Глава 2
— Нет, товарищ лейтенант! В лицо я их не видел, — потирая распухшее ухо, ответил я, — да и темно там было. Мне показалось, что светильник в тамбуре специально загородили чем-то.
— Как это возможно, — спросил лейтенант транспортной милиции. — там же постоянно горят два светильника?
— Не знаю, — резко ответил я. — некогда мне было разглядывать! Тут бы живым остаться. Я только вошёл в тамбур, как тут же получил в ухо. Ещё и сзади, кто-то напал и держал за руки. Пока вырвался, пока защищался только и успел, что понять количество этих уродов.
— Я, конечно, передам описание на Киевский вокзал в отдел транспортной милиции, — лейтенант вытер лоб платком и что-то дописал в блокноте, — но, мне так кажется, что уже поздно. Сбежали эти гаврики. Сошли с поезда в Малоярославце или ещё где. Остановок много до Москвы.
— Вы попробуйте, — стал настаивать я, — у одного, и это точно, повреждено правое ухо. Очень сильно повреждено. Я чувствовал, что оно было скользким, когда выпустил из кулака. А это уже примета — какая никакая!
— Понимаю я всё, — быстро проговорил лейтенант, всматриваясь в свои записи в блокноте. — но и ты меня пойми. Единственная примета — надорванное ухо! Да, надо мной вся Москва смеяться будет! С такими уликами.
— Не забудьте добавить, что один хромает, — я постарался сделать ударение на последнем слове, — каблуки у моих туфлей хорошие. Бил я в полную силу. Не жалел гадов.
— Хорошо! — как отрезал, произнёс лейтенант. — выйди на улицу, покури пока. А я позвоню куда надо.
Следователь потянулся к телефонному аппарату, что стоял на столе. Я же, выходя в дверь, бросил через плечо:
— Не курю я, и вам не советую.
Лейтенант проводил меня удивлённым взглядом и начал набирать номер, крутя диск телефона.
Я вышел на улицу. На лавочке сидел дежурный по переезду и сигналист одновременно. Пожилой мужчина с уставшим лицом. Он держал в одной руке свёрнутый жёлтый флажок. В другой, между пальцев, была зажата папироса. Резко затянувшись, он произнёс, выпуская дым вместе со словами:
— Не переживай паря. Лейтенант Собкин хороший специалист. Если есть хоть какие-то зацепки, то он найдёт твои вещи. И преступников прищучит — однозначно. Это ж надо! У школьника одежду украли. Совсем обнаглели барагозы.
— Надеюсь, что так и будет, — сказал я, — там ведь не только одежда была.
Присел рядом на лавочку. Прислонился к тёплой штукатурке. Закрыл глаза и начал вспоминать с чего началось наше, знакомство с этим замечательным человеком.
Тропинка вывела меня из заболоченной местности. Я хорошо отдохнул и уже неплохо передвигался. Очень помогало найденное, не до конца сломанное косовище. Видимо кто-то бросил в надежде потом починить. А может и просто бросили. Что тут, в округе, деревьев нету что ли? Не верю! А мне, даже этот обломок(доломал и оставил кусок побольше), вполне себе подошёл — в качестве опоры при ходьбе. Нормально иду. Опираюсь и шагаю. Медленно но уверенно — шаг за шагом.
Вокруг сенокос в разгаре. То тут, то там стояли небольшие и аккуратные стожки сена. Значит люди точно есть и они уже недалеко.
Гудки редких паровозов слышались уже совсем рядом. Скоро увижу, что заставляет их это делать.
Через небольшой промежуток времени, как я и предполагал, даже можно сказать надеялся, увидел переезд с будкой дежурного. Повезло. Ведь это мог быть мост или стрелка в тупик, или вообще какой-нибудь полустанок забытый всеми службами и нужный только в военное время. На железной дороге свои правила, здесь сигнал подают во многих случаях.
К маленькому домику, то есть будке дежурного по переезду, я доковылял на морально-волевых. Хорошо что рядом с укрытием была лавочка. Уселся, закрыл глаза и наконец-то расслабился. Не прошло и пары минут, как на крыльцо вышел мужик в форме. Дежурный по переезду. В руке у него был жёлтый флажок. Ни слова не говоря, он подошёл к деревянному шлагбауму и закрыл переезд. Потом забрался на крыльцо и облокотившись на перила выставил руку с флажком. Раздался сигнал локомотива. Поезд проскочил мимо, подняв на переезде небольшое облако пыли.
Пока состав проезжал мимо, начальник этого переезда ни словом не обмолвился. Зато открывая путь и поднимая поперечину шлагбаума, озадачил меня вопросом:
— Где ж тебя так угораздило?
Мне, собственно говоря, скрывать было нечего. Так что ответ был простой:
— С поезда меня скинули. Ограбили перед этим. И избили. Вот, иду кое-как до ближайшего телефона. Надо с милицией пообщаться. Я же совсем без вещей остался. Хорошо что документы не украли.
— В этом я тебе помогу, — ответил мужчина, — меня, кстати, Петром Алексеевичем зовут.
— Меня Вилор, — ответил я, — Вилор Тихий, если уж совсем полностью.
— Заходи в дом Вилор, — открывая дверь и жестом приглашая войти, произнёс дежурный, — сейчас я на линию позвоню. Будем наряд ждать.
Внутри маленького домика не было никого. Обстановка самая спартанская. Стол возле окна, три стула, топчан для отдыха, печка "буржуйка" в углу со стоящим сверху большим чайником. Собственно всё. Не считая, конечно, тумбочки с кучей рабочих журналов сверху. Что поразило — это два телефона. Один стоял на столе, а второй висел на стене возле входной двери. Зачем два? Не знаю. Но раз есть, значит надо!
Пётр Алексеевич сразу же начал названивать по телефону, что был на стене. Я аж заслушался, как он умело: коротко и по существу, докладывает о произошедшем со мной. Минуты две на доклад и минуту на уточнение и всё, мы сидим за столом. Сразу видно опытного человека.
Дальше пошли разговоры по душам. Кто, откуда, куда, зачем? Говорили долго, за это время успели выпить по три стакана чая и съесть почти полный батон белого хлеба с небольшим количеством засахаренного мёда. Я узнал много о Алексеиче, а он, теперь, знал почти всё о Вилоре Тихом. А что? Не про меня же ему рассказывать. Тогда точно НКВД и в гости к "стопятьсот мильёнов невинно осужденным". Оно мне надо? Вот и я про что! Наконец-то определился на местности. Как оказалось, я нахожусь в моих родных местах. Впереди, в нескольких километрах по направлению к Москве, находится станция Суходрев. Если вернуться назад и немного в лес, то совсем рядом родная деревня Аргуново, а значит и Тихонова Пустынь близко. Там сейчас дед мой. Живой и здоровый. Тот который дал мне, пока непонятное для меня задание.
Сигналист по совместительству, а на самом деле дежурный по переезду Петр Алексеевич ещё, раз пять выходил продемонстрировать жёлтый флажок проходящим мимо составам. Я успел немного почистить брюки и пиджак. Сорочку надо стирать, так просто с ней не получится. Туфли, вообще, просто протёр тряпочкой — стали как новые. Нога, заново перетянутая бинтом, с помощью нового знакомого, почти не беспокоила. Жизнь налаживается.
Милиция появилась через час. Чёрная "Победа" с красной полосой сбоку и надписью "милиция" остановилась прямо возле шлагбаума. Два человека в чёрной форме, фуражках с малиновым верхом и, почему-то, с шашками на боку направились к домику дежурного. Ни фига себе! Это что за жандармы? Их же, вроде как, ещё во время революции всех уконтропупили. Или я что-то путаю? Смотрю на Алексеича, а он ни ухом ни рылом. Стоит спокойно и встречает гостей. Меня чего, опять куда-то переместило? Да ну нах!
Лейтенант и старшина-шофёр зашли в домик. Алексеич поздоровался с лейтенантом(знакомые наверное?), а мне и делать нечего было. У меня всё на лице написано. Ещё и ухо опухло как пельмень сибирский. Шофёр и сигналист вышли на улицу, а лейтенант сел за стол. Для начала он попросил документы. Пришлось показать все, даже, запечатанный конверт. Затем начался экспресс — опрос (не путать с экспресс — допросом!) с обязательными повторениями и уточнениями. Чувствуется, что этот человек работает в серьёзной организации и имеет богатый опыт в таких делах. Скорее всего во время войны служил в разведке или чего-то в этом роде. Уважаю специалистов. Глядишь найдут мои вещи. Обидно потерять, там подарки от близких людей. Особенно жалко тёплые вещи, которые мне вязала наша нянечка.
Лейтенант выжал из меня всё, даже то, что я не хотел говорить. Но видимо такая у меня судьба — именно сегодня и прямо сейчас вспомнить, в мельчайших подробностях, жизнь Вилора Тихого. Я даже немного благодарен следователю, теперь жизнь этого парня, до попадания меня в это тело, стала намного яснее и понятнее. Дальше, следователь восхитился моим потайным карманом. Как оказалось, именно, такую систему лейтенант видит впервые. Пришлось рассказать, что такой способ расположения внутреннего кармана был придуман в детдоме, ребятами из старшей группы. Следователь сразу разгадал, что проникнуть в карман можно только расстегнув пиджак. Нет, конечно, опытный карманник может разрезать незаметно ткань и вынуть всё что лежит в кармане. Но, для этого нужны определённые условия, которых легко избежать, если знать заранее. Потом пошли конкретные вопросы по внешности бандитов. Но, тут, я ничем не мог помочь. Пытался хоть что-то вспомнить и ничего не получалось. Темно было в тамбуре. Пришлось, даже, описать всю драку поэтапно. Где и всплыли такие подробности как надорванное ухо и отбитая нога. Да-с…
От моих размышлений отвлёк окрик лейтенанта:
— Тихий! Давай заходи, несколько вопросов надо закрыть.
А я что? Я ничего. Встал и пошёл в гости к следователю. Мне деваться некуда. В Мурманск можно попасть только из Москвы. Нет, есть конечно альтернативный путь через Ленинград. Но, где я и где этот город. А это значит, придётся перемещаться вместе с нарядом милиции. Пока мне не оформят новые билеты. Кстати, лейтенант обещал доставить меня в Москву используя свои возможности.
После нескольких уточняющих вопросов, следователь протянул мне бумагу, чтобы я расписался. Читать не стал. В это время протоколы ведутся правильно, без приписок. Так, для вида, просмотрел несколько страниц и подписал в конце. Сначала думал, что не получится правильно поставить подпись. Но, память у тела, какая никакая, сохранилась. Всё получилось на загляденье. Что не могло меня не порадовать. Ещё одной проблемой меньше.
— Подожди на улице, — собирая бумаги в одну стопку, произнёс лейтенант, — через пять минут поедем на то место, где тебя скинули с поезда.
Вот ведь! А я так рассчитывал побыстрее продолжить поездку. Ладно. Надеюсь, что это ненадолго.
— Там пешком-то еле-еле пройти можно, — поспешил предупредить следователя я, — а на "Победе", даже, не знаю пойдём ли?
— Ничего, — уверенно ответил Собкин, — не попробуем — не узнаем! Но, я верю в нашу машину и старшину, он опытный шофёр. В случае чего пешочком прогуляемся. Здесь же недалеко?
Я пожал плечами и попытался объяснить, что шёл-то я пешком и, к тому же, с травмой ноги. Поэтому, как и сколько, оно будет на машине не представляю. На что получил заверения, что в случае чего меня донесут на руках. Ну и ладно. Пошёл собираться(шутка).
Чтобы не говорили в будущем, но, на данный момент, я ехал в машине с настоящими профессионалами своего дела. Мы останавливались возле каждой, моей стоянки. Там где нашёл косьё, там где подобрал кусок материи, где просто отдыхал. Лейтенант всё скурпулёзно осматривал, задавал уточняющие вопросы, что-то записывал в свой блокнот, ходил кругами и смотрел с разных сторон. Старшина-шофёр, кстати, тоже от него не отставал, но его больше интересовали следы на тропинке и различный мусор вдоль железной дороги. Моё дело маленькое — показал и сиди в машине. Они сами всё осматривают. Так, потихоньку мы добрались до того, заболоченного места, откуда началось моё путешествие. Я в эту большую лужу не полез. Ну нафиг. У меня нога болит. Зато, старшина проследовал до места моего приземления и осмотрел там каждую травинку. Ничего не нашёл, но косвенно подтвердил, что упал я в лужу уже без вещей. Вот ведь — Фома неверующий! Да и ладно — это их работа.
Полчаса понадобилось чтобы добраться обратно к будке дежурного. Четверть пути проехали задом, так как развернуться было негде. Но, добрались. Я из машины не вылезал, лейтенант сказал, что он ненадолго. Так и оказалось. Десять минут и хмурый Собкин занял своё место на переднем сидении.
Меня так и подмывало спросить о новостях, но видя недовольный взгляд лейтенанта, решил это дело не педалировать. Старшина, вообще, сделал вид, что его тут нету. Уцепился в руль и не отводил взгляд от дороги.
"Победа" хорошая машина. Дорогу от Суходрева до Калуги, преодолела за час. Это с небольшими остановками. Так-то, без остановок, было бы быстрее. Но что есть, то есть.
Я калужанин. Был. В той жизни. Но, те дороги, по которым мы ехали, не узнавал совершенно. Не внесла ясности и остановка возле одноэтажного здания в каком-то, непонятном тупике с железнодорожными путями. Деревянный забор, столбы с колючей проволокой, груды металлолома и, как вишенка, два паровоза с нацистскими крестами и надписями на германском языке. Я устал, до такой степени, что сразу не обратил внимание на эти железяки. Хотя, что-то такое мелькало в глубинах памяти, но усталость и полная апатия не дали сосредоточиться на этих вещах. Когнитивный диссонанс в действии. Нужно время и нормальный отдых, желательно с употреблением алкоголя, чтобы осознать всю глубину той задницы, в которой я оказался. Сейчас же просто и тупо плыву по течению. Надеюсь, что лейтенант предоставит какое-нибудь спальное место, чтобы хоть немного отдохнуть. Про алкоголь, я даже не думаю. Ну его на фиг.
Калужский вокзал я могу узнать в любом состоянии, по крайней мере, мне так казалось. Пришлось, в своё время, поучаствовать в ремонте и, можно так сказать, реставрации. Но, с этого ракурса и учитывая моё состояние, чуть не опростоволосился. Не узнал! Блин! Нет, потом-то в спокойной обстановке реабилитировался перед собой, но осадочек, как говорится, остался. Ещё большим удивлением стала надпись на табличке перед входом в двухэтажное здание, к которому мы подъехали минуя вокзал. Даже не сама надпись, а несколько букв на ней — "МГБ СССР". Я конечно не историк, но меня эта надпись удивила. Может я что-то не правильно увидел? Мы же остановились, потоптались немного разминая ноги и сразу же ринулись внутрь здания. Где тут разглядывать всякие подробности? Нога ещё болит. Зараза! Мельком, увидел табличку возле двери, удивился и, пока пришло понимание, почти сразу забыл. Буду выходить, обязательно внимательно прочитаю и запомню. А пока — вот так! Но, не в этом вопрос. Дело в том, что — с какого бока здесь МГБ? Государственная безопасность и милиция, по моему, две разных службы. Или я что-то путаю? Ещё и форма эта, как у жандармов. Откуда, что взялось? Не понимаю!
В кабинете у Собкина, я понял, что такое "строгий минимализм". Стол, два стула, сейф и радио на стене — всё. Как он тут работает? Но, по прошествии нескольких минут, на столе появилась чернильница и стаканчик с карандашами. Дальше ещё интереснее. Из ящика стола, была извлечена пустая папка с верёвочными завязками. Затем, на столе появились несколько чистых листов бумаги и ещё какие-то бланки. Ага! Что-то будет!
Не успел я насладиться чужой работой, как в кабинет зашёл здоровенный старшина(опять с шашкой на боку). Это заставило отвлечься лейтенанта Собкина от насущных дел. Кивнув головой в мою сторону, он попросил старшину:
— Фёдор! Возьми нашу машину и отвези потерпевшего в больницу. Надо снять побои. Ну и проследи, чтобы ему там оказали первую помощь. Намазали чем-нибудь или укол сделали. Короче! Проследишь, чтобы всё было нормально.
— Товарищ лейтенант, — начал гундеть старшина, — куда ехать-то? Обед, наверное, у всех. Ждать придётся, а я с выезда.
— Вот и хорошо, — не согласился Собкин, — заодно покормишь парнишку, после обследования в столовой учительского института. Тьфу! Он теперь педагогический! Никак не привыкну. Как раз, он рядом с больницей "Красного креста". Далеко ходить не надо. Талон, для него, я тебе сейчас дам.
— Может лучше "неотложку" вызвать, — спросил Фёдор, грустно смотря на лейтенанта, — а покушать можно в нашей столовой или на вокзале?
— Фёдор! — начиная закипать, воскликнул Собкин, — где тебе, что-то в моих словах непонятно? Я сказал — в Красный крест! Значит едешь в Красный крест. Я сказал — покормить пацана! Значит берёшь талон и кормишь его. Что непонятного?
— Так точно! Товарищ лейтенант, — вытянулся по стойке смирно старшина и добавил, — всё понятно!
— Выполняйте, — коротко закончил лейтенант и в догонку добавил, — незачем врачей из "неотложки" отвлекать, по пустякам.
Вышли из здания через другую дверь. Поэтому внимательно прочитать, что написано на табличке перед входом не получилось. Ну и ладно. Успею ещё.
Если бы не моя травмированная нога, то этот поход в больницу, а затем и обед, можно было бы назвать самым лучшим моментом этого дня. В больнице, мне, конечно, заново перебинтовали ногу. Но, ходить из-за этого, я лучше не стал. Мне бы костыли, тогда да, а так хромал по-прежнему. Предложили забинтовать травмированное ухо. Я отказался. Также не решился обработать синяки и ссадины. Не очень хочется ходить измазанным в зелёнке. После больницы пошли в институт. Там в столовой накормили от души. Даже не скажешь, что это студенческая столовая. Порция, на мой взгляд, была маловата. Но это сугубо моё мнение. Что поделать кушать хочется постоянно, а тут ещё утренний променад и растущий организм, который постоянно требует подпитки. Но, от добра добра не ищут. Перекусил малёхо и ладно.
Любоваться пейзажами старой Калуги было некогда. Федя постоянно гундел, о необходимости как можно быстрее вернуться в расположение отдела. Что я могу ему возразить? Давай остановимся и посмотрим на город моего детства! Не поймёт. Однозначно.
Зато, никто не мешал мне, смотреть на улицы Калуги из окошка машины. Впечатлило. Город восстанавливался после войны. Казалось бы, середина рабочего дня, а народу на улицах много. Грузовые и легковые машины, телеги с лошадями и посреди этого мы. Жаль, что быстро доехали.
В кабинете у лейтенанта Собкина ничего не изменилось. Он что-то заполнял в листах бумаги. Мне делать было нечего. Сидеть на стуле и смотреть на чужую работу, мне быстро надоело. Поэтому я попросил у начальника чего-нибудь почитать. Газеты, журналы всё равно. Начальство долго не думало. Лейтенант мельком посмотрел на меня и позвал старшину.
— Федя проводи товарища Тихого в Ленинскую комнату, — не отрываясь от заполнения каких-то бланков, громко произнёс лейтенант Собкин, — там свежая пресса. Она лежит отдельно. Если интересно то, на столе под стенгазетой, есть подшивки газет этого года. Там и калужская, и центральная пресса.
— Пройдёмте товарищ Тихий, — сказала физиономия старшины Феди, заглянув в кабинет.
А я что? Пошёл конечно. Газеты почитать — это мы всегда готовы. Память у моего тела, конечно, хорошая. Но, освежить воспоминания никогда не помешает. Уже покидая кабинет, я услышал вопрос от Собкина:
— Товарищ Тихий! Вы ничего не вспомнили?
Пришлось остановиться в дверях и ответить:
— Нет, товарищ лейтенант. Но, я работаю над этим.
Ответом мне стал удивлённый взгляд и последовавший, за этим, взмах руки предлагающий побыстрее покинуть помещение. Что я и сделал.
Ленинская комната не впечатлила. Видал и получше. Поэтому, для начала, взял годовую подшивку газеты "Знамя" и уселся на место в президиуме. А что? Зато никому не мешаю и найти меня не трудно.
Калужская газета порадовала обилием информации. Если убрать лозунги и пропаганду, то всё в городе нормально. Получено пять новых автобусов. Теперь их пятнадцать — мало конечно, но лиха беда начало. На правом берегу Оки появился небольшой водный стадион спортивного общества «Буревестник» с трамплином. Город борется за звание самого благоустроенного. В связи с этим проводятся воскресники. Куда приглашаются все желающие. Комсомольцы разбирают старый театр и очищают Театральную площадь. Заканчивается благоустройство сквера имени Карпова. Возводятся дома на улице Чичерина. Утверждён новый проект Калужского драматического театра и площади возле него. Любимый калужанами футбольный клуб «Локомотив» в сезоне 1948–1949 становится абсолютным лидером области. В связи с этим в 1949 году «Локомотив» допускается к участию в первенстве России среди команд производственных коллективов центральной зоны. Это только те новости за которые, как говорится, цеплялся глаз. Я читал и впитывал эту атмосферу всеобщей радости. Радости от великой победы. Радости от возможности сделать жизнь лучше. Так что порадовался я за любимый город. Жаль, что не удастся погулять по знакомым местам. Меня ждёт Мурманск и мореходное училище.
Полтора часа я потратил на просмотр всей подшивки газеты "Знамя". Прежде чем приступить к центральной прессе, решил немного отдохнуть. Вышел в коридор. Удивительно, но мне никто не встретился. Создавалось впечатление, что все разбежались по делам или наоборот где-то сидят и что-то обсуждают. Попытался выйти на улицу. Но дежурный, что сидел возле входа, меня не выпустил. Блин, даже пресловутого Фёдора не видно. Зашёл в туалет. В небольшом, настенном зеркале посмотрел на своё отражение. Тьфу. Мало того, что дрищ, так ещё и последствия драки красоты не добавляли. Особенно ужасно выглядит ухо. Ещё небольшие припухлости под глазами, пока красного цвета, но уже темнеют потихоньку. Результат от удара в лоб. Завтра буду похож на енота. Может в аптеку зайти. Бадяга, я надеюсь, есть в продаже. Можно, конечно, свинцовые примочки использовать. Но, там лежать спокойно надо. Не, не пойду. Поздно. Уже не исправить. Буду ходить с синяками.
Вернулся в Ленинскую комнату. Там, на моём месте, за отдельным столом сидела девушка и что-то писала. Увидев меня сразу же оживилась и прямо-таки забросала вопросами:
— Здравствуйте! Меня зовут Катерина Воронцова! Вы комсомолец? Я секретарь местной ячейки. Вы наверное новенький? А что у вас с лицом? Вы бандитов задерживали? Сколько их было? Они были с оружием? А я в архиве работаю, по комсомольской направлению.
Жест рука-лицо здесь ещё наверное не знали. Я, на всякий случай, его изобразил. Но это не помогло. Катя продолжала сыпать вопросами и выдавать "на-гора" информацию. Чтобы хоть как-то прекратить этот словесный поток, я положил перед красавицей свой комсомольский билет. И минут пять наслаждался тишиной. За это время смог, наконец-то, рассмотреть это говорливое чудо.
Про рост этого секретаря, я ничего не могу сказать. Так как она сидела на стуле. А вот насчёт внешности это мне повезло. Есть с кем сравнить. Девушка была похожа на Елену Исинбаеву. А судя по темпераменту, то и характер, тоже был под стать прославленной легкоатлетке. Чтобы избежать повторного расстрела вопросами, я решил сам проявить инициативу.
— Привет Катя. Я Вилор Тихий. Детдомовец из Брянска. Здесь нахожусь как свидетель и потерпевший одновременно. Во время следования в Мурманск, где я должен был поступить в мореходное училище, подвергся нападению грабителей. В схватке с бандитами удалось выжить и даже, нанести некоторые повреждения этим уродам. Сейчас жду следователя Собкина. Он обещал посадить меня на поезд до Москвы.
Катерина смотрела на меня широко раскрыв глаза. Видно было, что девушка действительно переживает. С другой стороны, пока я говорю она молчит.
— Катя! Я только что вернулся из больницы. Врач запретил всю активную деятельность. И рекомендовал — тишину и покой. Так что извини, но мне надо отдохнуть.
— Ой, Вилор! Извини меня, — секретарь Воронцова смущённо посмотрела на меня, — конечно же отдыхай.
— Я вон там посижу, — ответил я и показал на стол с газетами, — прессу полистаю.
— Конечно, конечно, — быстро проговорила Катерина, — обрати внимание на последний номер «Комсомольской правды», там про Калугу есть упоминание.
— Обязательно Катя, — сказал я усаживаясь на стул.
Минут пятнадцать в Ленинской комнате стояла тишина, прерываемая только шелестом страниц. "Комсомолку" я просматривал быстро, ориентировался на названия статей. Если что-то привлекало внимание, то останавливался и уже читал более внимательно.
Сначала эта фотография, на первой полосе газеты, не привлекла моё внимание. Но, прочитав название передовицы, я начал внимательно изучать содержание. Сама статья была из серии "ни о чём", а вот фотография главного персонажа чем-то заинтересовала. Пытаясь понять, что тут не так, я, на некоторое время, выпал из реальности.
Я смотрел на газету и не мог поверить. Шок! Молния в мозг и просветление одновременно. Я вспомнил! Я понял! Мысли хаотично метались в голове. Пришлось сжать кулаки и пару раз слегка стукнуть самого себя по кумполу. Помогло. Наконец и до меня дошло, что именно хотел сказать дед, говоря о задании. Ну блин, конспиратор фигов. Так закрутить, блин! Перед глазами вставали картины детства. Дед бьёт кулаком по столу и что-то говорит гостям. Дед показывает на моего отца и призывает его в свидетели. Дед сильно ругается и делает жест, как будто бы сворачивает кому-то шею. И в конце, этого фрагмента памяти, дед проводит большим пальцем по шее — вроде как отрезает голову противнику. Я всё вспомнил. Осталось придумать, что со всем этим делать?