Глава 2.
Проход был узкий, вдвоем не разойтись. Я шел по твердой вытоптанной тропке в тени смыкающихся крыш. Массивные бревна домов, образовывающие стены прохода, отполированы до блеска, что, по моему разумению, означало одно — строили их давно и основательно, это не бутафория. Я постучал костяшками пальцев по стене — она была словно каменная, настолько твердая.
Хорошее дерево, прочное, массивное. Дуб, что ли?
Через шагов десять за углами домов тропинка расходилась. Слева было резное, раскрашенное крыльцо соседей, а справа — скромное и непритязательное, стало быть, мое. Сразу за домами простиралось поле, которое метров через тридцать-сорок заканчивалось у массивной стены общины — частокола, за которым возвышался сосновый бор. Из леса доносилось птичье многоголосие. Я задрал голову, чтоб поверх деревьев-гигантов посмотреть на небо, аж в шее что-то хрустнуло. Небо, из того, что можно было увидеть, обычное — голубое с редкими тучками, медленно плывущими на ослепительном бирюзовом фоне. Где-то в вышине парила птица. В углу частокола ютилась смотровая башенка с плоской крышей. Вдоль забора были установлены мостки, похожие на строительные леса, по которым можно было, видимо, обойти все поселение по кругу. Справа бросилось в глаза торчащее над домом сооружение, напоминающее ветряную мельницу. Ну да, если есть пшеница, то и мельница должна быть для перемалывания зерен в муку.
Что росло на поле, я не понимал, но что-то вроде пшеницы или ржи. Я не удержался и потрогал спелые набухшие колосья. Пухлые, как бобы. Никаких овощных грядок, картошки, зелени даже чего-то вроде лука или укропа. Просто пара шагов — и ты по грудь в поле зерновых. Странно как-то, а чего они едят, кроме хлеба?
Я повернулся к «своему дому». Пара ступенек крыльца и массивная дверь с деревянной ручкой. Потянул ее на себя — тяжелая дверь отворилась с тихим поскрипыванием. Я обернулся на соседнюю дверь — вдруг услышат, выйдут здороваться, а я еще не готов знакомиться с новыми-старыми соседями. Впереди открылся мрачный тамбур с двумя дверями — прямо и направо. Ну, направо, это в дом, понятно. А это что за дверь? Кладовка или туалет, наверное. Я торопливо шагнул в тамбур, осторожно прикрыл за собой входную дверь. И оказался в полной темноте. Лишь над дверью тускло светилось маленькое окошечко, мутно затянутое какой-то пленкой. Зачем-то постучал в косяк двери, дернул ручку и, опасливо озираясь, шагнул в дом.
— Эй! Есть кто-нибудь? — спросил я в пустоту «своего» дома.
Наверное, очень бы удивился, если бы кто-то мне ответил.
После угнетающего молчания в ответ, я смелее прошел в комнату. Даже для смелости что-то стал насвистывать в тишине.
В доме было немного светлее, благодаря окнам. Но все равно находились темные углы полные разных для меня неожиданностей.
Дом изнутри оказался меньше, чем казался снаружи. Я отнес это прежде всего к толщине бревен, из которых он был сложен. Если по наружному периметру дом был ну, семь на семь метров, примерно. То внутри пять на пять. Эти исполинские бревна были просто нереальными. Где-то в памяти всплыла картинка обычных деревенских бревен для сравнения. Но здесь — три бревна от пола до потолка! И зачем? Изнутри бревна были слегка срезаны, чтобы стена выглядела более плоской, а не с такими бочкообразными округлостями, как снаружи.
Планировка дома была проста до невозможности. Посредине белела печь, за ней импровизированная кухонька, в единственной комнате стол, пара табуреток, лежак с комом постельного белья и пушистой подушкой. И еще на полстены — стеллаж. Точнее, деревянные самодельные полки, но полные разных книг. Я аж рот открыл. Как-то неожиданно в средневековой деревне-крепости увидеть внутри деревянного дома такую кучу книг! Я подошел ближе, водил взглядом по полкам, ухватывая глазами названия — чего тут только не было! Учебники по математике за второй класс соседствовали с астрономией за одиннадцатый, советская фантастика с советской же энциклопедией, справочник по русскому языку с тонкими томиками детективов, тут же множество разных справочников по агрономии, стопки журналов по садоводству.
Я почесал затылок. Это что же — все мое?
Насколько я себя помнил — науками сильно не интересовался. Ну, фантастику почитать, или там фэнтези — это да, интересно. Но вот агрономию или астрономию?
Кто же этот парень, за которого меня принимают?
И я вспомнил, что эти два субъекта меня все учителем величали.
Что, серьезно?
И учитель чего? Всего? И ботаники, и астрономии, и русского языка? Не многовато ли для одного человека? Я же не полиглот какой-то в этом теле? Или…
Ладно, решил я, по ходу дела разберемся. Может, это все не мое, а я лишь этот, как его, библиотекарь, а? Архивариус, етить! Просто храню у себя книги раритетные. Или вообще, собиратель всякого барахла, что другие выбрасывают. Этакий коллекционер, библиофил. Учитель, ага, сейчас. Это может кличка такая вообще! Чудак такой, что нахватается разных ненужных знаний, и ходит потом перед деревенскими девками, выделывается: а знаете, что это за цветок, а знаете, что это за звезда?
В таком приподнятом настроении уже смелее, с улыбкой на лице, я подошел к полкам, выбрал одну из книг Стругацких в потертом переплете, развернул и двинулся к кухне: пить захотелось.
Пролистывая пожелтевшие, мягкие страницы я, не глядя, взял с полки кружку, поставил рядом с крынкой на столе. Так же, не отрываясь от текста — нравился мне этот момент, когда дон Румата выругался по-русски, — налил воды и только потом остановился. Опустил левую руку с книгой, посмотрел на стол. Протянутая было к кружке правая рука задрожала. Я понял, что производил эти действия автоматически, не думая. У меня сработала мышечная память. Но как? Ведь я же не Никанор, то есть, Никифор — да какая разница! Я — не он! Я не тот, за кого меня принимают. Но как тогда объяснить только что случившееся?
Книжка выскользнула из руки и с шуршащим стуком упала на пол. Я сел на табурет.
Неужели, я все-таки Никифор?
И тут в дверь постучали.
Я вздрогнул, сказал не своим голосом:
— Открыто!
Входную дверь с кухни из-за печки мне не было видно. Но только скрипнули петли, как прозвучал извиняющийся голос Митьки.
— Это я, Никифор Иваныч! Э, то есть Ник!
— Заходи, Митька, я один. И я немножко в шоке.
Митька зашуршал обувью, тихо прошел на кухню, скрипя половицами.
— А вы не разуваетесь, э, Ник? — спросил он, кивая на мои ноги.
Я и не заметил, что сижу в этих местных мокасинах. Да куда там об этом думать!
— Не хорошо это, в обувках-то, — укоризненно добавил он.
— Да что ты, в самом деле, — ответил я с какой-то горечью в голосе, но, тем не менее, сразу скинул обувь, отпихнув ее к печке. — Разве это важно, а?
Митька вежливо промолчал.
— Тут такие дела творятся, а ты про обувь!
Митька поднял с пола книгу, аккуратно закрыл, положил на стол, налил мне в кружку воды из деревянного графина.
— Вы попейте водички, она целебная, — сказал он, двигая ко мне по столу кружку.
— Ага, чтобы я вообще козленочком стал! — вырвалось у меня.
Митька криво усмехнулся.
— Да что вы! Как можно! Да чтобы я…
— Да ладно, я пошутил.
Я осушил кружку за секунду. Просто выплеснул в себя жидкость.
И какой же вкусной, густой, живительной она оказалась! Я даже на миг забыл обо всем — такая вода, просто вода, разливаясь по телу, наполняла силой, энергией, получше каких-то там энергетиков! Никакого кофе не надо — стакан чистой воды — и ты готов горы свернуть! Даже мозги будто прополоскало, мысли стали яснее, взгляд и слух острее.
Я взял графин, заглянул внутрь, понюхал. Вода как вода.
— Это что, живая вода какая-то? — спросил я.
Митька пожал плечами.
— Обычная вода, колодезная. С тобой точно все хорошо, Ник?
— Хорошо, — ответил я, наслаждаясь необычными ощущениями. — Теперь даже лучше!
Митька помолчал минуту, критически меня оглядывая.
— Может, все-таки к Кондрату сходим? — выдал он. — Не нравиться мне твое состояние. Вообще ничего не помнишь?
Перспектива встречаться с Кондратом меня не радовала. С колдунами у меня как-то не очень, не доверяю я им. А в этом месте — то ли в прошлом, то ли в будущем, то ли вообще в каком-то параллельном месте — тем более. Чувствую, что этот Кондрат не какой-то шарлатан, а настоящий колдун.
Тут этот самый ЛЕС снова напомнил о себе воздушной вывеской перед глазами.
Уведомление от ЛЕС:
Вы обрели знания о бесплатном источнике энергии.
Так как Вы использовали его впервые, Ваши показатели улучшились на:
Сила +5
Выносливость +10
Интеллект +10
Дополнительные показатели:
Дух +3
Память +1
Так, а потом не будут улучшаться что ли? Меня что, живая вода один раз только заэнергетила?
ЛЕС тут же ответил, что, мол, в дальнейшем улучшения будут незначительны, и эта информация не будет отображаться. Вот так.
Я тряхнул головой, надпись теперь исчезла живее, и я вернулся к разговору, как ни в чем не бывало.
— Нет, Митька, — ответил я как можно увереннее. — Мы к Кондрату не пойдем. Я без него все вспомню, уверен. Это у меня временная амнезия, я же знаю! — я постучал себя указательным пальцем по виску, кивнул на полки с книгами. — Ну, и ты мне поможешь, подскажешь на первых порах. Договорились?
Я протянул ему руку для пожатия.
Митька сомневался, посмотрел на полки забитые разными умными книгами, справочниками, пособиями. Прямо видно, как у него мозги в черепной коробке шевелились.
Я добавил.
— Давай так: трое суток без колдуна попробуем, а если уж совсем никак, то тогда пойдем. Ну?
— Хорошо, — наконец согласился Митька. Мы пожали руки, скрепляя договор.
Про себя я облегченно выдохнул. Надеюсь, трое суток мне хватит, чтобы разобраться в этой ситуации. Понять где я, что это за ЛЕС такой, как тут оказался, и как вернуться назад. Ну, а самое главное, на что я надеялся, что ко мне вернется память…
И многие вопросы я рассчитывал получить здесь, в этом лесу, у этих туземцев (или сектантов). Кстати, одним из которых, являлся Митька — приятный такой, вежливый, неглупый паренек. Надо только узнавать то, что мне надо, как можно аккуратнее, тоньше. Ведь они-то думают, что я Никифор!
— Слушай, Митька, жрать чего-то охота! — сказал я, хлопнув по коленям ладонями и вставая. — И вообще, что это за лес такой странный вокруг? В какой это части света такие деревья вымахали? Так есть чего пожрать?
Митька ничуть не заподозрил моего тонко выстроенного хитрого диалога. Сказал, ткнув на печку пальцем.
— Так вон же у тебя картошка в чугунке стоит на плите. И с мясом, наверное, если ты вчера не съел. Ты же при мне вчера варил!
Он замолк, перевел на меня вопросительно-подозрительный взгляд, сдвинул брови.
— Или ты не помнишь?
Я отмахнулся, хохотнул неумело:
— Да помню я! Чего ты, шуток не понимаешь! Конечно, варил! Вчера!
Я пошел к печке, чтобы еще и уйти от пристального Митькиного взгляда, поднял крышку, глянул внутрь. Из чугунка на меня смотрели три репы и одна квадратная темно-серая штука. Пригляделся: квадратная — это шмат мяса. Я взял его рукой, понюхал — похоже свинина — откусил. Сочная, хоть и холодная, мякоть таяла во рту, жир потек по губе, я быстро подхватил его языком.
— Вкуфно, зафаза! — прошамкал я полным ртом. — А фетьку я фе фублю!
— Какую редьку? — удивился Митька, подошел, заглянул в котелок. — Ха, Никифор Иваныч, опять шутить изволит! Картошку редькой называет!
Я остановил жевание, строго посмотрел на Митьку.
— Мы же договорились, что между собой — Ник!
— Ой, да, Никиф… Ник! — пробормотал Митька, покраснев. — Просто шутка такая, я и…
— Да какая шутка-то! Что это за картошка такая?
— Да обычная картошка, чего Вы! Редька-то — во! — Митька изобразил руками примерно арбуз.
Я перестал жевать на секунду, потом взял себя в руки, заулыбался как можно шире.
— Так конечно! — хлопнул Митьку по плечу. — А удалась шутка-то? А?
Митька скромно улыбнулся, махнул рукой.
— Да ну Вас… тебя, Ник! Шутки у тебя… Раньше так не шутил!
— Да? — спросил я серьезно. — А что, грустный был, потому что умный? — и кивнул на стеллажи с книгами.
— Да нет, конечно. Просто не так часто и не так, э, весело что ли…
— А как? — спросил я, непринужденно откусывая снова. Очень интересно стало узнать об этом Никифоре как можно больше.
— Ну, — Митька задумался, почесал подбородок, глядя в потолок. — Ну, как-то не так смешно, и не про еду или там про отнявшиеся ноги.
— Понятно, — сказал я, загребая из котелка не умещающуюся в ладони «картошку». — Это пройдет, уверен.
Я понюхал, лизнул, откусил — и правда картошка. Ароматная, рассыпчатая, крепкая какая-то, плотная. Одним словом — не городская. А какая, тут же подумал, деревенская? ГМО что ли? Пестициды? А, плевать, жрать охота, а эта простая еда будто создана для простого, незамысловатого поглощения. Именно не для гурманства, а элементарного и быстрого насыщения тела необходимыми для жизнедеятельности калориями.
Блин, во я загнул! Никифор что, на самом деле умный такой?
Уж точно не я…
Стоя так, держа в одной руке шмат мяса, в другой картофелищу, откусывая по очереди и не без удовольствия жуя, спросил.
— Так ты мне про лес не ответил, Митька! — потом подумал секунду, добавил, кивнув на книги. — Что мы там по ботанике изучали?
— Да Вы что, Никифор Иваныч, я ж это в каком году-то проходил!
Я строго посмотрел на него, пропустив мимо ушей, что он опять меня по этому дурацкому имени-отчеству прозвал. Ну, думаю, молча прощу, я ж сейчас учителя включил, вот он и отвечает, как ученик.
— Ну, что помню, — промямлил он. — Ну, мы живем в средней полосе, климат обычный.
Он посмотрел на меня. Я кивнул, мол, продолжай, правильно пока.
— Э, ну что еще. Много лет назад была Большая Вспышка, почти все погибли. Зато Лес стал развиваться и стал главным на Земле, поглотив всё, что создало Человечество — города, заводы. Вот.
Я перестал жевать, медленно кивнул: дальше?
— Ну, и сейчас кроме Леса ничего больше нет! Людей почти не осталось. Много погибло сразу, многие изменились. Но вот такие, как мы — остались чистыми, потому что Лес нас спас. Он нас охранил от заразы, и мы ему благодарны за это!
Я положил остатки еды обратно в котелок, вытер руки о рубаху, опустился на стул. Прижал трясущиеся ладони к коленям. Чтобы Митька не видел моего испуганного, ошеломленного взгляда, опустил взор в пол. Между ног пробежало мелкое насекомое, отдаленно напоминающее таракана.
— Что-то не так, Ник? — спросил Митька, присаживаясь напротив.
— Все так, правильно, Митька. Садись — пять.
Кашлянул в кулак и, не поднимая глаз, задал второй вопрос.
— А почему все такое большое, а, Митрофан?
— Так, это, — невозмутимо продолжил мой ученик. — Цивилизация когда вся погибла, то через сколько-то там, не помню, сотен лет кислорода стало больше, ну и, поэтому все стало лучше расти. Но, это только предположение, научно, само собой, не доказано. Вот.
Я молча поднял на него взгляд. Митька улыбался. Потом задумался и добавил.
— А еще, я вспомнил, есть мнение, тоже научно не доказанное, а только подтвержденное на практике, что после Вспышки произошли сильные мутации, как среди животных, так и среди растений, и поэтому тоже все стало быстро расти, меняться. Мне, честно говоря, эта гипотеза нравится больше.
— Это почему?
— Потому что на самом деле много новых форм и видов появилось. Животных, растений, в общем-то, всего живого. И даже неживого. И до сих пор появляется. Многие виды обрели новые способности. Например, зайцы еще в позапрошлом годе на деревья не прыгали, а теперь — нате! Думаю, они из Черного леса сбежали. Ну, как-то так. Вроде.
Етитское мясо, подумал я, это ж куда меня, к чертовой бабушке занесло? Вспышки, кислород, мутации, зайцы древесные. Вот почему деревья большие! Кислород и мутации! Твою ж дивизию!
Но как? Как я-то сюда попал? Я же из этого, как его, двадцатого? Или уже из двадцать первого века? А сейчас тогда какой, если Вспышка была сотни лет назад?
— Молодец, Митька, — проговорил я как можно спокойнее. — А какой сейчас год? Это, так сказать, уточняющий вопрос.
Митька покраснел. Ответа не знал, что ли? Смотрел на меня странно, но, не заметив подвоха, отчеканил с серьезным видом.
— Триста семнадцатый год от Нового Сотворения!
Я просто упал лицом в ладони. Чтобы не показывать улыбки.
Что это за год!?
Не-е-ет! Из нас двоих кто-то точно сошел с ума, и я подозреваю, что все-таки не я! Как я этого боялся, но теперь точно уверен — это секта!
Придумали конец света, ушли эти отшельники в лес, надели на себя тряпье какое-то, придумали себе новые летоисчисление, веру, правила!
Все сходится! Точно!
И меня сюда притащили! Сволочи!
Но зачем же я им тут нужен?
Странно. Загадочно.
И тревожно.
Еще и вылечили меня. Я же точно помню, что ходить не мог!
Хотя, с одной стороны, деревья-то на самом деле какие-то нереально большие. С другой стороны, я что в тайге сибирской был? Нет. А там эти кедры только так растут, наверное, в глуши где-нибудь, где не ступала еще нога нормального человека. Ясно, что эти сектанты забрались в непролазную глушь — тут к гадалке не ходи. В уме всплыла карта России, где «цивилизованно» заселена только пятая часть до Урала, а дальше — этот самый бесконечный Лес! У нас Россия-матушка бескрайняя! Наверняка еще много где никто не был, и между городами сотни, а то и тысячи километров! И экология, кстати, там тоже нетронутая выхлопными газами!
Но какие-то сомнения все же одолевали меня. Были нестыковки в этой логике.
Я же точно знал, что жил не в тайге, в глуши.
Как же я здесь оказался?
Но такой конкретно провоцирующий и компрометирующий вопрос я задать улыбающемуся Митьке не решился. Когда нормальный человек серьезным голосом, в интеллектуальной беседе задает настолько глупый вопрос — это как-то сразу прямая дорога к психиатрам в палату к Наполеону…
Митька тронул меня за руку.
— Ник, тебе надо на собрание идти. Время!
И кивнул за окно.
Я проследил за его взглядом. Через мутное стекло ничего, кроме очертаний соседнего дома не увидел. Спросил.
— Какое собрание? Что-то я задумался…
— Так это, как же, собрание Совета Общины!
— А! — сделал я вид, что вспомнил. — Точно! Сегодня же это, как его? — я пощелкал пальцами, будто вспоминая.
— Конец первой десятины Четверихи! — подсказал умный Митька.
— Так, не понял! День-то какой, дата?
— Десятуха! — ответил Митька, глянув на меня подозрительно.
— А! Точно! — воскликнул я, улыбаясь как можно шире. Хотя сам ну ни черта не понял.