свете Агата чувствовала себя так, будто, выкупавшись, вышла голая из воды, а вокруг народ.
- Да, время, время-то, Иван, что делает! - грустновато проговорил Антон, глядя на брата. - А мне все помнишься ты белобрысым мальчонкой. Когда ж я тебя последний раз видел?
- А когда в Михайловке, потом в Звенигоре от жандармов прятался.
- Да, да, когда ж это было? Постой... Года через четыре, кажется, после девятьсот пятого? Ну да, в девятьсот шестом я в тюрьме сидел. В девятьсот девятом опять сел...
- В девятьсот десятом это было...
- Да, в десятом. Тридцать один год назад.
Агата глядела на братьев, что-то сжимало ей тихонько сердце, глаза пощипывало, электрическая лампочка расплывалась белым пятном, в голове ворошилась тревожная мысль: "А Федор? Счас и с Федором ведь Иван встретится..."
Еще там, в Михайловке, отглаживая рубашку Ивану, Агата, наверное, в десятый раз проговорила:
- Мне-то, может, остаться, а, Вань? Чего мне там.
- Ничего, поедем...
И тогда она, глядя за окно, сказала, раздувая побелевшие ноздри:
- Ты еще не знаешь меня. Я могу там Федору, если он что скажет про тебя... прямо глотку ему зубами перекусить.
- Да ты что? - испуганно наклонился к ее лицу Иван.
Агата вздрогнула и пришла в себя.
- Ладно, поедем... сдержусь, может.
- Как вас по отчеству-то, Агата? - услышала она голос жены Антона. Елизавета Никандровна стояла рядом, чуть улыбалась.
- Да никак... просто Агата...
- Ну и хорошо. А меня просто Лиза... Очень хорошо, что мы наконец встретились. Идемте! - Она настежь распахнула двустворчатые двери в комнату. Там друзья Антона. Федор тоже должен подойти.
Услышав, что Федора нет пока, Агата почувствовала облегчение, смело шагнула за порог в просторную комнату.
Посредине комнаты стоял накрытый стол, у стены, на диване, сидели двое незнакомых ей людей, а третий, знакомый - секретарь райкома партии Кружилин ходил по комнате и что-то рассказывал. При появлении их он замолчал, несколько мгновений глядел в упор на ее Ивана, потом улыбнулся и протянул ему руку.
- Здравствуй, Иван Силантьевич, - сказал он просто.
Поздоровались и те двое, поднявшись с дивана. Длинный худой человек назвал себя Нечаевым, а круглый, невысокого роста толстячок - Иваном Ивановичем Хохловым. Оба, и Нечаев и Хохлов, с любопытством глядели на Ивана. "Знают, знают, что в тюрьме сидел! - кольнуло ей сердце. - Господи, еще начнут расспрашивать, за что да как..." И она бессознательно качнулась к мужу, будто могла заслонить его от их вопросов.
Но ни Хохлов, ни Нечаев ничего не спросили.
- Что же, к столу, пожалуй, - сказал Антон, расставляя поудобнее стулья.
- Антон, Федора еще нет с женой, - подала голос Елизавета Никандровна.
- Время военное, терять его нечего. Опоздавшим нальем штрафную, только и всего...
- Вижу - не шибко вроде мы желанные гости тут, - прогудел из кухни голос. Там, у порога, в расстегнутом ватнике, держа в руках мерлушковую шапку, стоял, пошевеливая сросшимися бровями, Федор, за ним высокая женщина в темно-синем пальто. Из-за разговора и грохота отодвигаемых стульев никто не услышал, как они вошли с улицы.
Антон секунды две-три в упор смотрел через распахнутую дверь на среднего своего брата. Федор тоже глядел на Антона не мигая, чужим, выжидающим взглядом.
- Федор? - проговорил Антон вопросительно, будто еще сомневался в этом, и шагнул в кухню.
Братья обнялись. Елизавета Никандровна кинулась раздевать Анну.
Через минуту Антон, подводя Федора к столу, говорил чуть возбужденно, без упрека:
- Что ж это ты, братец, так себя ведешь? Я уж больше месяца как приехал, а ты и носа в Шантару не показываешь. Иван приезжал, хоть и не застал меня...
- Работа. Страда, - приглушенно ответил Федор. - Да и тебе, поди, не до меня.
Войдя в комнату, Федор крепко пожал руку Кружилину, запросто проговорил: "Здравствуй, Поликарп", потом Хохлову и Нечаеву. Этих он сперва тщательно обшаривал глазами из-под черных сросшихся бровей и уж потом протягивал широкую и крепкую, как дерево, ладонь.
- Ну и рука, знаете, у вас! - с улыбкой проговорил Нечаев. - Подкову, случайно, не разгибаете?
- Можем, - коротко ответил Федор, огляделся, словно поискал, нет ли кого в комнате, с кем надо еще поздороваться. Хмурый взгляд его скользнул по Ивану, как по пустому месту. Антон заметил, как вспухли желваки на худых щеках Ивана, как дрогнули брови у Агаты, как Поликарп Кружилин, посасывая папиросу, задумчиво поглядывал на братьев по очереди. Только Нечаев с Хохловым ничего странного в поведении Федора не заметили, полагая, что Федор с Иваном виделись сегодня не один раз и здороваться здесь не обязательно.
Часть третья