Очень крупноголовый человек медленно и спокойно осмотрел Ромку и Генку, затем так же спокойно просигналил, еле стукнув рукой по сигналу клаксона на рулевом колесе автомобиля.
Боковую дверь быстро открыл Банин. Большеголовый черноволосый водитель, сохраняя свое первоначальное спокойствие, скомандовал:
– Грузимся, опасно! Потом с остальными разберёмся.
В этой группе «Большеголовый» оказался вышестоящим по званию капитаном или майором, раз Банин его молниеносно послушался.
Банин окрикнул своих амбалов в масках, мониторивших боковую обстановку:
– Двуха, Дубок, в машину бегом!
И тут же усадил внутрь автомобиля всех стоявших до этого на дороге, не узнавая ни возраста, ни имени.
Усевшись в Шевроле, все спасенные с «Авиалиний», начали проверять свои смартфоны и планшеты. Связи ни у кого не было.
Роман крутил головой по сторонам, выглядывая опасность, которую упомянул «Большеголовый». Тщетно потратив минуту, и не обнаружив ничего опасного, Роман стал присматриваться к своему новому окружению.
«Двуха» и «Дубок» – такие были позывные у великанов, которые не носили погонов и прочих опознавательных знаков отличия. Определенно они были в меньшем звании среди остальных спасателей. Рядовые? Пока великаны или «Два Д», как Рома их для себя окрестил, подбегали к минивэну, Банин спешно затолкал пилота Пашу на задний ряд сидений, и сам уселся рядом. Стюардессы Анжела и Яна оказались напротив Ромы, на среднем ряду сидений минивэна.
Рома старался не пялится на представительниц противоположного пола, на какую–то секунду ему это удалось, но отвернувшись в сторону окна мысли побежали галопом – Вот почему не все женщины на свете настолько красивы и милы. Откуда берутся такие Анжелы и Яны? Или эти ангелы летают только в небе «Ленинградскими Авиалиниями» и поэтому их не увидеть на Земле? Земля для них слишком неидеальна? Анжела – это, какое–то воплощение стандартов красоты: длинные вьющиеся крупные локоны светлых волос, голубые выразительные глаза. Объемные, вероятно, накладные ресницы, да и фигуру в одежде не спрятать. Впрочем, она её и не прятала, скорее, наоборот, подчеркивала. И всячески акцентировала на себе внимание, постоянно одергивая короткую юбку, чем привлекала мужские взгляды. Вторая – Яна, другая сторона медали, брюнетка, прическа каре. Волосы, закрывающие лоб до самых ресниц, ровные и красиво очерченные губы, гармоничность форм.
Яна сидела напротив Ромки. И он откровенно пялился на неё. Когда понимал, что засматривается, вновь отводил взгляд в окно. Приятный момент начал портится, когда Анжела начала шуметь и в истерическом припадке осыпать милиционеров вопросами. С другой стороны – когда она размахивала руками её пышная грудь и крупные локоны волос встряхивали воздух. И по салону минивэна разносился запах её резких, но приятных духов. Её большие губы будоражили представлениями о скрытых возможностях блондинки.
– А где мне лекарство? Мне же ничего не дали. Паша, а тебе выдали таблетки? Яна, ну что ты молчишь? Поддержи меня – настаивала Анжела. – Везите нас в аэропорт! У нас там свои врачи! Или дайте скорее таблеток.
Яна молчала, её лицо не выражало сильных эмоций. Она была сдержанна и спокойна, это придавало ей еще большей загадочности и притягательности. Роме было приятно любоваться на крепкую и ровную ткань её пиджачка, на ровные строчки ниток, красивые круглые коленки Яны, еле выглядывавшие из–под юбки. Ромке на миг показалось, что она тоже на него посмотрела, как–то особенно, или это только показалось. Водитель, тот, что с большой головой, внезапно остановил авто. Повернулся. Его лицо с темными кругами под уставшими глазами излучало сосредоточенность хладнокровной рептилией, готовой набросится без предупреждения. Он заговорил:
– «Банан» передай–ка это дамам и нашим бойцам, – и протянул две пластиковые упаковки разного цвета.
Смешно. Как же быстро старший лейтенант Банин вдруг стал «Бананом», тут были определенно свои порядки и Роме приходилось быстро в них вникать, а время на романтику со стюардессами, лучше оставить на потом.
Первая упаковка с таблетками ушла двум громилам, которые наконец–то сняли маски и можно было рассмотреть их лица.
«Дубок» – так звали двухметрового крепчайшего парня лет 25–ти, был не по годам крепок. Тёмные коротко стриженные волосы, след от перелома на носу. Вероятно, борец или боксер, а может профессиональная травма спецназа. Национальность явно не славянская и не монгольская, скорее горец, возможно, турок, глаза пустые, ресницы длинные.
«Двуха» – второй великан, такого же возраста, как и первый. Сняв маску, привлек внимание татуировками на лысой голове, какие–то руны и надпись на латинском языке. И еще ширина его плеч и размеры бицепсов были колоссальными, титанически огромными. Для себя Рома отметил – он явно прошел курс иглотерапии конскими стероидами. Открыв упаковку, «Двуха» вытащил две желтые Горошины, повертел…и лучше б он не открывал рот, сошел бы за умного.
– Всё чётко, всё ровно, Дубок, а давай я твою то же сжабаю, нафига тебе Жемчужина, ты и так «электрик». – Двуха засмеялся, нехотя отдавая вторую Горошину Дубку.
Ромка не понял смысл шутки. Причем тут электричество, и зачем забирать чужое лекарство. Было похоже на то, что Двуха искренне не желал горцу добра, и не скрывал этого. Девчонкам дали другую упаковку, там были оранжевые Горошинки. Женские витаминки были меньше мужских и другого цвета, какая–то странно запутанная схема с цветом и размером этих лекарств. Такую же как у «двух Д» Горошину получил «Банан», он же Банин.
– Всё как договаривались, – произнес большеголовый главарь, сидящий за рулем вэна.
Автомобиль тронулся в дальнейший путь. Вэн, урча восьмицилиндровым мотором, не спеша покатил.
Ромка так же крутил головой и делал вид, что не засматривается на красивых девушек, но он заметил, что минивэн свернул на лесную дорогу. Когда асфальт закончился и перешел в дорогу из бетонных плит, появился характерный звук колес – ту–дым, ту–дым. Это привлекло всеобщее внимание.
– А куда мы опять едем? – подала голос стюардесса Анжела.
На что Банан, он же Банин поспешил объясниться:
– Внимание! Слушаем все! И слушаем внимательно! Через 10 минут мы все покинем автомобиль. Далее пройдем пешком в ближайший эвакуационный пункт, где будем ждать радиосвязи с городским управлением. Во время пешего пути соблюдать строжайшую тишину и беспрекословно выполнять мои приказы. Это всем ясно?
Все пассажиры замотали головами, сложно было не доверять людям, чьё лекарство так хорошо помогло.
Остановка… Милиционеры и Авиалинии покинули автомобиль. Все шли за милиционерами именно так, как были проинструктированы, как бусинки на нитке, друг за другом. Первым шел большеголовый водитель, далее Дубок, Банан, Гена–Барбос, Яна, Рома, Анжела, Паша, а замыкал цепочку Двуха. Шли не очень долго. Вокруг был какой–то хорошо ухоженный парк или загородный сад. Группа дошла до веревочного моста через неширокую речку. Мостик был скорее туристической забавой, чем стратегически важной переправой. Стоило нам перейти мосток, как Банан приказал замыкающему Двухе:
– Руби!
Двуха без проблем перерезал и обломал остатки деревяшек, удерживающих мост. Уносимые течением речки, остатки деревянных перекладин длинной ниткой растянулись вдоль берега.
Рома ошибся, да же такой небольшой мостик оказался стратегически важным, но куда они шли, или от кого уходили? Это было не известно. А может власти, еще не нашли террористов, распылявших газ и взрывавших коммуникационные вышки.
– Всё, привал, добрались! – объявил Банин.
Время было 16:30. Перед группой находился обычный кирпичный загородный дом, уютно спрятанный в лесу. Но кто и как притащил сюда кирпичи и другие стройматериалы? И как его построили здесь, ни дороги, ни подъездного пути рядом не было.
– Следуем за мной, получаем еду, чай, сух пайки, – проговорил Банин–Банан, глядя на своих подчиненных.
Первый этаж дома почему–то был без окон. Скорее гараж–кладовка с отоплением, нежели первый жилой. Затем Банан повел всех в подвальный этаж, объяснив, что там склад продуктов. Пришло время командовать Большеголовому, Банин молчал.
– Дубок, организуй свет! – скомандовал Крупноголовый водитель минивэна.
– Будет сделано, Шайба – ответил рослый подчиненный.
И тут вспыхнули лампы в подвале, как будто их включили с пульта. Дверь помещения закрылась на засов, далее начался кошмар…
***
«Шайба» – такая была кличка крупноголового главаря с глубокими подглазьями. Именно он был тут самым главным. Было видно, что другие его боятся. Мужская фигура главаря не указывала на круглосуточное посещение качалки. Он был крупным, мясистым от природы. От других он отличался бычьей головой и большими серыми впавшими подглазьями, которые, если их совместить рядом могли образовать Шайбу. Судя по всему, так и появилось его прозвище.
Шайба быстро пробежался взглядом по комнате, затем выкрикнул:
– Двуха, чини бардак, мы тут проездом! Забирай белобрысую пилотку, у тебя на неё два часа осталось. Дубок, а этих туристов на крюк и к батарее, – Шайба указал на нас с Барбосом.
Затем Шайба указал на пилота Пашу:
– Этого мутанта в мешок и к потолку. Банан, командуй дальше сам, а я пока отмою и переодену нашу стюардессу Яну.
Шайба взял своей вонючей лапой за тонкую белую шею Яну и увел стюардессу за угол дверного проема, громко захлопнув за собой дверь.
«Двуха» – мерзкая огромная татуированная тварь потащил блондинку Анжелу в приоткрытую дверь соседней комнаты. Та упиралась, визжала, брыкалась ногами. Её мини–юбка задралась по самый пояс. Двуха заметил это, хлопнул ладонью по оголившемуся заду Анжелы.
Золотовласой стюардессе удалось воспользоваться тем, что в пылу своей азартной похоти, Двуха на секунду растерял ловкость. Шлёпая Анжелу одной рукой, он ослабил хватку. Теперь блондинка висела только в одной лапе этого неудовлетворенного бандита. Сильно поцарапав его татуированную голову, Анжела повернулась чуть боком и, благодаря смещению центра тяжести, выпала из руки Двухи, рухнув на пол. Полуголая она пыталась уползти подальше, нерешительно выбрав первое направление, кажущееся на тот момент удачным. Двуха был возбужден словно дикий бык. Ему надоело потешать публику. Игра в кошки мыши закончилась. Он уже не был настроен на ласковые шлепки розовых попочек. Удушающим приемом он схватил свою жертву, приподняв в воздух, уволок в соседнюю комнату.
Так они исчезли в соседнем помещении, откуда продолжали раздаваться звуки силы и принуждения.
Второй двухметровый отморозок – «Дубок», был снаряжен по последнему слову военного дела: чёрный кевларовый бронежилет поверх серой термокуртки со средним по длине рукавом, тактические часы с солнечной батареей. На поясе два разных по длине ножа. Единственное, что выбивалось из общей картины – это тёмно–зеленые брюки для мотокросса с интегрированными в ткань чашечками наколенников.
Дубок считал, что любые безнаказанные деяния, которые он совершает, угодны всевышнему, в этом у не было никакого сомнения. Он лишь инструмент бога, иначе он не мог объяснить, то, что более шести месяцев он находился в разных бандах Улья и в ста процентах случаев переживал остальных соучастников. Он всегда выживал. Дубок не считал нужным делится этой информацией с другими, в этом не было смысла. Зачем метать бисер перед свиньями, которые его не переживут.
Пилот Паша стоял перед Дубком в растерянном состоянии, не было и намека, что он будет сопротивляться. Дубок провел в воздухе рукой, совершая лишь ему одному понятный жест и молниеносно нанес Паше удар ногой в район колена, после которого пилот подкосился, падая к полу. Большой волосатой рукой Дубок ударил в челюсть Пашу, но немного промахнулся, попав в губы, с брызгами крови, выбитые зубы вылетели изо рта бывшего пилота. Третий удар пилот получил в солнечное сплетение. Двуха пнул стоявшего на коленях пилота с такой силой, что звук хрустящих костей раздался эхом в помещении. Пилот упал, сложившись пополам. Дубок взметнул обе руки вверх, словно перед стадионом зрителей, чествовавших его победу.
Ну а Банан одним ударом отправил в нокаут сначала Рому, а затем отключил вторым ударом Гену Барбоса…
Через неопределенное время Ромка очнулся пристегнутым наручниками к батарее. Рядом в таком же положении находился Гена Барбос. Пилот висел в двух метрах от них. На его голове был мешок из–под картошки, руками он был пристёгнут к потолку, ноги болтались в воздухе. Паша был еще жив, он едва подергивал ногами…
Рома до этого не испытывал таких эмоциональных перегрузок, не подвергался панике. Этот раз был исключением. Тревога и страх настигли, как удар молнии. Сначала вспышка, затем оглушающий гром не дающий услышать ни чего другого. В Роме вспыхнуло чувство глубокой несправедливости. Ужасающей, вселенской, непостижимой несправедливости – Этим военным я ни чего плохого не сделал. За что они так с нами? Как такое произошло?
Дыхание неконтролируемо учащалось. В груди не хватало места воздуху, Роме жгло легкие, жар и огонь вырывались из горла, ушей, носа. Он крутил головой пытаясь найти того, кто бы мог помочь исправить эту катастрофу, того, кто остановит это гнусное насилие. Рома покрывался потом. Пришло осознание безнадежности, от этого чувства было больно и тошно, словно от укола в головной мозг. Затем укол сменился кувалдой, больно бьющей с каждым ударом сердца.
Рома вновь заговорил сам с собой, говорил он вслух или про себя, в этом он не отдавал себе отчёт:
«Нет…помощи не будет, её просто неоткуда ждать! – липкий, всепоглощающий страх плавно, как танк продавливал его душу. Проезжал, пытаясь задавить массивными гусеницами, – А вдруг я ускользну, отсижусь под ним. Да, он проедет и навсегда исчезнет из моей жизни, – звенела в голове последняя надежда, – Страх исчезнет, нужно просто сжаться, сильно, до размера маленького рисового зёрнышка или до кусочка пластилина, размером в спичечную головку, стихия пройдёт мимо, а я просто закачусь в угол, спрячусь от зла и страха, – опустошение, дыхание Ромы успокаивалось… – Это всё? Я смирился и сдался? Со мной тоже так можно, с любым человеком МОЖНО?! Запугать? Вырвать из тела душу! Выдрать её крючком страха, оставив мясную тушу, безнадежную тушу, ибо что человек без духа? Что он такое? Кто он такой, когда душа отравлена болью, страхом и беспомощностью? Даже не туша – а ветошь, – голова холодела. Она была, словно набита ватой. Отупение… зубы начали сжиматься. Они сжимались всё сильнее и сильнее. Ярость животного ором вырвалась из его пасти, – Смерть, смерь! Я убью Вас всех! Буду рвать на куски, а потом распинаю ногами по вонючим углам этого подвала!»
Рома вырывался, дергался, упираясь ногами в стену. Упирался ногами. Железные наручники до боли сжимали запястья его рук: «Мне не нужны пальцы, мне не нужны руки! Я убью Вас без них! Перегрызу ваши поганые глотки своими зубами! – яростный взгляд и пенные слюни летели в сторону врага, – Для вас, падлы, у меня нет больше страха, для таких сволочей у меня есть только ярость!»
На каждую вторую секунду Рома рывками дёргал руки, вкладывая все силы, пытаясь высвободится. Раз, два – Рывок, раз два – Рывок…
«Пусть я останусь без рук, пусть со сломанными пальцами, теперь ваши трупы – это моя цель! Моя надежда. Лучше ненависть, чем страх!»
Амплитуда движений учащалась, он дергал и дергал, руки жгло всё больше и больше. По рукам потекли капли крови. Рому накрывала обжигающая боль, но это боль была правильная. Он решил приберечь этот пожар для врага. Снова рывки. Рук он уже не чувствовал, распухшие культи пульсировали болью. Ещё рывок…
Щелчок – это звено цепочки, соединяющее два кольца наручников, лопнуло, порвалось.
Он ринулся на врага, он был уверен, что перегрызет им глотки…
Рома ворвался в комнату, где сидели Банан и Дубок. Он еще стремительнее ускорился в их сторону, но тут произошло странное, ноги Ромы, онемели обе сразу от пальцев до пояса. Рома секунду неконтролируемо переставлял их, они были словно желейные. В итоге Роман Усольцев потерял равновесие и позорно шлепнулся на пол.
– Смотри–ка, развязался турист, – произнес за спиной Романа, спокойный Шайба.