- Ох и тяжелый! - не придавая его словам значения, проговорила Василиса. - Теплый, наверно?
- Из восьми овчин.
- Целых восемь овец?
- И баран в придачу, - пошутил Петр. - Ну, Васса, я пойду.
- Возвращайтесь. Я самовар поставлю и буду вас ждать. Хорошо? просительно и нежно сказала она.
- О чем говорить. Чаек не помешает. Раздувай самовар, а я коврижек принесу.
- Ничего не надо... Сами приходите. - Василиса спрятала лицо в ласково-мягкий и теплый ворс овчины.
Лигостаев кивнул головой, повернулся и, скрипя высокими валенками, пошел по притихшему, с низенькими домишками переулку. В окнах мелькали тусклые огоньки. На небе мигали звезды, рассыпая по белому снегу зимний холодный свет.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
С саманной избушке, где жили Василиса и Устя, начался полный переполох. Самовара у молодых хозяек не оказалось. Василисе пришлось бежать за ним к Даше Микешкиной. Вместо чайных чашек нашлось только две треснутые татарские пиалы. Как на грех, и заварка вся кончилась. Василиса носилась по соседям как угорелая. Устя посмеивалась над ее хлопотами, помогая ей, тоже радовалась, сама не зная чему...
- Ты хоть платье-то другое надень, волосы прибери, будешь как настоящая невеста, - весело шутила Устя.
- Ну какая из меня невеста? В судомойки, в батрачки, на тот свет с ним пошла бы! А вы - в невесты!..
- А почему бы нет? - подзадоривала ее Устя. - Ты только особенно не робей. Хочешь, я его сама за тебя посватаю? - в шутку предложила Устя.
- А это можно? - замирая с клетчатой из фланели кофточкой в руках, спросила Василиса.
- Отчего же нельзя?
- Ах господи! Вы только скажите ему, как я его люблю! И больше ничего не надо... Он поверит, я знаю... Пусть не в жены... Пусть в хозяйство... А там что бог пошлет... - надевая единственные, впервые в жизни купленные полусапожки, взволнованно говорила Василиса.
- Это что же, в любовницы? - спросила Устя.
- А это уж как хотите, так и называйте.
В это время в сенях заскрипели половицы, и в комнату вошел и напустил холода Кунта. Появление мальчика было совсем некстати.
- Здравствуй, тетька Уста, и ты, Васка, здравствуй, - поднимая со лба рваную мерлушковую шапку, проговорил Кунта и бесцеремонно сел на табуретку.
- Здравствуй, Кунта, - ответила Устя.
Василиса отвернулась и стала застилать стол чистой скатертью. Кунта, помаргивая косоватыми глазенками, пристально наблюдал за ее быстрыми и ловкими движениями. Вдруг он неожиданно прищелкнул языком, лукаво подмигнул и громко, раскатисто захохотал.
- Что ты, Кунта? - удивленно спросила Устя.
- Ничего! - прохихикал гость.
- Зачем пришел?
- Думал, учиться будем мала-мала... - ответил он и, снова подмигнув в сторону Василисы, многозначительно добавил: - Жана...
- Какая жена? - Устя встала и, косясь на мальчишку, вывернула в лампе фитиль поярче.
- Васка-то, хо-хо! - Кунта, как крыльями, захлопал по коленям длинными рукавами стеганой, сто раз латанной купы и залился пуще прежнего.
- Ты чего хохочешь, косоглазый? - не выдержала Василиса. - Какая я тебе жена? Вот еще приперся!
Василисе очень хотелось побыстрее спровадить нежданного гостя и пригласить на чай Василия Кондрашова.
- Не моя жана, конечно, - возразил Кунта, - а Петьки Лигостаеф...
- Ты чего, дурачок, мелешь? - покраснев до корней волос, крикнула Василиса.
- Какой такой мелешь? Правду я говорю, - вдруг возмутился Кунта. Думаешь, Кунта не знает, чей там лошадь стоит? Петьки Лигостаеф жеребес, и сам яво стретил... Он мне сказал, что с вином идет, значит, той* будет, а ты меня ругаишь, - обиделся Кунта.
_______________
* Свадьба.
Устя взглянула на Василису и, недоумевая, пожала плечами.
- Ладно, Кунта, не обижайся, - сказала она. - Сегодня учиться не станем. Раз той, пусть будет веселый той!
- Ну что я тибя говорил, а? - показывая Василисе язык, крикнул Кунта. - Обмануть хотела? Хо-хо! Кунту не очень обманешь! Ладно. Я тоже с вами той буду делать... Плясать начну, песни петь. Мала-мала водки выпью... А Васка-то, хо-хо!
Кунта ухмыльнулся и дернул себя за ухо. У него и раньше происходили забавные с Василисой стычки. Если он являлся грязный, она ловила его за воротник, тащила к рукомойнику и почти насильно умывала. Он фыркал и отчаянно повизгивал, а она терла ему мыльной пеной глаза. Иногда заставляла снять рубашку и, пока он, закутавшись в шаль, читал букварь, выпаривала косоворотку и стирала.
Сейчас Кунта своими насмешками окончательно вывел Василису из терпения.
- Да что ты все хохокаешь, чертенок!
- Красивый жана, - не унимался он. - Сколько Петька Лигостаеф тебе калыму дает, а?
- Я тебе, черномазый, покажу такой калым!
- Довольно! - прикрикнула на них Устя. - Опять сцепились? Знаешь, Кунта... Сбегай-ка, друг, к Василию Михайловичу и скажи ему, чтобы он пришел сюда.
- На той позвать, что ли? - спросил Кунта.
- Конечно, - кивнула Устя.
- Ладно, - согласился Кунта. - Сичас побежим и всех зовем. - Кунта нахлобучил свою истрепанную шапчонку и вышел.
Спровадив надоедливого гостя, Устя и Василиса снова принялись хлопотать по хозяйству. Василиса раздобыла у Фарсковых соленых огурцов и капусты, Устя аккуратно нарезала холодного мяса и полную тарелку пшеничного хлеба.
Выйдя из землянки, Кунта столкнулся на улице с Лигостаевым. С мешком на плече, чуть не до половины наполненным покупками, Петр Николаевич возвращался из продовольственной лавки. С неба сыпал мелкий крупитчатый снежок. В белизне приземистых крыш, освещенных фонарями на высоких столбах, поселок казался сонно притихшим. Пахло дымком и мазутом.