Земли континента — Андрикара
Великий лес — Княжество Старомир
День стоял душный и влажный, но хладного дождя всё не было, хотя небо было всюду затянуто тугими тучами. Пока женщины отправились перерезать глотку ягнёнку на капище Дождьбога, славные мужи: дружинники, старейшины, жрецы и сам князь Бурослав Рьяный — собрались в главном тереме, в людной палате. Гриди, изнемогая от духоты, стояли рядом с троном в стёганках и кольчугах, даже не утирая лба. Ларник сидел по правую руку от князя и тщетно пытался записывать проходимые разговоры, но тушь то и дело расползалась по пергаменту; по правую сторону сидела единственная медведица — ключница Роса, но даже она уже не стесняясь оттопыривала ворот сарафана. Пот и вода мелкими речушками стекали по волосатым мордам дружинников-сотников, сидевших на громадных дубовых лавках, шерсть неприятно липла к их телам, но никто всё не решался попросить князя прекратить собрание и мучения.
Князь Бурослав же — правитель Старомира — сидел на несуразно громадном деревянном троне, исписанном множеством рун и обрамлённом древесными ликами всех семисот диких богов Буров. Резаная спинка трона упиралась в потолок, и невооружённым взглядом подумал бы, что она является частью потолка — словно частью самих хором.
Но даже в столь неприятное время душного ожидания Бурослав был в приподнятом настроении и неизменно принимал всех, кому есть что сказать.
— Кто там следующий?! Пусть тащит сюда свой зад, князь слушать его будет, ха-ха-ха! — кричал он оглушительным басом, рёв, наверное, был слышен в каждом уголке десятков светлиц.
Высокие деревянные двери, отделанные серебром и дорогим деревом, медленно раскрылись, и в зал вошёл высокий леопардид — Милк Дан-Валит. Его пригласили из-за моря Песка обучать детей князя. Сухое жилистое тело мерно ступало по яркому ковру с алыми и зелёными узорами. Каждое движение было пронизано высокой грацией и тактом, что смотрелось чуждо и неправильно в этом зале, наполненном грубыми громадными медведидами, где даже последний писец был раза в четыре больше Милка. Но наняли-то его, само собой, не из-за его этикета и риторики.
Он припал на колено за десяток шагов до трона, на самом краю ковра, и заговорил тихо, но чётко, словно певчая птица:
— Мой господин, позвольте сказать вам мысли мои.
— Господин, господин! — медленно проговорил князь. — Сколько я просил оставить это дерьмо?! Мы, может, и не косматые братья, но и господ тут нет! — прогремел князь, но по его лицу было понятно, что ему приятно такое отношение, просто оно, как и весь леопардид, были чужды местным устоям. — Я князь Бурослав Рьяный, слушаю тебя!
— Ваш старший сын Первосвет, по поводу него хочу сказать, — он сделал паузу и продолжил. — Он, без сомнений, смелый, сильный и многообещающий юноша.
— Иначе и быть не может! Кровь от крови моей! Ха-ха! — рассмеялся добродушно князь, и ему вторили шесть гридней у трона, ларник и несколько десятков дружинников, сидящих у стены.
— Край этот велик и доблестен, изобилен так же, как и суров. Тёмный лес ломится от дичи, но притом в равной степени и от тварей. И под вашей рукой княжество Старомир расцвело, и не видно печали на горизонте, — он уважительно поклонился, а князь небрежно махнул громадой башкой. — Сила и отвага, разумность и понимание природы — стержень и сердце, мозг и душа народа Буров.
— Да давай же ты к делу уже! Вечно размазываешь! — требовал князь, хотя в глазах у него играли мягкие огни.
— Первосвет в последнее время очень часто сражается в дуэлях… — начал Малк.
Но его тут же перебил князь:
— Так сказал же, моя кровь! Рьяная! Горячая! Я тоже чем ближе к пробуждению был, тем больше кипела медовуха в жилах! Меня и не вытянуть с арены было! — весело прокричал князь и махнул рукой, чтобы ему принесли выпить.
— Да, мой господин, тело и само требует выхода энергии перед пробуждением. Но это означает, что ядро почти сформировалось, и есть некоторые излишки, от которых нужно избавиться с помощью физических упражнений, укрепляющих тело, а также умственных и духовных, — он замолчал и опустил голову, смотря теперь в пол, таковы были правила этикета на юге мира. — Но Первосвет не только сражается, но и всегда побеждает. И каждый его бой — насмерть, — прошипел Милк.
— Ты вновь об этом! — рявкнул князь, его настроение славилось своей изменчивостью. — У тебя свои устои — у нас свои! Воин есть воин, принял вызов — будь готов к смерти!
— Господин, я понимаю и вовсе не порицаю ни ваши нормы и традиции, ни отношение к себе и другим вашего сына. Меня сюда призвали учить не морали, но таинству силы и внутренней энергии, — он склонился ещё ниже, словно сочтя свои же слова слишком прямолинейными. — Прошу прощения.
— Давай к главному, леопард! — прогремел князь, и бровь Милка немного дёрнулась.
— До пробуждения ядро души довольно хрупкое. И каждое «поглощение» довольно сильно отзывается на общей силе, остроте чувств и других важных для воина аспектах, и оно пропорционально поглощённой энергии.
— Так в чём проблема?! Он побеждает честно, берёт силу соперников как достойную награду! — начинал выходить из себя князь.
— Без сомнений, каждый бой Первосвета преисполнен достоинством и умением, — он слегка прокашлялся и поднял глаза на князя, — Но в то же время, ядро вашего сына может просто не выдержать. Да и само пробуждение при чрезмерном количестве заготовленной энергии может сказаться негативно.
— И каковы же твои прогнозы, наставник? — язвительно спросил князь.
— В данный момент он уже достиг критического предела. Каждое следующее «поглощение» будет приближать его к неизвестным последствиям. Я просто не смогу прогнозировать возможный исход.
— Неужто думаешь, что мой сын так слаб?! И тебя я нанял не для кормёжки сиськой, а чтобы ты его сильнее сделал! Достойным наследником! — гаркнул князь, и окружающие его гридни напряглись.
Одно слово, и Милк отправится на тот свет! Ему тут мало кто был рад, как и любому иноморцу!
— Последствия могут быть не только негативными. Если он выдержит, его начальная сила будет за пределами всяких ожиданий, но такой исход… будет чудом, если он не остановится.
— Значит, у моего сына таки есть шанс прорваться сквозь пробуждение? — голос князя смягчился, — И к тому же, он будет сильнее остальных?
— Если отвечать на это односложно, то — да. Но господин, риски на…
— Молчать! — бросил Бурослав, — Я встречусь с сыном и лично поведаю ему о том, что ты мне сказал. И только он будет решать, как быть и каким путём идти! — зверлинги у стен одобрительно закачали головами, — Буры народ свободный, и воля наша принадлежит лишь нам, даже наши боги не указ нам, а добрые товарищи. Если он решит пройти это испытание, ниспосланное Древобогом и матерью небес Ветой, я препятствовать не стану! — громогласно закончил он и махнул рукой, указывая, что приём окончен.
Милк попятился к дверям, медленно вставая и распрямляясь. Он ожидал такого исхода, ведь голос разума в этих краях был не слишком силён. Тут больше думали о чести и доблести, чем о жизни. И шанс возвыситься, даже самый малый, был величайшим искушением. Только не грязным и порочным, а добродетельным и почитаемым.
«Я сделал что мог, а теперь нужно надеяться на удачу и „их“ языческих богов, так щедро одаривающих их чудовищной силой», — подумал он, быстро удаляясь к своим покоям в дальней части хором, — «До его дня рождения, а значит и пробуждения, осталось всего пару месяцев. Нужно собрать вещи на случай, если всё пойдёт удачно, — неожиданно он обернулся и посмотрел вдаль, сквозь пустой коридор, — Жаль. Парень ведь перспективный, сумел бы достичь невероятных высот. Как-то я к нему привязался, наверное, старею. Впрочем, не он — так другой. Не сегодня — так завтра. А мой господин всегда получает, что желает».
В тот же вечер Малк узнал о том, что его подопечный разорвал ещё одного соперника. Куда более грозного и опытного прежних. И это было, несомненно, послание для него: «Я докажу всему миру, что силён, что достоин имени отца!» Что-то в этом роде. Без сомнений.
К своему пробуждению он прикончил в дуэли ещё троих, и последний был весьма высокопоставленным офицером, сильным и опытным воином, с сумасшедшим количеством энергии.
«Пришлось повозиться, чтобы обставить всё так, будто бой был честным. Иначе мальчик никогда бы не победил, погиб бы бесславно. И моё задание завалил бы, — он на мгновение вспомнил, как однажды посмел дерзнуть офицер, в молодости, и скупо улыбнулся, — С меня тогда чуть шкуру не спустили. А тут юнца восхваляют на каждом углу. Странная страна, дикая. Но как-то жаль её покидать».
Он уже пересекал перевал Орла, проходящий среди Пасмурного хребта, окружавшего княжество с другой от леса стороны. Миновала ночь перед пробуждением Первосвета. Он надеялся, что убрался достаточно далеко. Город, ставший ему пристанищем, сейчас казался неразборчивым коричневым пятном с цветными вкраплениями, словно дерьмо, набитое осколками витража. И лишь гигантский идол Белобога, сбитый из сотен (если не тысяч) берёз, высился в небеса, словно тянулся к облакам, где должен бы восседать.
Караван, идущий в Перинное царство, почти перевалился через хребет, ступая по мягкому снегу, едва опавшему с вершин на серпантин. Десяток повозок, набитых мехом, сушёными лесными ягодами и грибами, вяленой дичью. Никто не смотрел назад. Только Малк в последней повозке.
Словно ожидая чего-то.
И наконец его глаза сузились от яркой вспышки средь коричневой ряби, словно рождение небольшого солнца. Он видел, как пятидесятиметровый идол переломился и пал, словно хрупкая веточка, взвивая пыль. Как ураган, разлетались дома деревянными щепками и каменными осколками. На его глазах исчезли княжеский терем, все дома и даже городские стены в четыре метра шириной.
Затем весь мир словно качнулся! Горы затрясло, ударная волна едва не опрокинула повозку! Тонны снега начали своё безумное шествие вниз, сбиваясь в чудовищную лавину!
А следом пришёл звук: истошный рёв неистового зверя! В нём не было мольбы или боли, только первобытная сила, способная стирать города!
В одно мгновение многовековое княжество Старомир перестало существовать. Город, что сумел выстоять против орд Тварей, десятков войн и невесть чего ещё, пал за мгновение. Силами одного единственного юноши и его вероломного наставника.
«Пятый порок — жадность. Но она свойственна лишь слабым. И стоит ей захватить сильную душу, как она не способна создать ничего, кроме смерти и разрушений», — он легонько поклонился напоследок. — «Дело сделано. Мой господин ждёт. Надо спешить», — с улыбкой подумал он.