Сильными руками Николай ставит поближе к послу курительный столик восточной работы с медным подносом. В шкатулке из лака - папиросы.
- Вот, пожалуйста, табак!.. Это из Турции... Мне прислал их султан... теперь у меня большой запас их... а других нет...
Вежливый до приторности, наголо бритый, с белым бескровным, словно сахарная голова, черепом, Палеолог воспитанно берет двумя пальцами папиросу и ждет сигнала. Царь зажигает спичку и предлагает огня послу. Затем зажигает свою папиросу. С удовольствием заядлого курильщика затягивается.
Николай хвалит французскую армию, тепло отзывается о своих собственных войсках и делает вывод, что победа теперь уж не ускользнет от союзников.
- Конечно, будут еще жертвы... дорогой Палеолог... И господь ниспошлет нам испытания... но я верю в победу! - глядя своими красивыми глазами на посла, запинаясь от какой-то робости, мямлит царь и стряхивает пепел в медный сосудик.
Затем, видимо преодолев внутренний барьер, Николай начинает говорить без запинки.
- Мой дорогой посол, я призвал вас, чтобы посоветоваться о будущем мире, - начинает царь. Он вольно располагается на широком диване и попыхивает папиросой. - Что мы станем делать, если Австрия и Германия запросят у нас мира? Видимо, до этого не так уж и далеко...
- О, ваше величество, - пылко подхватывает Палеолог. - Это вопрос первостепенной важности - будем ли мы договариваться о мире или просто продиктуем его нашим врагам. Очевидно, мы должны вести войну до победы, которая позволит нам требовать таких возмещений и гарантий от центральных держав, на которые их монархи никогда не согласятся, если не будут принуждены просить у Сердечного согласия пощады...
- Полностью согласен, дорогой посол, - поддакивает царь. - Мы должны окончательно раздавить германские державы и будем продолжать войну до полной победы... Что касается условий будущего мира, то я решительно настаиваю на выработке их только нашими тремя союзными державами - Россией, Францией и Англией. Никаких конгрессов, никаких посредничеств после войны в чью бы то ни было пользу!.. Это мое решение, и я от него не отступлю!.. - решительно заявляет Николай.
Посол наблюдает за выражением лица монарха. С удивлением для себя он обнаруживает, что русский царь волнуется, но, видимо, тверд в своем мнении.
"Посмотрим, что ты скажешь после войны, - думает посол. - Конгресс-то мы обязательно созовем; он и примет решения, выгодные нам, а не вашей полудикой стране... Так что, ваше величество, и не надейтесь на выгодный для вас раздел".
Внешне посол бесстрастен. Никакая игра мысли не отражается на его лице, никакой огонь не загорается в его глазах. Николай продолжает разговор об общих основах будущего мира победителей.
- Главное, в чем мы должны прийти к согласию, это уничтожение германского милитаризма. Вооруженный германизм держит всю Европу в состоянии кошмара вот уже сорок лет и наконец снова напал на Францию, чтобы продолжить свое грязное дело, начатое в 1870 году... Наша задача - лишить германцев всякой возможности реванша...
Посол услышал слова, слаще которых для него в России еще не произносилось. Русскими руками свернуть шею германскому орлу, лишить его военной мощи и возможности реванша - это и есть главная задача Франции, а неумный царь, высказывает ее как свою собственную и наиважнейшую.
- Ваше величество, я благодарен за это заявление и уверен, что правительство Республики откликнется на пожелания императорского правительства самым сочувственным образом... - любезно улыбается посол.
- Я благодарен моим союзникам и ценю их понимание общих целей, говорит Николай. - Спешу сказать, что я заранее одобряю все, что Франция и Англия сочтут необходимым потребовать для себя, вырабатывая точные условия мира... Я бы хотел сегодня вкратце рассказать, что думаю по этому поводу сам... Должен прибавить, - словно оправдывается государь, - что я еще не советовался с моими министрами и генералами...
Николай встает с дивана, берет с письменного стола аккуратно сложенную карту Европы и кладет ее на курительный столик. Затем пододвигает ближе одно из кресел и садится.
Он уже совсем освоился с гостем и говорит, как в домашнем кругу, желая произвести впечатление на Палеолога, а значит и на Францию, своей искренностью и благожелательностью.
- Сначала об интересах России, мой дорогой посол... Мы ожидаем от победы в войне против германцев в первую голову исправления границ Восточной Пруссии. Генеральный штаб желает, чтобы новая граница проходила по берегу Вислы... Я же полагаю это чрезмерным, тем более что намерен воссоздать Польшу, для которой будут необходимы Познань и часть Силезии. Мы отберем эти части от Германии и отдадим новой Польше. Кстати, мой дорогой посол, как вам нравится воззвание к полякам, с которым обратился по моему повелению великий князь главнокомандующий? - поинтересовался император. - Надеюсь, оно создаст необходимый для победы дух в сердцах всех поляков, живущих в нашей империи и прозябающих в империях Австро-Венгерской и Германской...
Палеолог действительно весьма интересовался польской проблемой и взаимоотношениями поляков и русских. Однако действовал он как раз в противоположном направлении - посол всячески хотел поссорить поляков и Россию, возбудить дух сепаратизма и русофобии на польских землях. Поэтому он весьма насторожился, когда услышал из уст царя о Польше. В самых восторженных выражениях Палеолог расхвалил воззвание Николая Николаевича к полякам, хотя был весьма низкого мнения о нем: документ был расплывчатый и малообещающий. Он вызвал энтузиазм, который сам Николай Николаевич озаботился поскорее притушить, чтобы не дать полякам ничего конкретного.
Николай не замечает фальши в восторгах посла и продолжает делиться самыми сокровенными мыслями о переустройстве послевоенной Европы по предначертаниям союзников.
Он говорит о том, что Россия потребует себе Галицию и часть Карпат, чтобы дойти до естественных пределов на западе, в Малой Азии займется армянами, которых ни в коем случае нельзя оставлять под турецким игом. Он открывает послу, что если будет особая просьба армян, то Армения сможет присоединиться к России. Когда Николай доходит до судьбы черноморских проливов, он останавливается. Вопрос слишком серьезен, чтобы говорить о нем скороговоркой. Посол, зная об особом интересе своего правительства и, главное, своего дальновидного друга - президента, просит Николая объясниться.
- Для России это будет самый важный результат войны, и мой народ не понял бы без него тех жертв, которые я заставил его понести во имя справедливости... - высокопарно начинает царь. - Должен признаться, твердого решения у меня пока нет. Однако два принципиальных вывода я уже сделал для себя и, надеюсь, мои союзники целиком поддержат их...
"Как бы не так! - думает посол. - Если бы господин Романов знал истинное мнение Парижа и Лондона о категоричном нежелании отдать России проливы, он бы, наверное, пошел войной не против Вильгельма, а против нас..."
На лице же посол изображает улыбку внимания и готовится запомнить слова царя дословно, ибо понимает: здесь стержень беседы, ее главный интерес для Пуанкаре.
- Турки должны быть изгнаны из Европы, - уверенно начинает Николай. Во-вторых, Константинополь может стать нейтральным портом, городом под международным управлением. Северную Фракию - до линии Энос - Мидия - следует присоединить к Болгарии, а остальное - от этой линии до морей, конечно, исключая окрестности Константинополя, отойдет к России...
Посол решает уточнить, но так, чтобы не сложилось впечатления согласия Франции на решение проблемы проливов в пользу союзника.
- Ваше величество! - осторожно прерывает он царя. - Если я правильно понимаю мысль, то Босфор, Мраморное море и Дарданеллы составят западную границу Турции, а сами турки останутся запертыми в Малой Азии?
- Да, так! - отзывается царь.
"Ну и аппетит у этих мужиков!" - думает Палеолог.
Не давая согласия за Францию, посол решает все же получить кое-что для своей страны. Пока хотя бы поддержку Николая во французских территориальных приобретениях на развалинах Османской империи.
- Я хотел бы напомнить, ваше величество, о том, что Франция обладает в Сирии и Палестине важными духовными и материальными интересами. Мы хотели бы получить эти части Турецкой империи под свое управление и надеемся на согласие России...
- Разумеется! - проявляет щедрость Николай. - Мои дорогие союзники могут рассчитывать на мое одобрение всего, что они хотят потребовать от нынешнего неприятеля...
Николай аккуратно складывает карту Европы и берет вместо нее лист, на котором крупным планом изображены Балканы.
- Мой дорогой посол, теперь я хотел бы высказать свою точку зрения о будущих территориальных изменениях на Балканском полуострове, - спокойно и неторопливо говорит он. - Полагаю, что Сербия может присоединить себе Боснию, Герцеговину, Далмацию и северную часть Албании. Греция, видимо, получит южную Албанию, кроме Валлоны, которая могла бы отойти к Италии, если та будет хорошо себя вести... Болгария, если она вступит в войну на нашей стороне, будет компенсирована от Сербии областями в Македонии...
Николай водит мизинцем по тем странам и районам, о которых говорит. Посол внимательно следит за его движениями. Палеолог ни словом не реагирует, но император, кажется, с большим удовольствием слушает сам себя и не замечает молчания посла.
- Что же будет с Австро-Венгрией? - вслух раздумывает царь. - Она, наверное, не выдержит тех территориальных потерь, на которые вынужден будет пойти Франц-Иосиф.
Посол решается вступить в разговор. Австро-Венгрия - это не сфера интересов Франции, и здесь можно обещать все, что только пожелает Россия, ведь ей никогда не достанется то, на что она претендует. Англия не позволит слишком усилиться славянской империи.
- Да, Венгрия, лишенная Трансильвании, которую следует отдать Румынии за ее помощь в войне, вряд ли захочет и далее выступать в одной империи с Австрией. Австро-венгерский союз потерпел крах... Чехия наверняка добьется независимости; у Австрии останутся только немецкий Тироль и Зальцбургская область...
Император, полузакрыв глаза, поет, словно песню, планы расчленения старинного врага и предателя России.
- А что вы думаете делать с Германской империей? - вопрошает Палеолог.
Несколько мгновений Николай молчит, словно подбирает слова и проговаривает их сначала для себя. Его губы беззвучно шевелятся.
- Главное я вижу в том, - медленно и значительно произносит он, - чтобы императорское достоинство не было сохранено за домом Гогенцоллернов. Они обманули народы, нарушили мир в Европе и должны поплатиться германской короной. Впрочем, они могут остаться прусскими королями в новой Германии, куда Пруссия может войти отнюдь не ведущей и главенствующей силой...
Посла это устраивает, ибо объединенная Бисмарком под эгидой Пруссии Германия не только оставалась могучей силой в Европе, направленной против Франции, но и отобрала у его родины Эльзас и Лотарингию. Царь продолжает. Посол - весь внимание.
- Впрочем, границы Пруссии также должны измениться, чтобы ее милитаризм никогда больше не мог получить достаточных питательных соков... Мы вернем Польше ее земли, находящиеся сейчас под Пруссией, а границу Восточной Пруссии отодвинем далеко на запад... Разумеется, Франция возвратит себе Эльзас и Лотарингию, и я отдал бы вам еще рейнские провинции...
"Браво! - мысленно восклицает посол. - Наконец-то он заговорил о настоящем деле?.."
- Несчастная Бельгия, попираемая ныне германским сапогом, в награду за свое участие в нашем союзе сможет получить в области Аахена достаточное приращение к своей территории...
- А колонии? А германские колонии?! - нетерпеливо торопит посол царя.
- Я полагаю, что их разделят между собой Англия и Франция. У России нет претензий на колониальные владения... - спокойно, словно о давно решенном, говорит Николай. - Я хотел бы еще двух территориальных изменений, добавляет он после краткой паузы. - Шлезвиг, отобранный у Дании, должен быть возвращен ей вместе с районом Кильского канала...