Император пребывал в ровном расположении духа. С утра он поиграл в теннис, затем выкупался в заливе, где вода оставалась необыкновенно теплой, и сидел теперь, раскладывая пасьянс. Он чуть поморщился, увидев лицо Аликс, покрытое красными пятнами от возбуждения, заплаканные глаза и узкие побелевшие губы.
"Опять предстоит серьезный разговор..." - лениво подумал Николай.
- Ники, Фредерикс намекает, что нам следует поехать проводить великого князя, отъезжающего на Ставку... - без предисловия начала царица. - Ты уже дал свое согласие?
- Дорогая, барон придет ко мне с бумагами несколько позже... уклончиво, не отрываясь от пасьянса, спокойно ответил Николай.
Александра Федоровна решительно села у карточного столика и испытующе уставилась на мужа.
- Ники, почему ты назначил этого необузданного, высокомерного и заносчивого человека верховным главнокомандующим? Почему ты не взял эту великую миссию - спасти Россию - на себя? - с еле сдерживаемыми истеричными слезами вопросила императрица.
Николай с сожалением посмотрел на почти сошедшийся пасьянс, чуть слышно вздохнул, понимая, что надо наконец объясниться с бедной Аликс, так тяжело переживавшей все последние дни. Ласково глядя на нее, он принялся излагать свои соображения.
- Дорогая! - начал он. - Когда я высказал свое намерение стать во главе армии на заседании совета министров, все принялись умолять меня не делать этого! Даже председатель совета Горемыкин, а с ним и такие верные люди, как Кривошеин и Щегловитов... Особенно Сазонов. Он сказал даже пылкую речь в обоснование мнения моих министров. Потом, ты знаешь, наши союзники тоже желали видеть Николашу главнокомандующим... Ты помнишь, когда он в двенадцатом году ездил в Париж на маневры, его там и принимали как главнокомандующего...
- Но ведь он глюпий и вздорный безобразник! - от волнения Александра Федоровна заговорила с еще большим, чем обычно, немецким акцентом.
- К сожалению, это так! - согласился царь. - Но когда я позже спросил военного министра, почему он, зная мое желание быть с доблестными войсками и во главе их, не высказался в пользу такого решения, добряк Сухомлинов оправдался тем, что был в одиночестве и это не давало ему нравственного права идти против мнения всех... Я понял, что он сам мечтал стать верховным главнокомандующим, и в шутку предложил назначить его на эту должность.
- И что же? Сухомлинов, во всяком случае, не хуже, чем этот наш родственник... - поджала губы царица.
- Да, он достаточно разумный человек! - согласился Николай. - Он не потерял головы от такого предложения и спросил меня, что в таком случае будет делать на войне Николаша... Я ответил, что предназначаю его командовать Шестой армией. Тогда Сухомлинов очень тактично выразил сомнение, будет ли это соответствовать рангу и авторитету великого князя в армии... Вот чем мне нравится старик - терпеть не может Николашу, а рассуждает вполне разумно: ведь на самом деле армия стоит за Николашей.
- Это-то и страшно, Ники! - скривила рот Александра Федоровна. - Он всех покорил - за него горой генералы, гвардия, Сазоновы и прочие... Он ведь может забрать себе всю власть, и ничего не останется ни тебе, ни маленькому... Господи, что же будет!.. - взмолилась императрица.
Николай оставался непоколебимо спокоен.
- Не надо так переживать, Аликс! - пытался он утешить жену. - Пойми, я не мог сделать иное назначение... За Николашей двор и армия. Пока он не оступится в сражениях, а это случится очень скоро, его будут считать военным гением...
- Это не так! Это не так! - словно прокаркала Аликс в ответ.
- Дорогая, я все прекрасно понимаю! - бесстрастно продолжал Николай Александрович. - И не собираюсь отдавать ему всю полноту власти. По законам Российской империи Николаша будет ее иметь только в полосе фронтов, а что касается всего государства, то военные дела останутся у нашего милого военного министра, а гражданские - у министра внутренних дел и совета министров, кои и шага не сделают без моего слова...
Красивые глаза государя злорадно заблестели.
- Не волнуйся, дорогая! - неторопливо продолжал Николай... - Если он станет выходить из повиновения, я его немедленно смещу...
- Ах, Ники! - капризно воскликнула Аликс, не думая сдаваться. - Мосолов мне доверительно рассказал, а Аня подтвердила, что в Новой Знаменке у великого князя при "малом дворе" уже назначения делают... Притом в ведомства, к которым князь отношения не имеет... Эти противные черногорки Анастасия и Милица - даже прошения о помиловании принимают, словно Николаша царь, а не ты!..
- Да, да! - подтвердил император. - И Фредерикс мне говорил как-то на днях, что радость по поводу назначения верховным главнокомандующим приглушила у великого князя чувство ответственности и осознание трудности возложенного на него поручения...
- Вот видишь, Ники!.. - хищно выпалила царица. - Хмель власти уже ударил ему в голову! То ли будет еще, когда в его руках окажется армия! Вспомни императора Петра Третьего, супруга Екатерины Великой!..
Царица затрепетала - ведь она напоминала супругу о своем любимом периоде российской истории. Николай недовольно поморщился.
- Его убили офицеры гвардии! Они нарушили присягу! Они подняли руку на помазанника божьего! - истерично выкрикивала Александра Федоровна.
"Сегодня ей ничего не докажешь... - огорченно подумал Николай, начинавший привыкать к припадкам жены и видевший в них только доказательство ее огромной любви к себе. - Хорошо бы найти какой-нибудь предлог, чтобы остаться одному и подумать над всем, что она сказала. Ведь это шло от сердца и от желания сделать как можно лучше, оставить как можно больше власти в наследство маленькому. Николашу действительно занесло... И непонятно, отчего его так любит армия?.. Воейков рассказывал, что после ухода царской четы из Николаевского зала офицеры гвардии и армии устроили какую-то дикую овацию Николаше... Даже на руки подняли и несли по залу... Это его-то, детину гигантского роста... Попробуй не назначь дядюшку после этого главнокомандующим!.. А может быть, зря я не настоял на своем и не взял под свою руку армию и флот?.. Но... что сделано, то сделано! Будем теперь молиться богу! На все его воля, и не оставит он меня благостию своею..."
Николай не прерывал императрицу. По опыту он знал, что в такое время лучше всего дать ей выговориться, наплакаться, полежать с компрессами от мигрени, чем приводить логические аргументы.
Повод препроводить государыню в ее покои тоже возник - адъютант вошел и доложил, что прибыл господин посол союзной Франции Морис Палеолог.
- Проси посла подождать! - резко сказал Николай и заботливо повел к двери Аликс, нежно обнимая ее за плечи.
34. Петергоф, август 1914 года
Наголо бритый маленький надутый человек, представляющий республиканскую Францию при дворе российского самодержца, не знал покоя со дня объявления Германией войны России. Война в его стране не была еще юридически свершившейся, но Палеолог уже развил бурную деятельность в петербургских салонах и со своими осведомителями.
С утра он завтракал в Царском Селе у великого князя Павла Александровича и его морганатической супруги графини Гогенфельзен в присутствии члена Государственного совета Михаила Стаховича, насквозь пропитанных идеями трогательной дружбы с Францией. Господа французские симпатизеры без малейшей утайки отвечали на вопросы любознательного посла, характеризуя ему взгляды и правых и левых в Государственной думе и в Государственном совете, и среди своих знакомых, и среди знакомых знакомых...
В четыре часа посол ехал на свидание со своим штатным осведомителем господином Б. из "прогрессивных кругов" и допрашивал его о том, как проходит в стране мобилизация, нет ли инцидентов в воинских присутствиях, как народ реагирует на войну. Он с удовлетворением узнавал, что никаких беспорядков нет, что лишь на редких фабриках и заводах продолжаются забастовки. Правда, для этого полиции пришлось пересажать всех известных ей большевиков и сослать их в Сибирь. Правда, еще не арестованные большевики продолжают утверждать, что война приведет к торжеству пролетариата. Но это в данный момент посла совершенно не заботило... Зато все либералы, радикалы, прогрессисты и даже такие крайние демократы, как меньшевики, - все объединились под патриотическими знаменами и приготовились воевать за интересы великой Франции до последней капли крови русского мужика...
Вечером Палеолог ужинал со своим старым другом послом Британии сэром Бьюкененом.
За считанные дни Палеолог побывал во всех самых известных салонах и даже у графини Кляйнмихель, где его особенно интересовало, как ведут себя теперь барон Розен, князь Мещерский и министр Щегловитов, всегда проповедовавшие соглашение с германским императором. Оказалось, что крайне правые и немецкая партия, дух которой был особенно силен в салоне графини, потрясена нападением германизма на Сербию и славянство. Спасти Сербию и наказать германизм - вот единый дух салонов. А то, что при этом следует и кое-что прихватить из чужого, например турецкого, владения, - это уже вопрос второй, к благородному негодованию не относящийся.
Сегодня, направляясь на виллу "Александрия" для аудиенции, которую ему устроил Сазонов, а после этого во дворце Знаменки, где находился пока верховный главнокомандующий, посол хотел как бы подвести итог своим наблюдениям и сообщить в Париж президенту и другу Пуанкаре о том, как блестяще он выполняет в Петербурге его поручение.
В сопровождении церемониймейстера господин посол прибыл на придворной яхте "Стрела" к причалу Петергофа. Его уже ожидала карета с адъютантом императора и скороходом в пышных одеждах XVIII века. Утомленный качкой, посол втиснулся в карету, и резвые кони понесли его к "Александрии"*.
Летний дворец русского царя утопал в цветах. Перед ним расстилалась гладь Финского залива.
Посол важно проследовал в приемную, ведомый скороходом и церемониймейстером. Адъютант его величества пошел доложить о министре союзной державы, но что-то долго не возвращался. Потом, несколько смущенный, вернулся в гостиную и попросил господина посла несколько подождать. Поговорили о нынешнем отъезде его высочества великого князя в Ставку, о том, как четко, минута в минуту, идут воинские эшелоны со всей России на запад, туда, где собирается под знаменами русская армия.
Через несколько минут, показавшихся Палеологу часами - так он хотел скорее увидеть императора, - посла пригласили в кабинет царя.
Николай Романов был в походной форме. Он стоял у окна, потирал себе висок, словно мучимый мигренью.
Посол почтительно поклонился монарху и ждал, что его пригласят сесть. Но царь словно забыл о кожаных креслах, стоящих в кабинете, и продолжал стоять. Послу тоже пришлось стоять.
- Я хотел, - негромко говорит Николай, - выразить вам свое удовлетворение позицией Франции. Показав себя столь верной союзницей, ваша страна дала миру незабвенный пример патриотизма и лояльности. Прошу вас, господин посол, передать правительству Франции и особенно моему другу президенту сердечную благодарность...
"Неужели это все, ради чего я качался на яхте и ждал в приемной?.." недовольно думает посол, но с умилением старого дипломата льстивым голосом произносит ответную речь.
- Правительство республики будет очень тронуто благодарностью вашего величества, - начинает Палеолог, заведомо зная, что российский самодержец терпеть не может даже слово "республика". Но посол подчеркивает именно его и продолжает, искусно придавая голосу волнение, которого вовсе не испытывает. - Мое правительство заслужило ее тою быстротой и решительностью, с которыми выполнило союзнический долг, когда убедилось, что дело мира погублено...
Палеолог хорошо знает, что произносит лживые и пустые слова, поскольку Франция еще никакого своего союзнического долга не выполнила, а, наоборот, делала и делает все, чтобы заставить Россию осуществить тот план военных действий, который будет выгоден Франции и совсем невыгоден России.
- В роковой день, когда бессовестный враг объявил войну России, патетически восклицает посол, - мое правительство не колебалось ни единого мгновения...
- Я знаю, знаю... Я всегда верил слову Франции... - перебивает посла Николай. Подбирая слова, царь медленно и задумчиво выражает надежду, что соединенной мощью Антанты через три-четыре месяца Срединные империи будут повержены.
Палеолог согласен с государем, но искусно переводит разговор на опасности, которые угрожают Франции. Немцы еще не начали наступление на Париж, они топчутся в Люксембурге и застряли у фортов Льежа в Бельгии, но посол не жалеет усилий, чтобы толкнуть неотмобилизованную русскую армию на крепости Восточной Пруссии и Торн, дабы оттянуть германские корпуса на восток.
- Какой ужасной опасности подвергнется Франция в первые же дни войны, закатывает глаза посол. - Французской армии придется выдержать страшный натиск двадцати пяти германских корпусов... Я умоляю ваше величество предписать вашим войскам перейти в немедленное наступление, иначе французская армия будет раздавлена. Тогда вся масса германцев обратится против России.