64898.fb2
Вслед за указанием фактов активизации «контрреволюционной деятельности» следовал безапелляционный вывод:
«По своим формам контрреволюционная работа сектантов и церковников носит диверсионный и террористический характер, указывает на наличие единого организующего центра, которым нередко является японская разведка и троцкисты»[470].
Далее раздавали затрещины местным партийным начальникам:
«Районные комитеты партии антирелигиозной пропагандой, политической агитацией не занимаются, не знают, что делают церковники и сектанты в их районах. Первичные партийные и комсомольские организации оторваны от масс, среди верующей молодежи не ведут антирелигиозной пропаганды, проходят мимо контрреволюционной работы церковников и сектантов»[471].
По сути, в письме Кабакова все уже сказано. Духовенство активизирует свою деятельность, и это связано с принятием новой Конституции. За этой активизацией церковников стоит некий центр, связанный с внутренней контрреволюцией и иностранной агентурой. Партийным и комсомольским организациям предписано усилить работу. Подразделения НКВД уже действуют, т. к. из письма видно, что аресты уже начались. Мы находим подтверждения этому и в других источниках. Так, 19 мая начальник Ворошиловского РОНКВД капитан Г. Б. Моряков направляет секретарю Ворошиловского горкома ВКП(б) Павловскому спецсообщение «О контрреволюционных проявлениях со стороны духовенства Ворошиловского района». Оно демонстрирует прекрасную осведомленность о деятельности церкви. Приведена понедельная статистика пришедших на исповедь в дни великого поста, и сообщается об антисоветской пропаганде священника из Ленвинской церкви В. В. Кочеткова и священника Городищенской церкви А. И. Словцова, с указанием, что «попы Словцов и Кочетков арестованы»[472].
Впоследствии дела на Калашникова, Словцова и Кочеткова попадут на рассмотрение тройки при УНКВД Свердловской области, созданной согласно приказу № 00447. В том же апреле началось дело о «черной свадьбе» в поселке Александровск[473], а начальник особого отдела 82 стрелковой дивизии, расквартированной под Пермью, Федор Павлович Мозжерин произвел первые аресты по делу «Союза трудового духовенства».
Таким образом, основные узелки будущего широкомасштабного «заговора церковников» начинают сплетаться умелыми руками оперов НКВД еще весной 1937 г. Два открытых в апреле дела — попа-террориста Калашникова и «Союза трудового духовенства» — быстро дадут выход на руководителей епархии: управляющего делами епархии обновленческой ориентации архиерея И. Н. Уфимцева, митрополита М. Трубина, архиепископа П. Холмогорцева, епископа П. Савельева. А от них потянутся ниточки ко всем так или иначе связанным с ними клирикам. В итоге всех подверстают к Уральскому повстанческому штабу, «созданному» усилиями начальника Свердловского УНКВД Д. М. Дмитриева.
Но даже анализ этих «доприказных» дел, относящихся к апрелю-августу 1937 г., вполне позволяет увидеть анатомию будущих следственных фабрикатов. Прежде всего заметно наличие агентурных источников и добровольных информаторов. Так, о содержании «антисоветских высказываний» попа Словцова известно из доноса председателя церковного совета Мельникова, направленного им, правда, не в НКВД, а благочинному Лузянину. Поскольку высказывания, которые позволял себе в проповедях Словцов, вызывали оторопь даже у «активного церковника», он счел за благо попросить прислать другого священника взамен «бешеного батюшки» и тем самым предотвратить закрытие церкви[474]. Каким-то образом органам было известно и содержание этого письма, отвезенного в Свердловск епископу П. Савельеву благочинным Лузяниным 16 апреля, а также о произошедшей ранее, 31 марта встрече благочинного со строптивым батюшкой. Но иногда председатели церковных советов не брезговали писать и прямо в НКВД[475].
Вторая характерная деталь — интерес к связям в среде духовенства. При личном обыске и у Словцова, и у Кочеткова были изъяты блокноты, и, судя по всему, внимательно изучены, т. к. первого на допросе спрашивали, откуда у него адрес бывшего архиепископа Пермского Виталия Покровского[476] (к этому времени отбывающего наказание в Талицкой НТК). Второй подтвердил, что в записной книжке у него действительно есть адрес митрополита М. Трубина[477]. Простой и незамысловатый прием: у пожилых, как правило, священников обязательно есть «поминальник» с адресами — вот тебе и контрреволюционные связи.
Следующим элементом фабрикации дела (пожалуй, основным) является система номинальных переквалификаций тех или иных действий арестованного. Так, например, в рождественской проповеди, прочитанной 7 января 1937 г., Словцов совершенно апологетически уподоблял Ленина Христу, тем самым его «…дискредитируя»[478] (не Христа, понятно, а Ленина); а призывая молиться за Сталина, «чтоб дал хорошую жизнь»[479], он «опошлял» вождя партии. В деле о «черной свадьбе» регулярные попойки попов А. Колмогорова, А. Пастухова, дьякона М. Кукшинова и церковных активисток М. Лыхиной и А. Мехоношиной именуются «контрреволюционными сборищами», их пьяные беседы — «антисоветской пропагандой», а участники — «контрреволюционной группой»[480].
Подследственному словно бы навязывается определенная языковая игра, в которой задача следователя — показать, «как это правильно называется». Обычно необходимая номинация содержалась в вопросе, например, так: «Вы признаете факт своего участия в контрреволюционной группе, где вели контрреволюционную пропаганду?». Если допрашиваемый не догадывался сразу о правилах и отрицал свое участие, следовало возражение вроде: «Вы говорите ложь». После чего предъявлялись показания другого арестованного о том, что они выпивали на пасху и обсуждали гражданскую войну в Испании, — признаете? Признание фактически означало принятие правил игры, и затем все шло как по маслу.
Ничто из перечисленного выше не является специфической чертой дел, сфабрикованных именно против духовенства. Это, так сказать, общая технология. Определенную специфику им придает то, на что мы указали ранее, — иерархичность, корпоративность, широкая сеть личных связей (поп Словцов — благочинный Лузянин — епископ П. Савельев), пристальное внимание со стороны НКВД и партийных структур к деятельности духовенства. Эти дела лишь свидетельствуют о том, что к развязыванию большого террора против церкви все было готово. Доносы на попов регулярно поступали от доброхотов и осведомителей, чьи настоящие имена скрыты агентурными кличками («Карандаш», «Зоркий» и т. п.). Нам, правда, удалось обнаружить нескольких рассекреченных сексотов из рядов духовенства. Один был абсолютно безобиден, т. к. показаний ни на кого не дал, да к тому же оказался чрезвычайно болтливым. Это священник Килин Владимир Кельсович, работавший на два фронта, за что и был посажен на 10 лет в октябре 1937 г. Как явствует из обвинительного заключения по его делу, «будучи завербован в 1932 г. в секретные сотрудники ОГПУ, не работал…, двурушничал, скрывая группированных церковников и монашек, имея с ними связь. В 1935 расконспирировал себя и других осведомов из попов и Епископов»[481] [выделено нами, сохранена орфография и пунктуация. — А. К.]. С князьями церкви дело обстоит гораздо интереснее, но не будем забегать вперед.
С апреля 1937 г. IV отделом УНКВД разрабатывались каналы и связи, придумывались организации и центры. Копившийся материал ждал своего часа, и этот час пробил в июле, когда стали составлять списки «включенных в операцию» по первой и второй категории. Массовые аресты духовенства начались в соответствии с приказом № 00447 с 5 августа. С этого времени процесс приобретает статистический характер, в котором можно выделить некоторые закономерности.
Массовые аресты духовенства с разной степенью интенсивности шли с августа 1937 г. по февраль 1938 г. Территориально они охватили практически весь нынешний Пермский край. Как видно из таблицы 1, наиболее интенсивными аресты были в Верещагинском (5,4 % от общего числа арестованного духовенства), Ординском (9,5 % от общего числа арестованного духовенства), Суксунском (9 % от общего числа арестованного духовенства) и Пермском районе (5,4 % от общего числа арестованного духовенства). Практически не затронутыми репрессиями оказались Бардымский, Больше-Сосновский, Еловский, Косинский, Лысьвенский, Пермь-Серьгинский, Усинский, Фокинский, Чернушинский, Чусовской, Щучье-Озерский районы: в них было произведено не более двух арестов, что составляет менее одного процента от всех арестованных священников и иерархов церкви всех уровней. Стоит обратить внимание на то, что аресты декабря 1937 и февраля 1938 гг. имеют четкую локализацию. Подавляющее большинство декабрьских арестов произвел городской отдел НКВД Перми, а в феврале аналогичная ситуация сложилась в Осинском районе. Стоит отметить, что приговоры, вынесенные тройкой в кратчайшие сроки именно по этим делам, отличались крайней жестокостью. Невольно складывается впечатление, что кто-то, спохватившись, «довыполнял план» для очередного квартального или годового отчета.
Район | Количество арестов | Всего | % к общему числу арестованного духовенства | ||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
1937 год | 1938 год | ||||||||
08.1937 | 09.1937 | 10.1937 | 11.1937 | 12.1937 | 01.1938 | 02.1938 | |||
Бардымский | 2 | 2 | 0,9 | ||||||
Березовский | 4 + 2 | 4 + 1 | 8 + 3 = 11 | 5,0 | |||||
Б.-Усинский | 2 + 1 | 2 + 1 = 3 | 1,4 | ||||||
Б.-Сосновский | 2 | 2 | 0,9 | ||||||
Верещагинский | 3 + 4 | 1 | 4 | 8 + 4 = 12 | 5,4 | ||||
Ворошиловский | 1 | 1 | 1 | 2 + 1 | 2 + 1 | 7 + 2 = 9 | 4,0 | ||
Добрянский | 1 + 4 | 3 | + 1 | + 1 | 4 + 6 = 10 | 4,5 | |||
Еловский | 1 | 1 | 0,45 | ||||||
Карагайский | 1 + 1 | + 1 | 2 | 1 | 4 + 2 = 6 | 2,7 | |||
Кизеловский | + 1 | 1 | 1 | 2 + 1 = 3 | 1,4 | ||||
Кишертский | 2 + 4 | 1 | 1 + 2 | + 2 | 4 + 8 = 12 | 5,4 | |||
Косинский | + 1 | + 1 | 0,45 | ||||||
Кудымкарский | 1 | 1 | 2 | ||||||
К-Пермяцкий округ | 2 + 1 | 1 | + 1 | 3 + 2 = 5 | 3,15 | ||||
Куединский | 1 | 1 | + 2 | 2 + 2 = 4 | 1,8 | ||||
Кунгурский | 5 + 1 | 1 + 5 | 1 | 7 + 6 = 13 | 6,3 | ||||
Лысьвенский | 1 | 1 | 2 | 0,9 | |||||
Нытвенский | + 1 | 3 | 3 + 1 = 4 | 1,8 | |||||
Ординский | 7 + 1 | 1 | 5 + 6 | 1 | 14 + 7 = 21 | 9,46 | |||
Осинский | 2 | 7 | 9 | 4,0 | |||||
Оханский | 4 | 4 | 1,8 | ||||||
Очерский | 1 | 4 + 2 | + 1 | 5 + 3 = 8 | 3,6 | ||||
Пермский | 1 | 1 | |||||||
г. Пермь | 2 | 2 | 7 | 11 | 5,4 | ||||
П.-Сергинский | + 1 | + 1 | 0,45 | ||||||
Сивинский | 1 | 3 | 4 | 1,8 | |||||
Суксунский | 4 + 9 | 1 | 4 + 2 | 9 + 11 = 20 | 9,0 | ||||
Уинский | 2 | 4 | 6 | 2,7 | |||||
Усинский | 2 | 2 | 0,9 | ||||||
Фокинский | 1 | 1 | 2 | 0,9 | |||||
Частинский | 3 | 3 | 1,4 | ||||||
Чердынский | + 3 | 2 | 1 | 3 + 3 = 6 | 2,7 | ||||
Чермозский | 1 | 2 | 3 | 1,4 | |||||
Черновский | 3 | 1 | 4 | 1,8 | |||||
Чернушинский | 1 + 1 | 1 + 1 = 2 | 0,9 | ||||||
Чусовской | + 1 | + 1 | 0,45 | ||||||
Щ.-Озерский | 1 + 1 | 1 + 1 = 2 | 0,9 | ||||||
Юсьвенский | 2 | + 1 | + 1 | 2+1 = 3 | 1,4 | ||||
Прочие | 2 | 3 | 1 | 6 | 2,7 | ||||
Итого | 55 + 35 = 90 | 24 + 3 = 27 | 51 + 22 = 73 | 3 + 6 = 9 | 10 | +1 = 1 | 10 + 2 = 12 | 153 + 69 = 222 |
Примечание:Курсивом выделены церковники и сектанты.
Анализ динамики производимых арестов отчетливо показывает чередование подъемов и спадов активности при общем уменьшении ее амплитуды: за августовским пиком следует сентябрьский спад, и новый пик в октябре, не достигающий размера августовского. Затем новый спад в ноябре и далее — затухание интенсивности арестов в январе-феврале 1938 г.
Если рассмотреть аресты духовенства в масштабе кулацкой операции в целом, они не производят особенного впечатления: доля август октябрь декабрь февраль 1937 г., когда (согласно базе данных) по всему краю арестовали одну церковную старосту в Добрянском районе (0,1 %).
Месяц | Число арестованного духовенства (чел.) | % от общего числа арестованного духовенства | % от общего числа арестованных в указанный месяц | Общее число арестованных в указанный месяц (чел.) |
---|---|---|---|---|
Август 1937 | 90 | 40,5 | 4,4 | 2062 |
Сентябрь 1937 | 27 | 12,2 | 3,8 | 694 |
Октябрь 1937 | 73 | 32,9 | 3,7 | 1969 |
Ноябрь 1937 | 9 | 4,0 | 2,4 | 372 |
Декабрь 1937 | 10 | 4,5 | 0,7 | 1355 |
Январь 1938 | 1 | 0,5 | 0,1 | 816 |
Февраль 1938 | 12 | 5,4 | 2,4 | 500 |
Всего | 222 | 100,0 | - | 7768 |
Приведенные далее данные иллюстрируют уже не деятельность органов НКВД, а деятельность тройки. По делам духовенства тройка при УНКВД выносила всего два вида приговоров: либо ВМН (с конфискацией имущества либо без таковой), либо приговаривали к десяти годам лишения свободы. Согласно нашим наблюдениям, приговор совершенно не зависел от того, кто и по каким обвинениям осужден. Как выяснилось, единственным значимым параметром оказалась дата ареста и в какой-то мере время рассмотрения дела тройкой, зависящее, помимо даты ареста, еще и от продолжительности следствия.
Из таблицы 3 и рисунка 2 видно, что наибольший шанс остаться в живых был у тех, кого арестовали в сентябре 1934 г., и никаких шансов — у тех немногих, кто был арестован в декабре-январе. По-видимому, это объясняется тем обстоятельством, что сначала арестовывали тех представителей духовенства, которые попали в первую категорию (или были переквалифицированы из первой во вторую).
Приговор | 08.1937 | 09.1937 | 10.1937 | 11.1937 | 12.1937 | 01.1938 | 02.1938 | Всего |
---|---|---|---|---|---|---|---|---|
ВМН | 56 (62 %) | 5 (19 %) | 27 (37 %) | 3 (33 %) | 10 (100 %) | 1 (100 %) | И (92 %) | 112 (50,5 %) |
10 лет лишения свободы | 34 (38 %) | 22 (81 %) | 46 (63 %) | 6 (67 %) | - | - | 1 (8 %) | 110 (49,5 %) |
Всего | 90 (100 %) | 27 (100 %) | 73 (100 %) | 9 (100 %) | 10 (100 %) | 1 (100 %) | 12 (100 %) | 222 (100 %) |
В таблице 4 мы видим другую закономерность. Шанс сохранить жизнь минимален у осужденных в августе (все вынесенные приговоры — расстрельные) и сентябре, т. е. у тех, чьи дела были «сшиты» быстро. Вероятность быть расстрелянным существенно ниже у осужденных в октябре (тогда как раз и судили арестованных в сентябре). После она вновь начинает убывать — в ноябре количество арестов минимально, но тройка трудится не покладая рук, осуждая взятых во время второго, октябрьского пика арестов. Относительно декабря можно сказать следующее: хотя всех, арестованных в декабре, тогда же и осудили к ВМН, статистику несколько улучшают дела, тянувшиеся часто более трех месяцев.
Месяц | ВМН | % от общего количества приговоров духовенству в текущем месяце | 10 лет | % от общего количества приговоров духовенству в текущем месяце | Общее количество приговоров, вынесенных духовенству в текущем месяце |
---|---|---|---|---|---|
Август 1937 | 5 | 100 | - | - | 5 |
Сентябрь 1937 | 52 | 93 | 4 | 7 | 56 |
Октябрь 1937 | 11 | 15 | 61 | 85 | 72 |
Ноябрь 1937 | 19 | 37 | 33 | 63 | 52 |
Декабрь 1937 | 14 | 67 | 7 | 33 | 21 |
Январь 1938 | - | - | - | - | - |
Февраль 1938 | 5 | 100 | - | - | - |
Март 1938 | 7 | 87 | 1 | 13 | 8 |
Позже | 3 | 100 | - | - | 3 |
Всего | 116 | 106 | - | 222 |
Если скорость выполнения следственных действий (от производства ареста до направления дела на рассмотрение тройкой) является значимым показателем, то нужно сказать и о ней, тем более что налицо устойчивая тенденция. Мы проанализировали зависимость скорости рассмотрения дел от месяца, в котором был произведен арест, по трем показателям: минимальная продолжительность следствия, максимальная продолжительность следствия, средняя продолжительность ведения следствия для арестованных в данном месяце. Результаты приведены в таблице 5 и 6. Из них видно, что от месяца к месяцу средний срок следствия сокращался сначала на 20, а затем на 7–5 дней ежемесячно, и параллельно сокращался разрыв между минимальным и максимальным интервалом между арестом и осуждением. Самую поразительную «скорострельность» продемонстрировал в декабре 1937 г. Пермский городской отдел НКВД, уложившийся при рассмотрении дела священника Оленева в 2 дня. Возникает даже вопрос о том, как это было возможно технически.
Месяц ареста | Минимальный срок рассмотрения дела (дни) | Максимальный срок рассмотрения дела (дни) | Средний срок рассмотрения дела (дни) |
---|---|---|---|
Август 1937 | 14 | 122 | 55 |
Сентябрь 1937 | 15 | 86 | 35 |
Октябрь 1937 | 8 | 89 | 22 |
Ноябрь 1937 | 6 | 33 | 15 |
Декабрь 1937 | 2 | 23 | 10 |
Январь 1938 | - | - | - |
Февраль 1938 | 14 | 32 | 26 |
Месяц ареста | Минимальный срок рассмотрения дела (дни) | Максимальный срок рассмотрения дела (дни) | Средний срок рассмотрения дела (дни) |
---|---|---|---|
Август 1937 | 17 | 124 | 53 |
Сентябрь 1937 | 18 | 44 | 28 |
Октябрь 1937 | 7 | 36 | 16 |
Ноябрь 1937 | 7 | 34 | 19 |
Национальный состав арестованных служителей культа довольно однороден: абсолютно преобладают русские — 184 человека (97 %), затем идут татары — 3 человека (2 %) и башкиры — 2 человека (1 %). Прочие национальности встречаются только в среде сектантов (3 финна, 2 коми-пермяка, 1 коми-зырянин, 1 полька, 1 мариец).
Как показывает анализ обвинений (таблица 7), по которым были осуждены арестованные священники, единственными статистически значимыми квалификациями оказались, в конце концов, антисоветская агитация (АСА) — 44 приговора (29 % вынесенных в данной категории), а также АСА в сочетании с участием в контрреволюционных повстанческих организациях — 27 приговоров (18 % вынесенных в данной категории) и АСА в сочетании с антисоветской деятельностью — 9 приговоров (6 % вынесенных в данной категории), АСА в сочетании с контрреволюционной деятельностью — 12 приговоров (8 % вынесенных в данной категории) и КР, повет. (?) — 13 приговоров (8 % вынесенных в данной категории). Это, как ни странно, показывает практически полный провал попыток представить священников деятельными террористами, диверсантами и т. п. Основным пунктом обвинения все-таки осталась «болтовня», т. е. агитация, чего и следовало ожидать от священников и мулл, чья профессиональная деятельность неизбежно связана с произнесением публичных речей — молитв, проповедей и т. п. Примерно каждый третий приговор, следовательно, сводился к сакраментальному «Превратил церковный амвон в трибуну для антисоветской агитации».
Квалификация тройки при УНКВД | Месяц, в котором был произведен арест | |||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Август 1937 | Сентябрь 1937 | Октябрь 1937 | Ноябрь 1937 | Декабрь 1937 | Январь 1938 | Февраль 1938 | Всего | |
АСА | 13 | 10 | 17 | 1 | 3 | 44 | ||
АСА, КР, повет. | 10 | 1 | 9 | 1 | 6 | 27 | ||
КР, повет. | 6 | 4 | 1 | 2 | 13 | |||
АСА, АСД, террор. | 6 | 6 | ||||||
АСА, КРД | 5 | 3 | 3 | 1 | 12 | |||
АСА, АСД | 3 | 1 | 5 | 9 | ||||
АСА, КРП | 2 | 1 | 3 | |||||
КРД, КРА | 2 | 2 | ||||||
КРП | 2 | 2 | 1 | 5 | ||||
АСА, КРА | 1 | 1 | ||||||
АСА, КР, повет., шп. | 1 | 1 | ||||||
КРД | 1 | 1 | 3 | 5 | ||||
КРД, КРПО | 1 | 1 | 2 | |||||
КРД, КРП, терр. намер. | 1 | 1 | ||||||
АСА, КРПО | 1 | 1 | 2 | 1 | 5 | |||
КР, повет., террор., шп., АСД | 1 | 4 | 5 | |||||
КР, повет., террор. | 1 | 1 | ||||||
КР, повет., КРД | 1 | 1 | ||||||
КРПО, шп., террор | 1 | 1 | ||||||
КРПО, АСА, КРД | 1 | 1 | ||||||
КР, повет., диверс., КРП | 2 | 1 | 3 | |||||
КРПО, диверс. | 1 | 1 | 2 | |||||
КРПО, диверс., КРП | 1 | 1 | 2 | |||||
Всего | 56 | 24 | 50 | 3 | 10 | 10 | 153 |
Рассмотрим несколько репрезентативных в том или ином отношении дел. Одно из них, хотя и рассматривалось тройкой при УНКВД Свердловской области, было завершено до появления приказа № 00447 и попало под его действие «задним числом». Это дело — прекрасный пример «активизации деятельности церковников» и того, что за ней обычно следовало, т. е. ликвидации небольшой локальной и, как выяснилось, выдуманной контрреволюционной группы. Точнее было бы выразиться так: группа-то была реальной, а вот контрреволюционной ее сделало следствие. Однако, как бы там ни было, дело о «черной свадьбе» писано почти с натуры, и эта натура подчас намного увлекательнее всех фантазий оперуполномоченных НКВД.
Второе — дело о бродячем попе. Оно сплошь состоит из вранья, причем, как сказано у классика, «интереснее всего в этом вранье то, что оно — вранье от первого до последнего слова». Зато рассмотрение этого дела позволяет в деталях ознакомиться с процедурой фабрикации «повстанческих ячеек» в Коми-Пермяцком автономном округе. Дело о бродячем попе можно считать эталонным для репрессий, производимых в среде духовенства согласно приказу № 00447: в своей безукоризненной «технологичности» и абсолютной оторванности от каких бы то ни было реальных оснований, оно ясно демонстрирует специфическую внутреннюю рациональность процесса.
Сьезжалися к церкви кареты,
Там пышная свадьба была…
Действующие лица:
Кукшинов Михаил Иванович — дьякон Александровской церкви, 27 лет, регент церковного хора. Не дурак выпить и приволокнуться за женщинами.
Тамара Механошина — воспитатель детского сада, 19 лет, кандидат (?) в члены ВЛКСМ, участница агитбригады в поселковом клубе.
Пастухов Александр Александрович — священник, выпускник Казанской духовной академии, 53 года.
Колмогоров Яков Степанович — священник Александровской церкви, 55 лет, собутыльник Кукшинова.
Лыхина Мария Александровна — председатель церковного совета, 63 года, сестра Пастухова, властная и энергичная дама. Активная церковница.
Механошина Анна Матвеевна — 66 лет, церковная староста и казначей Александровской церкви.
А также: поселковые сплетницы, баянист с гармошкой, прихожане и прихожанки, оперуполномоченные НКВД, помощник областного прокурора, тройка при УНКВД Свердловской области.
Прологом к этой истории служит небольшая публикация, появившаяся И марта 1937 г. в кизеловской районной газете с боевым названием «Уральская кочегарка». В заметке, относящейся к классическому жанру советского политического доноса, стилизованного под вопрос «Куда смотрит общественность?», некто К. Ерохин выражал крайнюю обеспокоенность активностью церковников в поселке Александровск. Особенно его тревожило то, что хищные ручонки «черного воинства» протянулись к самому дорогому:
«А кому доверено воспитание детей? Мать А. И. Механошиной состоит в хоре церковных певчих, сестра ее замужем за дьяконом, отец активный церковник, а сама она верующая, и ей вверен детский садик»[482].
Удар был либо интуитивно точен, либо нанесен с хорошим расчетом, т. к. К. Ерохин явно «попал в десятку». Уже 1 апреля церковь в Александровске была закрыта, 19 апреля допрошены первые свидетели по делу о «черной свадьбе», а 24 апреля произведены аресты пяти фигурантов: Кукшинова, Колмогорова, Пастухова, Лыхиной и Механошиной[483]. Но корреспондент «Уральской кочегарки» все-таки отчасти погрешил против истины: сестра Антонины Механошиной уже не была замужем за дьяконом. 3 марта 1937 г. брак Михаила Кукшинова и Тамары Механошиной был расторгнут поселковым советом Александровска[484].
Таким вполне прозаическим финалом завершилась история, на протяжении всего предыдущего года будоражившая поселок и служившая тучной почвой для слухов и сплетен.
К сказанному, пожалуй, можно добавить то, что уже после начала первых допросов (и как раз накануне задержания обвиняемых) в газете «Уральский рабочий» от 22 апреля была помещена статья без подписи с красноречивым названием «Преступление в поселке Александровском»[485]. В ней еще до всякого суда и следствия все было названо своими именами: в поселке Александровск, группе церковников удалось завлечь в свои сети юную девушку-активистку, вынудить оставить общественную работу, скомпрометировать и добиться ее согласия на брак с дьяконом местной церкви. Не получив в нужный момент поддержки общественности, несчастная жертва была торжественно отведена под венец при обильном стечении народа. Данное венчание суть не что иное, как инсценировка, грандиозная антисоветская провокация, наглая демонстрация влияния религии на молодежь. Лексикон статьи был вполне определенным: «охвостье кулачества», «омерзительное преступление», «только в обстановке идиотской беспомощности руководителей, в обстановке полной безнаказанности могла настолько зарваться преступная кучка церковников» и т. п.
Именно этой сюжетной канвы и будет в итоге придерживаться следствие — с незначительными вариациями. Оно велось недолго — окончено к 30 апреля, а уже 9 мая было составлено обвинительное заключение. Дело сработано добротно: постановление об избрании меры пресечения, ордера на обыск, протоколы обыска, анкеты арестованных, постановления о привлечении к следствию в качестве обвиняемых, показания обвиняемых и свидетелей, протоколы очных ставок, свидетельства о предъявлении материалов следствия обвиняемым, обвинительное заключение, определение прокурора — все в наличии. В деле полно вранья, но сквозь сплетенное следствием словесное кружево, тем не менее, отчетливо видна правда. Ее-то мы и реконструируем, попутно отмечая поправки, внесенные произволом оперуполномоченных НКВД в прозу повседневной жизни поселка Александровск. А было все, скорее всего, так…
Марию Лыхину и Анну Механошину всерьез беспокоил моральный облик дьякона Александровской церкви Михаила Кукшинова. Вел он себя совершенно неподобающим для православного образом. Во-первых, пил не просыхая. Чего стоила одна история с соборованием, приключившаяся на старое Рождество? Тогда у Кукшинова чирей на шее вылез, он и собрался помирать. Позвал к себе попа Колмогорова — причаститься перед смертью. А смерть что-то все не шла. Ну, хватили по рюмочке, затем — по другой…. В конце концов, оба «напились до бессознания, пили до 12 часов ночи, так что даже нарыв у дьякона прорвался»[486]. До того доходило дело, что дьякон вместе с собутыльником-попом появлялся в церкви, напившись до положения риз, за что неоднократно были самой же Лыхиной и из храма изгоняемы взашей. Как-то в сентябре 1936 г. (после очередного выпроваживания) поп сверзился с церковной паперти в канаву, где и остался почивать — прямо с наперстным крестом в руках[487]. Но еще хуже было то, что дьякон тешил блудного беса с поселковыми женщинами — Осинниковой и Тиуновой, чем окончательно дискредитировал светлый образ духовного лица[488].
Где-то в начале 1936 г. терпение активисток церковного совета лопнуло. Кукшинову предъявили ультиматум: либо ты остепенишься, женишься, наконец, либо «они не дадут возможности ему служить в церкви, и добьются его снятия с должности дьякона»[489]. Когда дьякон расскажет об этом эпизоде на допросе 25 апреля 1937 г., сей факт будет интерпретирован как предварительный сговор церковников[490]. Вначале кандидатура суженой не была окончательно определена — мало ли невест в округе? Но после того как одна из них — Ангелина Анянова — дьякону отказала, планы наших кумушек изменились. Нашли ту, которая будет сговорчивей.
Жениться было велено на дочери церковной активистки Вассы Спиридоновны Механошиной — Тамаре. Тем самым надеялись убить сразу двух зайцев: по принципу «венец все покроет» поправить реноме Кукшинова (а может, и заставить его вести себя сообразно сану), но еще и пресечь сплетни, ходившие о девушке по поселку. Суконным языком протокола суть этих сплетен изложена так: судачили «об использовании ее в половом отношении ее отцом»[491]. О таких, как Тамара, по деревням шептались: «девка порченая»; и это было приговором окончательным, обжалованию не подлежащим. Потом, в ходе следствия, в распространении этих слухов обвинят, конечно, церковников. Но в деле имеется справка о заявлении, поданном нашей героиней, в котором девушка утверждала, что обе сестры Механошины — и старшая Антонина, и сама Тамара были изнасилованы отцом[492]. Позднее она от заявления отказалась, и делу не дали хода. Однако складывается впечатление, что в этой семейке все-таки попахивало инцестуозным душком.
…А он ее не любил. Точнее, он любил другую. Следы этой греховной, с точки зрения церковной старосты и казначея, страсти явственно видны в деле. Уже дав показания на всех, сказав все, что от него хотели услышать, дьякон Кукшинов 9 мая вновь сам вызовется дать показания, с единственной целью — выгородить Ее — Евдокию Осинникову. Дескать, в контрреволюционной организации не состояла. Все мы состояли, она нет. И антисоветской пропаганды не вела. Все мы вели, она — опять-таки нет. Простая прихожанка[493].
…Она тоже его не любила. Молодая девушка, почти закончила семилетку, активистка — участвовала в клубной агитбригаде. Любила петь и танцевать. Работала воспитательницей детского сада. И то, и другое, скорее всего, были просто способом вырваться из дому. Зачем ей дьякон-пропойца? Но с какого-то момента и у него и у нее просто не оставалось выбора.
Первый шаг сделал Кукшинов. Хочешь не хочешь, а надо «женихаться». И в январе 1936 г. дьякон зачастил в дом Механошиных, куда наши кумушки предусмотрительно перенесли спевки церковного хора (знали бы они, что на следствии это будет истолковано как начало реализации коварного заговора). По поселку немедленно пошли разговоры. Как сказал поэт, «зимою жизнь в провинции сонлива, как сурок», а тут такая пикантная ситуация. И вот уже поселковые сплетницы вовсю смакуют факт «интимной связи» Тамары и Кукшинова. Разговоры, косые взгляды, ухмылки преследовали ее повсюду. Как показала девушка на допросе 19 апреля 1937 г., «когда мне приходилось бывать даже и в магазине, то все начали называть меня дьяконицей»[494]. Подливал масла в огонь и поп Колмогоров, в присутствии посторонних лиц тоже ласково называя Тому «дьяконицей», чем «давал повод к укреплению связи между ними и прельщал Механошину»[495].