64918.fb2
То были начальник Генерального штаба императорской и королевской армии Австро-Венгрии Конрад фон Гетцендорф и его гость из Берлина, начальник Большого Генерального штаба германской армии генерал граф фон Мольтке-младший. Племянник "великого" Мольтке, победителя Франции, младший граф фон Мольтке был уже совсем немолод, успел прослужить в хлопотливой должности начальника германского генерального штаба около восьми лет. За это время его от рождения меланхоличный характер стал еще более пессимистическим, а усы, браво торчащие "а ля кайзер", как у любого германского офицера, повисли почти трагически. Его грузная фигура покоилась в плетеном кресле рядом с другим таким же креслом, в котором сидел радушный хозяин - Конрад фон Гетцендорф. Оба были в легких летних фуражках, Мольтке в синем мундире генерального штаба, Конрад в своей любимой кавалерийской венгерке. Его усы воинственно топорщились в сторону гостя.
Свита, состоящая из офицеров генштаба обеих империй, и лакей, назначением которого было менять бокалы и напитки, покоившиеся на столике меж генеральских кресел, расположились чуть в стороне, в тени огромного платана, как и генералы, но на таком расстоянии от них, чтобы в любую минуту подать портфель, карту или справку.
Генералы важно вели неторопливый разговор, который спустя несколько недель должен определить движение корпусов и армий против врагов Срединных империй.
Фон Мольтке отвечал визитом своему коллеге фон Гетцендорфу, с которым не виделся почти год, во весьма оживленно переписывался, стараясь повлиять на Конрада и скорректировать оперативные планы венского генштаба в пользу империи Германской. На бумаге он так и не смог ни в чем убедить упрямого Конрада и по совету императора Вильгельма решился на крайний шаг: в разгар подготовки к большой европейской войне отправился под видом отпускника в Карлсбад на встречу с гордецом. Ну что же! Ведь как-то надо было внушить легкомысленным австрийцам, что гениально прав был Шлиффен, когда говорил, что "судьба Австро-Венгрии будет решаться не на Буге, а на Сене!".
Прежде чем трогаться в недальний, но важный вояж, генерал запросил у своего начальника разведки майора Вальтера Николаи подробную справку о привычках и характере фон Гетцендорфа, чтобы наверняка знать, какими аргументами его можно припереть к стене и заставить переместить центр тяжести австрийского фронта от Сербии к России, дабы создать щит для Германии, пока она будет расправляться с Францией, Император Вильгельм и весь Большой Генеральный штаб очень не хотели, чтобы малоуважаемый ими союзник, которого кайзер иронически называл "наш медлительный блестящий секундант", обратился против Балкан, где он может либо увязнуть в славянских Сербии и Черногории, либо слишком быстро решить основные цели своей войны и стать обузой для Германии.
Николаи докладывал, что Конрад фон Гетцендорф при каждом удобном и неудобном случае утверждает, что он очень высоко ценит военное учение Клаузевица, считает себя его учеником в вопросах и стратегии и тактики, но есть один пункт, в котором он не согласен с гением высокой мысли. Конрад никак, оказывается, не может согласиться с тем, что война - насквозь политика, только другими средствами, что политика продолжается и во время войны. Кокетничая своей аполитичностью, австрияк утверждает, что на войне решающее слово остается за вооруженной силой, хотя, конечно, политика играет огромную роль. Конрад всюду подчеркивает, что он солдат, а армия должна быть вне политики.
"Ну и гусь, - иронически думал Мольтке-младший, листая страницы доклада Николаи. - Этот хитрец разговорами об аполитичности армии прикрывает свою политическую борьбу с министром иностранных дел Берхтольдом и другими деятелями империи. А как дрался этот "аполитичный солдат" с покойным министром Эренталем, отдавая тонкой политической игре все силы, время и внимание! По всем вопросам обороны и укрепления монархии, строительства ее вооруженных сил он частенько делал весьма продуманные шахматные ходы, обставляя даже такого опытного и хитрого политика, как Эренталь".
Закрывая папку с "делом Конрада", фон Мольтке в который раз утвердился в мысли о том, что армия вне политики существовать не может, что ее стратеги должны быть вдумчивыми политиками.
Теперь, сидя в удобном кресле рядом с Конрадом, фон Мольтке видел, что Николаи добросовестно выполнил задание. Действительно, живой и напористый генерал в кавалерийском наряде (в армии Австро-Венгрии, как и в остальных европейских, кавалеристы были в особом почете, как самый аристократический род войск), заявляя о чисто прикладных сторонах своего оперативного плана войны, весьма ловко отстаивал преимущества "Сосредоточения Б", имевшего направлением Балканы и главной целью - разгром Сербии и Черногории.
Германская империя, ее армия и лично фон Мольтке-младший были заинтересованы в плане под названием "Сосредоточение Р", политическим и стратегическим смыслом коего являлась активизация Австро-Венгрии против России. Начальник германского генерального штаба бился с утра, но не мог доказать упрямому Конраду выгодность для общего дела именно второго плана.
- Главным врагом Австрии исторически является Россия, - размеренно высказывал он свои мысли Конраду. - Именно против нее следует направить все оперативно-стратегические расчеты. В то же время главным врагом Германии является Франция, и, как говорил мой учитель Шлиффен, мы должны мечтать о победоносном вторжении в цветущие равнины Сены и Луары. Это всеми принимается как нечто вполне определенное...
- Но, граф, Франция предусмотрела направление главного германского удара и построила систему крепостей, закрыв все проходы через Юру фортами в Бельфоре, Туле и других городах... Ее можно взять только фланговым ударом через Швейцарию или Бельгию... - решительно возразил Конрад. - Однако нарушение нейтралитета Швейцарии и Бельгии вызовет всеобщую войну и осуждение Германии!
- Генерал, мы должны отбросить банальные сентенции об ответственности агрессора... Только успех оправдывает войну! - не менее решительно ответил Мольтке. - Если брать за основу мобилизационный план "Сосредоточение Р", а я полагаю, что именно это следует делать, - ваш союзнический долг заключен в том, чтобы максимально соотнести планы кампании с германскими, тогда при расчетах мобилизационной готовности нужно иметь в виду, что на 18-й день мобилизации Россия может сосредоточить на своем Западном фронте весьма внушительные силы в виде 63-х полевых и резервных стрелковых дивизий и 22-х кавалерийских дивизий...
Мы направим все основные силы и средства, - продолжил Мольтке, - против Франции. Как полагал генерал Шлиффен, мы можем даже оголить наш фронт в Восточной Пруссии. За шесть недель мы твердо рассчитываем разгромить основные вооруженные силы Франции и взять Париж!
В то же время в течение шести недель от первого дня мобилизации Австро-Венгрия должна будет самостоятельно вести операции против России, - с прусским упрямством заявил он.
Конраду фон Гетцендорфу в принципе был ясен стратегический план германских коллег, выстроивших его целиком на первой заповеди Клаузевица быстрое достижение цели наступательной войной. Но он не мог взять в толк, что план Шлиффена основывается целиком и полностью на нарушении нейтралитета Бельгии и на пассивности этой страны, когда в нее вступят немецкие войска.
- Один из наших дипломатов, служащих в Бельгии, - размеренно говорил Мольтке, - отмечает в своем донесении, что сопротивление бельгийцев явится настолько формальным актом, что может принять форму "выстраивания вдоль дорог, по которым пойдут на Францию доблестные германские войска"!
- Но ведь великий канцлер Бисмарк говорил, - не без ехидства перебил его Конрад, - что допускать прибавления сил еще одной страны к силам противников Германии противоречит простому здравому смыслу?!.
- Разумеется, - живо возразил Мольтке. - Мы не стали глупее с тех пор, но все говорит за то, что Бельгия будет удовлетворяться протестами. В крайнем случае наши 36 дивизий, которые мы направим против нее, легко разделаются с шестью слабенькими дивизиями бельгийцев... Если же бельгийский король Альберт станет в этой битве на сторону Германии, то наш кайзер, возможно, и выполнит обещание, данное его предшественнику - королю Леопольду о воссоздании для него древнего герцогства Бургундского из Артуа, французской Фландрии и французских Арденн.
- Уж не от такой ли радости король Леопольд отбывал из Берлина в каске, надетой задом наперед? - вновь съязвил Конрад, напомнив Мольтке широко известный в те годы в Европе случай, когда бельгийский король был настолько расстроен разговорами с Вильгельмом, что явился на вокзал в неправильно надетом головном уборе.
Каменное спокойствие гостя не было поколеблено этим мелким выпадом. Только левая щека у него неожиданно задергалась, и хозяин понял, что переборщил. Конрад сделал знак лакею, чтобы тот наполнил бокалы. Когда слуга отошел, он поднял свой. Глядя в глаза Мольтке, генерал проникновенно произнес: "За грядущие победы германской и австрийской армий! Хох!"
Начальник германского генштаба чуть приподнял бокал и пригубил его. Затем методично принялся развивать мысль о разгроме Бельгии.
- В дополнение к одиннадцати корпусам, которые вторгнутся во Францию через Люксембург и Арденны, - продолжал он, - германское правое крыло составят 15 корпусов, или 700 тысяч человек. Каждый день в наших планах уже расписан. Могу вам сообщить строго доверительно, что дороги через Льеж на Францию будут открыты на 12-й день после мобилизации, Брюссель падет на 19-й день, граница с Францией будет пересечена на 22-й день. На 31-й день германские войска выйдут на линию Тьонвилль - Сен-Квентин, а в Париж войдут, достигнув решительной победы - на 39-й день войны...
- Браво, генерал! - уже без иронии, почти убежденный пруссаком, воскликнул Конрад. - Но на какой день после начала мобилизации германские войска начнут передислокацию против России, чтобы сокрушить этого колосса?
- На сороковой день мы начнем переброску частей из Франции на Восточный фронт, если к тому времени вы еще будете воевать... Не исключено, что после разгрома Франции Россия выйдет из войны и начнет переговоры о мире... Вот тогда-то вы сможете осуществить свой план "Сосредоточение Б", всей мощью обрушившись на славянские государства на Балканах и без труда включив их в свою империю!
Эта перспектива настолько захватила Конрада, что он сдался. Посидел еще несколько минут молча, затем откинулся на спинку кресла и подтвердил:
- Я согласен, господин генерал, с вашими предложениями о координации действий императорской и королевской армии империи с планами стратегического развертывания германской армии...
Мольтке вздохнул с облегчением. Ему уже надоело упрямство австрияка. Теперь он решил зафиксировать договоренность и предложил:
- Господин генерал, не угодно ли вам будет подписать протокол о нашей встрече, который со временем войдет в скрижали германской истории?
- Охотно, граф! - согласился Конрад. - Давайте поручим составление этого документа начальникам оперативных отделов наших генеральных штабов. Я выделяю для этого полковника Гавличека... - И Конрад фон Гетцендорф кивнул военному с густыми рыжими усами. Тот подошел и поклонился.
- Мой представитель - генерал Куль... - указал Мольтке.
Затянутый в корсет, с моноклем в глазу, генерал также подошел.
- Очень приятно, экселенц! - пожал руку подошедшему коллеге фон Гетцендорф и добавил: - Господа, мы поставим вам задачи после завтрака, на который я имею честь пригласить германскую делегацию.
15. Богемия, замок Конопишт, июнь 1914 года
Захудалая станция маленького чешского городка Бенешов, что лежит в пятидесяти километрах на юг от Праги, давно не знавала таких спешных приготовлений к высокому визиту, как накануне 12 июня. Эта станция играла особую роль на железных дорогах империи. На запасном пути здесь всегда стоял под парами личный поезд наследника престола эрцгерцога Франца-Фердинанда, любимая резиденция которого - замок Конопишт, расположен всего в паре километров от городка. По пыхтящему и сверкающему медными частями паровозу с составом из четырех вагонов и платформы для авто соображающие обыватели научились угадывать, куда ринется в очередной раз Франц-Фердинанд - в столицу империи Вену, на побережье Адриатики или на охоту в Северо-Богемские горы.
Теперь же толстый и флегматичный господин инженер Фогель, начальник станции, одетый, несмотря на жару, в полную парадную форму, собственной персоной проверял порядок и чистоту на дебаркадере, давал строжайшие инструкции должностным лицам кондукторского звания. Казалось, он совсем забыл о большой фаянсовой кружке пива, которой неизменно начинал, продолжал и заканчивал свое присутствие на службе.
Утром 12 числа всю станцию изукрасили черно-желто-красными флагами Германской империи, и стало ясно, что ждут кого-то из Берлина...
В 9.30 с севера показались новенький, с иголочки, локомотив Борзига и сверкающие лаком вагоны экстренного поезда. Когда состав остановился, оркестр VIII корпуса заиграл марш германского императора.
Долговязый, затянутый в корсет, в шляпе с плюмажем, эрцгерцог Франц-Фердинанд направился к вагону императора германцев. Его сопровождала супруга, графиня Хотек.
Церемония встречи была краткой - кайзер и эрцгерцог пожали друг другу руки; графиня Хотек, статная дама с крупными чертами лица и с великолепными собственными волосами, одарила Вильгельма чарующим взглядом и букетом роз. После этого хозяева и гости, среди которых внимание своим морским мундиром привлекал адмирал Тирпиц, расселись по авто, и колонна машин тронулась в короткий путь до замка.
Когда авто вырвались из тенистой аллеи на просторный луг, перед глазами гостей предстал во всем своем великолепии роскошный жилой замок с башенками по углам, с балюстрадой по склону холма перед ним, украшенной статуями и цветниками. Кайзер любезно издал возглас восторга. Польщенный Франц-Фердинанд д'Эсте тут же принялся объяснять своему другу и родственнику Вильгельму, как и у кого он приобрел реннесансный дворец XVII века, превращенный из сурового крепостного града славян в изящный замок.
Скуповатый наследник австрийского престола собрался было подробно рассказать германскому императору, во сколько ему обошлась перестройка замка архитектором Моккером, но автомобили промчали остаток дороги так быстро, что Франц-Фердинанд не успел сообразить, как заинтересовать подробностями Вильгельма. Машины остановились у балюстрады, где гостей и хозяев низкими поклонами приветствовал дворецкий. Невидимый оркестр вновь сыграл личный марш германского императора, и общество ступило под прохладную сень замка.
Адмирала Тирпица и других сопровождавших Вильгельма офицеров мажордом повел по отведенным для них покоям, а Вильгельм и Франц-Фердинанд, словно закадычные друзья, бог весть сколько лет находившиеся в разлуке, отправились вдвоем в розарий поговорить наедине.
- Ваше высочество, - обратился Вильгельм к д'Эсте, - сделаны ли все распоряжения для ведущих газет вашей монархии, как мы уславливались с вами в письмах?
- Не беспокойтесь, ваше величество! - с любезной улыбкой ответил Франц-Фердинанд. - Австрийская пресса получила инструкции подчеркнуть аполитичность нашей встречи. Завтра и послезавтра все газеты выйдут с передовицами, по смыслу которых будет видно, что германский император и наследник австрийского престола встретились в Конопиште для созерцания цветущих там роз, коими давно интересовался император...
- Это прекрасно - столь мудро дирижировать прессой! - одобрил предусмотрительность хозяина германский император и тут же тщеславно похвалился: - Я вообще считаю прессу важным инструментом политики и частенько задаю ей тон.
Несколько сутуловатый, словно в полупоклоне, Франц-Фердинанд при этих словах улыбнулся в усы. Ему недавно докладывали, что привлекшая внимание грубая статья "Русский сосед" в германской газете "Берлинер тагеблатт", яростно подстрекавшая Австрию против России и снабженная примечанием редакции, что она получена из "особого источника", написана собственноручно германским императором. Д'Эсте вспомнил несколько строк, чрезвычайно задевших его в этой статье: "В особенности по отношению к Австрии Россия приняла такой образ действий, который с трудом может быть переносим этим государством, если оно не желает считать себя вассалом своего северного соседа..." Статья заканчивалась выводом вполне в духе всегдашних заявлений Вильгельма: "Неправильно также утверждать, что победа над Россией не может принести плодов. Народонаселение России далеко не однородно, а отдельные народности лишь поневоле признают себя русскими подданными. Да и в самой Великороссии накопилось немало недовольства, легко могущего превратить поражение на поле битвы в общую катастрофу. Изречение о колоссе на глиняных ногах и сейчас еще вполне применимо к России. Поэтому нам не следует долее позволять себя блефировать, и впредь мы не должны больше отступать перед русскими притязаниями, руководствуясь стремлением сохранить мир с Россией во что бы то ни стало". Многих дипломатов и военных статья настолько потрясла, что в Европе возникли слухи о близости войны между Россией и Германией.
Франц-Фердинанд понимал, что Вильгельм приехал к нему отнюдь не любоваться розами. Он выжидал, когда цель визита откроет сам император. Гогенцоллерн не заставил себя ждать.
- Фон Тирпиц докладывал мне месяц назад, что англичане начали с русскими военно-морские переговоры... - почти выкрикнул гость. - А фон Мольтке заявил по этому поводу: "Начиная с этого времени любая отсрочка будет уменьшать наши шансы на успех". Мольтке прав - Россия сейчас не готова и пойдет на любые уступки...