— Вам была оказана великая честь! Награда за ваши труды! Право искупить грех Наиры Предательницы и сразиться словно воины на арене Дигора Великого! — прогремел певучий, но сильный голос, басовитый с налетом печали. — Но вы, вместо благодарности, изъявили недовольство! Какое разочарование! Какая наглость!
Декс вывернул голову и впился взглядом в зверлинга на широком балконе, выступающем из арены, на его балюстраде развивались громадные флаги то ли родов, то ли ещё чего. На одном виднелась когтистая белая лапа на черном фоне; на следующем луна и звёздное небо; другой изображал свирепую морду пантеры и ещё десяток прочих. Но был куда более громадный, раскинувшийся над балконом, не меньше десятка метров в ширину и в высоту: две красные лапы, почти человеческие, окружают тёмный круг с маленькой белой точкой в центре.
«Какое высокомерие! Какая безвкусица! — ехидно подумал я. — А вот ты поинтереснее будешь. Слишком уж много я слышал про местного наместника».
Владельцем голоса оказался поистине впечатляющий зверлинг. Само воплощение индивидуализма и превосходства силы. Тигрид двух метров ростом, с оголённым торсом и наброшенным на плечи халатом, покрытый бело-чёрной шерстью, измазанной красной и золотой краской параллельно тигриным полосам. Даже отсюда я видел зеленоватый свет его глаз, вдохновляющий и чарующий. Пышущее силой тело, испещрённое шрамами, внушало уважение, сразу закрадывалась мысль: «В скольких же сражениях он побывал?» Его макушку опоясывал золотой обруч с крупным рубином в центре. Поодаль не было никого, за исключением сгорбленной обезьяны, опирающейся на тёмную трость, в бесцветном льняном балахоне, совершенно не подходящем обстановке.
«Этого обезьяна я и видел в воспоминаниях Декса…» — вспомнил я.
— А наказание за неуважение известно — смерть! — гаркнул наместник, — Но срок празднества в честь основания святого государства имени Дигора назначен! Через две недели вы очистите свои имена Славой или Смертью! Силой заслужив свободу!
Стоило заговорить о свободе, как по толпе пронесся шёпот, никто не ликовал или радовался в окружении мёртвых собратьев, но всё же в сильных возродилась надежда. Ну а слабые окончательно канули в отчаяние. Таков был удел каждого мира — ничего необычного. Даже Декс нахмурился, будто раздумывая, и я, даже находясь в его головешке, не мог понять о чём. Сам же я ни разу не верил этому облачённому властью ублюдку. Я уже знал, чем всё кончится.
— Десяток сильнейших из рода Наиры обретут равные с сыновьями и дочерями Дигора права, станут вольны идти куда пожелают, создавать и разрушать согласно общим законам, – продолжал он, и толпа, стоявшая на краю площади, по-театральному недовольно зароптала, — Ну-ну! Ваше недовольство правомерно, дорогие граждане, и законно в полной мере. Но дети всегда платят за грехи родителей — как и сильный вправе взять своё по праву победы. Каждый из них восемнадцать лет провёл в кандалах, отмывая грех Матери-Предательницы, всю осознанную жизнь трудился для блага сыновей и дочерей Дигора Первого хищника и Ивара Всеядного бога, Кирак Стремительной и Ланта Певчего! – он слегка поклонился, без уважения, но словно признавал пользу их рабского труда, — И воспользовался правом императорского наместника доблестного города Ивен-Дир — я хочу дать им возможность сразиться! Вырвать волю в боях с братьями своими и сёстрами! Заслужить право на жизнь! – толпа словно по щелчку пальцев в моменте сменила гнев на милость, поддерживая его слова одобрительными криками и топотом, — Через две недели они ступят на землю арены Дигора и явят нам силу своего духа и тела! Шесть сотен воинов сразиться друг с другом! И лишь десять из них никогда больше не наденут кандалов! – воодушевленно сказал он.
Толпа заликовала, поддерживая своего правителя, чего и следовало ожидать. Словно ежегодное театральное представление, толпа заученно реагировала в нужный момент. Только, видимо, масштаб в этот раз куда больше, зрители облепили окна и крыши ближайших домов, теснились на улицах и в переулках; служивые настороженно переглядывались, ожидая новой вспышки рабского недовольства. Это дерьмо происходило ежегодно, и с каждым разом разрасталось вместе с расползающимся городом и его населением. И теперь громадная площадь мала для трупов невольников.
Декса же уже отпустили, он всё ещё скрипел зубами, но уже не изъявлял желания самоубиться. Видимо, его тоже заинтересовали слова этого помпезного ублюдка о свободе и прочей чуши.
«Когда мы шли сюда, готов поспорить — нас было не меньше тысячи. Значит, зарубили с ходу почти половину. Да уж, мы им уже особо не нужны. Вырезают поголовье слишком взрослого скота. Не дают возможности сообразить, что к чему, создать сообщество сопротивления. Какая красота, моему ублюдочному отцу это бы понравилось, в его стиле, — размышлял я, — И даже тот десяток… Нет, они нас не оставят в живых. Я это знаю. Всё это дерьмо проводится совсем для другого…»
Внезапно гулкий голос со стороны оторвал меня от размышлений:
— А если мы откажемся? — спросил матёрый зверлинг с коровьей башкой и громадными чёрными рогами, он был не меньше самого наместника.
«Ммм… Неожиданная смелость, благо не Декс задал этот тупорылый вопрос», — подумал я, наблюдая за последними секундами жизни очередного наивного тупицы.
Ястребиды, заполонившие карниз арены, напряглись, их крылья зашевелились, готовые выпустить сноп перьев в наглеца. Но наместник дёрнул рукой, видимо, приказывая пока повременить, и заговорил спокойно, почти нежно:
— Каждый из вас в праве отказаться. Вы пусть и не вольны распоряжаться своей свободой, но всё же — ваша жизнь принадлежит лишь вам. Вы не собственность и не рабы, и я вам не хозяин, — сказал наместник, и всё вокруг притихло, не было ни одобрения, ни недовольства, ни понимания, — Всем известны законы Империи Дигор. Один из них абсолютно прозрачно запрещает любые виды рабства. Вы же лишь платите долг — работаете на благо государства.
— И что нам грозит за отказ повиноваться? Мы вернёмся в барак и продолжим влачить своё существование в кандалах? Как вы говорите, «возвращать долг»? — нахмурившись, спросил рогатый, вокруг него стояло ещё не меньше дюжины похожих зверлингов.
— Но есть ещё один закон… — продолжал наместник, словно не обратив внимания на вопрос невольника. — Несложный — «Закон об финансовых и долговых взаимоотношениях» — согласно ему, кредитор вправе взыскать имущество, соизмеримое «долгу», а должник по «праву силы» может отказаться от выполнения требования.
— Наместник, не могли бы вы объяснить попроще, мы не самые обученные жители империи? — словно с налётом ехидства спросил зверлинг.
Наместник легонько улыбнулся, а глаза слегка прищурились. Он сделал шаг к балюстраде, затем ещё один. Положил руки с позвякивающими тяжёлыми браслетами на гранитный край. Приподнял немного ладони и хлопнул о камень — браслеты звонко бряцнули.
Громадное тело рогатого идиота сорвалось в воздух, помчалось к наместнику. Зверлинг дёргал руками и ногами, неспособный сопротивляться неведомой силе безумного притяжения.
— Что! Что происходит?! — кричал он, пока летел над землёй со страшной скоростью, способной превратить его тело в кляксу на стене арены.
«Это… колдовство? Или способность? Что за безумие?!» — шокировано подумал я, представляя, как можно использовать такую ужасающую силу, такой беспредельный потенциал.
А наместник выставил перед собой руку, и та тут же раздулась, вены выступили тёмными щупальцами, каждая мышца напряглась, словно желавшая разорвать оковы шкуры. Другая рука теперь напоминала недоразвитое убожество, хоть несколько секунд назад казалась пределом телесного развития.
«Телесная трансформация!» — восхищённо крикнул кто-то из горожан на крыше.
«Двойной дар!» — послышалось с другой стороны.
А я мог лишь следить взглядом за громадным летящим зверлингом. Но почти достигнув наместника, он замедлил полёт настолько, что, впечатавшись шеей прямо в руку, он её даже не сломал, только качнулся и на секунду обмяк в его хватке. Но следом ухватился обеими руками за запястья наместника, браслеты звенели, пока он пытался вырваться из тисков, даже, наверное, не осознавая, что весит в десятке метров над землёй.
А наместник продолжил объяснение:
— Проще говоря, если должник слаб, кредитор может отобрать у него всё что угодно в плату долга! И я являюсь вашим непосредственным кредитором, а единственным доступным вам имуществом является ваша жизнь!
Наместник разжал руку, и невольник завопил, рухнул на землю, дёрнулся и замер бездыханный. Две тонкие, едва различимые струйки энергии потекли к наместнику, одна — почти невидимая, словно марево над землёй в жаркий день, а другая плотнее — красноватая и мутная.
«Как интересно. Похоже на то, что было со мной, два потока разных цветов. Но у наместника совсем не такие, как были у меня. Видимо, это зависит от способности… — я на секунду задумался, вспоминая какой-то выкрикнул из толпы, — Точно! Дар! Вот как это именуется! И двойной, похоже, весьма редкий. К тому же, готов поспорить, тот прозрачный отвечал за его странную способность манипулировать объектами на расстоянии, а розовая — за физическую трансформацию. Как и у меня — вихрастая, словно маленький ураган, точно связанная со скоростью и реакцией, в этом нет сомнений. Но вот та чёрная… Что же это за дар?» — подумал я, вспомнив тот странный дымный поток, истекающий из тел, убитых мной. С вихристой энергией мне всё было ясно, и с каждым днём я всё отчетливее ощущал её явное и необычно привычное присутствие в теле. Но другая… Я не только не ощущал её, но даже не представлял, что она из себя представляет.
Кто-то одобрительно свистнул с крыши, его зов подхватили остальные, толпа кричала и смеялась, хлопала в ладоши, выкрикивала: «Верно!», «Право силы! Право силы!», «Славься Дигор! Славься наместник Арис!», «Крим! КРИМ! КРИМ!». А Декс затих, смотря на мёртвое тело зверлинга, все невольники будто сжались, съежились. Каждый окончательно понял, что у него нет ничего, кроме жизни — жизни, которую могут отобрать в любую секунду. И отчаяние от сознания немыслимой силы детей Дигора заполнило каждое сердце потомков Наиры.
Но не Декса — его сердце, наоборот, забилось сильнее, словно чеканя каждый удар. Он расправил плечи, взгляд стал ясным, не замыленным слепой яростью. Подняв голову, он встретился взглядом с наместником.
«Нет! Отведи глаза! Опусти голову! Изобрази страх! Всё что угодно! Ты же погубишь себя! Нас обоих!» — кричал я, но голос мой в этот раз не достиг Декса, я ему был не нужен.
Наместник улыбнулся странно и чуть кивнул головой, и отвёл взгляд первым. Взмахнул рукой, призывая к тишине, и толпа повиновалась, а он заговорил вновь:
— Идите в храмы и славьте Дигора и братьев, сестёр его три дня! А после, как придёт ночь одна, и вторая, и третья — поднимите славные бокалы вина за доблестных предков, отвоевавших Широкий континент у язычников, тварей и полчищ врагов Единого! Три святых дня Рождения! И три доблестных дня Смерти!
Толпа вновь заликовала, но тут же стихла, следуя за жестом наместника, и он продолжил зажигательную речь:
— Ликуйте, вправе вы! По прошествии Дня Дигора, я отправлюсь в столицу — святой город Акрис! — воодушевлённо сказал наместник, и, казалось, щёки его запылали, а толпа едва ли не сходила с ума от восхищения.
«Стоп! Что-то не так… Они уж слишком бурно реагируют на его слова. Даже религиозные фанатики менее восторженные к своему гуру. А эти в каком-то… — что-то щелкнуло в мозгу, я прислушался к своим ощущениям. Было что-то знакомое, очень знакомое, тонкий сладкий аромат, — Ха… Вот оно как. Экстаз. Наркотический восторг. Иступленное повиновение».
— Там я представлю Валесийский край, стремительно возвышающийся город Иван-Дир и его жителей — славных воинов, ремесленников и мыслителей! – наместник замолчал и вознес руки к небу, и медленно опустил, и чем ниже — тем тише становилось вокруг, пока ладони не коснулись перил и вокруг воцарилась тишина. Долгая пауза нервно теребила воображение горожан и моё, я не мог представить, чего ещё ожидать, – Седьмой поход.
Два простых слова, тишину не нарушил никто, словно это было тяжким преступлением, но я чувствовал их возбуждение, яростный поток благословленного желания наживы и разрушения, убийств и славы.
Неожиданно наместник вновь посмотрел на меня. Я не мог прочесть мысли в его взгляде. Так же на меня смотрел отец. Точно так же я никогда не мог понять, о чём он думает.
— Десять невольников — десять возродившихся от греха предательства душ явят себя и отправятся со мной за океан, – восторженная тишина сменилась тишиной непонимания. Даже мне слова наместника казались неправильными, противоречащими природе этого мира и государства.
— Нет! — крикнули неловко из толпы.
— Так нельзя! — подхватил ещё кто-то.
— Они не заслужили такой чести!
Гнев народа нарастал, осторожность уходила на второй план. Толпа стремительно начала забывать, кого они восхваляли всеми фибрами несколько мгновений назад. На то она и толпа. Но наместник был спокоен, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он ждал, не просил их успокоится, не призывал к тишине, просто ждал.
«Они даже не знают, что находятся в его власти. Стоит лишь прекратить подкреплять недовольство, кормить эмоционального монстра, как всё быстро затихает. Любое стремление и желание растворяется, стоит ему оступиться, — раздумывая, я удивляюсь столь знакомым методам наместника, — Он не боится ни толпы, ни невольников. Одни погрязли в яме восхищения, стоит лишь бросить им кость похвалы; другие же — в пропасти отчаянья, и даже призрачного шанса на жизнь им достаточно, чтобы быть покорными. Это та сила, с помощью которой отец правил кланом, словно марионеточник, одного приласкает, другого обдаст ледяной водой — и каждый вожделел его внимания, жаждал признания, — неожиданно, словно озарение явилось мне».
Как я и думал, вскоре толпа успокоилась и вновь устремила ожидающие взгляды на Ариса Крима. Он улыбнулся, вся площадь улыбнулась в ответ, словно единый разум, и никто, кроме меня, не посчитал это странным. Наркотик пробрался до самого основания мозга каждого присутствующего.
— Седьмой поход будет зваться Великим, – начал наместник, и толпа внимательно прислушалась, а он довольно щурил глаза, словно ребёнок, сумевший уговорить родителя пойти на поводу, — Архидух созывает наместников, лордов и хранителей из каждого региона, клана и ордена! Он не желает мириться с позором прошлого похода, возглавляемого Варихом Белогривым, навлекшим позор на весь волчий Ид! — наместник сжал кулак, и я почувствовал, как мышцы Декса неосознанно сократились, реагируя на его движение, — Избранный богами император Лансир Стремительный поведёт сильнейших воинов на земли… Андрикары!
Толпа ликовала! Свист и топот сотрясал площадь! Похоже, эта Андрикара не бедный край.
— Восемь Великих князей, правящих на тех землях язычества, находятся в раздоре. Великий князь Яроклык Объединитель мёртв! Его сыновья погрязли в междоусобицах, столица княжества Старомир разрушена, Бурослав, брат Яроклыка, мёртв вместе с наследником! Великий лес изрыгнул тварей на земли за Пасмурным хребтом! – вдохновенно говорил наместник, и толпа внимала ему с трепетом, — Никогда ещё империя Дигор не ступала на богатые земли Андрикары! Но этот день не за горами, и императору нужны все! Каждый Ид, будь он хищного, птичьего, всеядного рода! И даже травоядные! Край густых лесов и болот, вероломных язычников — опасность там на каждом шагу! Ход там трудный, непредсказуемый — не знаешь, поешь ли сегодня, — с улыбкой закончил наместник.
«Намекает, что мы там будем нужны не на правах воинства императора, а как расходный материал, прощупывая местность. Нам уготована судьба сдохнуть в ловушках, болотах и засадах. И, похоже, стать кормом на случай, если припасы кончатся, — понял я несложную мысль, и от отвращения скрутило живот, а со мной такое вообще бывает редко, — Замечательно! Какая вдохновляющая речь! Теперь эти тупые рубаки пойдут за этим ублюдком куда угодно, а мои наивные соплеменники действительно подумали, что доживут до этого похода».
— Но не забывайте, каждый обличивший себя славой и доблестью достоин высочайшего уважения и статуса! Неважно, кто он — хищник, всеядный или травоядный. — уверенно сказал наместник.
«Ну всё, он у них в заднице! — сокрушенно подумал я. — И ладно, мне дела до этих идиотов нет. Свою шкуру я всё равно спасу, что бы там кто себе ни придумал».
— Слава Дигору, Первому хищнику! Слава империи имени его! Да прибудет с нами сила и ярость, мудрость и отвага!
Толпа внемлила ему с фанатичным трепетом, шепча слово в слово. Даже невольники зашептали, желая хоть немного приобщиться к его величию. Они пойдут за ним в надежде возвыситься. Они будут рвать глотки бывшим друзьям и товарищам, лелея несбыточную мечту освободиться. Они поверили ему, и дело было не только в дурмане, но и в собственных потаенны желаниях.
«Турнир теперь обещает быть куда интереснее…»
И они все умрут, так и не увидев берегов этой херовой Антрикары. Всё не так, всё не может быть так. Разгадка так очевидна… Но я не хочу верить в это дерьмо! Не может даже ничтожная жизнь быть настолько бессмысленной! Расти словно свиньи на убой, словно бесправные животные семнадцать долгих лет лишь для того, чтобы… Какая же мерзость! Нет! Я не хочу верить в это!
— А теперь идите в храмы, возвращайтесь в бараки! Три дня! Три ночи! И затем, через две недели, мы вновь воскликнем: «Слава Дигору!», и вы войдёте по ступеням, дабы лицезреть битву за свободу! Битву ради себя и ради Империи! – он возвёл руки к небу и сжал их в кулаки. — И помните, слава — не дар рождения, она дитя доблести.
С этими словами наместник поклонился народу и скрылся в тёмном арочном проходе, за ним сразу же последовал и обезьянид, немного прихрамывая. Зверлинги начали спускаться с крыш, скрываться в оконных проёмах. Многие уже запевали баллады о битвах прошлых и грядущих, слышались радостные возгласы и удовольствие новостями.
А надзиратели построили нас по прежним группам — в нашей по итогу осталось меньше половины невольников. Взгляд одноглазого стал мягче после речи наместника, но в его благосклонности чувствовалась странная ревность.
— Стройтесь, зайчики, вам ещё сражаться за империю, ха-ха! Быстрее, Наиру раздери! — кричал он.
В каждой группе, казалось, смягчилось отношение, не видно было побоев или редких оскорблений. Мне же казалось, что это всё тоже часть представления. Часть воздействия на наши неподготовленные мозги. И многие велись, воспрянули духом и с готовностью выполняли команды, словно бы сражение уже началось.
— Слышали? Слышали, что говорит?! — заговорил возбужденно Фирс, когда мы двинулись к баракам, от радости он то и дело потирал нос.
— У меня глаз нет, а не ушей, Фирс, — ответил Алем. — Но я бы на твоём месте так не радовался.
— Чего это?! — возмутился Фирс. — Это же шанс! Тот, который мы так искали!
— Не нравится мне всё это. Слишком уж сладко, — сказал Алем. — Да и мои видения…
— Ой! Ты сам не верил в них! — сказал Фирс. — Ааа-пчхи!
— Заболел? — спросил Декс.
— Да ничего такого, — ответил он, потирая лапы.
— Это лучший вариант из тех, что у нас когда-либо были или будут, — вклинился Декс.
«А вот этот не сходит с пути идиотизма. Дерьмом же от этой речи за версту несёт!»
— Видишь! — бросил Фирс.
— Хаа… — лишь выдохнул Алем устало. — Значит, ты тоже считаешь, что шанс есть…
— Те ведения, друг, могли быть действительно лишь снами. А тут… он объявил, что дарует свободу при всём городе. Хищники, какими бы ублюдками ни были, но слово держат.
«Ну всё, мы его потеряли… Боже! Да Ронт же сам рассказывал, что победителей никогда больше никто не видел!» — мысленно кричал я, испытывая странное чувство, когда херню вроде городит другой, а стыдно — тебе.
— Вот и я говорю! — продолжал Фирс. — С нами троими никому не совладать! Декс руками машет так, что никто ещё на ногах не оставался. Со мной в силе и скорости вряд ли кто сравнится, а с твоей реакцией, Алем, нам всё нипочём.
— А то, что нас могут в разные группы отправить или свести в бою друг с другом? Ты об этом не думал? — спросил Алем, потерев подбородок.
— Не думал… — ответил Фирс и шмыгнул носом.
— Всё это от начала до конца какая-то извращенная идея. То, что происходило на площади, — всё это… выглядело… не по-настоящему, — продолжал Алем.
Декс сжал кулаки и обернулся. Всю площадь устилали трупы.
«Ну что? Думаешь, они проявят жалость?» — вновь пытался чего-то добиться я, но чувствовал, что он меня не слышит.
— А как по мне, так очень даже натурально. — сказал Фирс, — Особенно то, как размозжило того бычару! И несколько сотен трупов в один миг, нахер! Думаешь, такому, как Крим, есть дело до представлений?! Ты видел, на что он способен!
— Тогда почему ничего не известно о тех, кто побеждал в прошлые года? Мы за столько лет не слышали ни об одном, ни слова никто не вымолвил. После турнира они просто исчезли. — спокойно возражал Алем.
«Умён… умён. Надо точно убить его, как только появится возможность».
— Да кто бы в этом проклятом городишке остался бы после стольких лет в кандалах?! — не унимался Фирс.
— Вот именно! Нас столько лет держали в кандалах, а тут сразу на поля сражений? Наравне с полноправными воинами? Неслыханная глупость! — выходил из себя Алем, а оно, похоже, случалось редко, так как лицо Фирса приобрело удивлённое выражение.
— Как бы то ни было, нам выбирать не из чего. — сказал Декс, — У каждого дитя Наиры один путь — на песок арены. Либо сдохнуть под плетью надсмотрщика. Как по мне, так первый вариант получше. Призрачный шанс — всё ещё шанс.
— Бывают вещи похуже смерти… — неожиданно сказал Алем.
«Что это он имеет в виду?» — задумался я.
И в этот момент Декс услышал знакомый голос, он вывернул голову назад в поисках источника и сразу узнал громадные волчьи уши, слишком большие для маленькой койотьей головы. Это был Хорт, тот самый, которому я, считай, подарил Тварь. Он о чём-то разговаривал с надзирателем, а в конце передал какой-то мешочек, о содержимом которого нетрудно было догадаться.
«Не думал, что он придёт ко мне так быстро. Если честно, не думал, что вообще придёт» — с удивлением подумал я, ведь на его месте ни за что не стал бы с таким связываться.
— Эй! Невольник по имени Декс, ко мне! — крикнул надзиратель, когда Хорт отошёл в сторону и пошёл по тротуару вдоль домов.
Он выбрался из толпы своих сородичей, избегая вопросительного взгляда Фирса, и предстал перед надзирателем.
— Хавир придёт за тобой через час после заката. Так что к этому времени чтобы был в бараке, иначе я с тебя лично шкуру спущу, — сказал одноглазый, и у меня не было повода ему не верить, даже Декс промолчал, — Вали давай, вон он идёт у домов! — бросил он.
И Декс, недолго думая, перемахнул через улицу, лавируя между группами невольников. Другие надзиратели вообще не обращали внимание на отбившегося от группы зайцида, будто их это не касается вовсе. Хотя оно было неудивительно, вряд ли хоть кто-то из нас мог представлять угрозу для полноправных граждан, при условии, что статус в этом государстве был пропорционален собственной силе. Скорее даже, бродить без сопровождения надзирателя в пределах города равноценно самоубийству.
— Декс! Сюда! — крикнул Хорт, махнув рукой.
Теперь, когда Декс оказался ближе, я мог увидеть, как сильно Хорт изменился за одну-то ночь: всё тело подтянулось, ноги стали длиннее, черты морды стали жёстче, острее; острые клыки выпирали из-за волчьих губ, а глаза светились золотым хищным светом. Я мог узнать в нем того Хорта лишь потому, что знал — это был он, и знал, почему он так изменился. А ещё на его груди красовался запудренный стальной медальон с надписями и фигурами, он весел на плетеной кожаной веревке.
«Помнится, у него и раньше был какой-то медальон, только тот был покрыт ржавчиной и выглядел словно подделка кузнечного подмастерья» — вспомнил я, и понял, что видел похожие у нескольких надзирателей.
— Скорее, идём, — он с ходу схватил Декса за руку и увлек в ближайший переулок.
— Куда ты меня тащишь?! — грубовато спросил Декс.
— А ты так и собираешься греметь оковами по мостовым? — поинтересовался Хорт, снимая мешок из-за спины. — На, накинь. А то будут задавать лишние вопросы, пока мы дойдём, — он протянул Дексу длинный кожаный плащ и маску в виде совиной головы.
— А эта хрень, значит, внимание не будет привлекать?
— Сейчас праздник, все будут в масках, традиция такая. Да и плащ, — он взглянул на небо, — судя по надвигающимся тучам, не должен вызвать вопросов. Только давай быстрее!
— Мы куда-то спешим? Только немного за полдень, — спросил Декс, всовывая лапы в рукава.
— А мы не спешим? Времени до заката не так много, как кажется. А у тебя, наверное, много вопросов, на которые я хотел бы побыстрее ответить и отделаться хотя бы от части нашего договора, — с лёгким раздражением ответил Хорт. — Или тебе уже не нужна моя помощь?
«А он, оказывается, неожиданно верен своему слову. Удивительно при том, какой он трусишка. Хотя был бы он храбрецом — уже бы сдох», — подумал я, видя, как нервно бегают его глазки. — «Только, надеюсь, Декс воспользуется его долгом по полной. Ох, точно, я забыл. Он же тупица!»
— Следуй за мной и старайся не отходить. Я теперь стальной, так что приставать сильно не будут, — сказал Хорт, выпучивая грудь с довольным видом.
— Стальной? Что это значит?
Гордость резко сползла с морды койотида. Он вздохнул разочарованно, не получив должного уважения к его возвышению. Даже если оно не совсем заслуженно.
— Позже объясню, идём, до «Трёх кисок» минут тридцать пешком, — сказал он и пошёл по переулку.
Декс резко обернулся, ощутив чей-то взгляд, но переулок оказался пуст. Его почувствовал и я, и очень надеялся, что ощущения меня подвели.