Малик сплевывает кровь, болтая башкой. Потираю гудящий кулак, размышляя, врезать ему еще или достаточно?
— Босс, — хрипит он, — клянусь, я не крыса.
Шагами измеряю камеру. Шаркаю подошвами по полу, зная, как этот звук раздражает и увеличивает боль, терзая его мысли о ней. Отец многому меня научил при жизни. И многому — после. Потому что главные уроки всплыли в памяти, когда я взвалил на себя обязанности главы семьи.
— Знаешь, отец всегда говорил, — рассказываю я, слушая тяжелое сиплое дыхание Малика, — не делай друга из должника. Ты нужен ему, лишь чтобы прикрыть зад.
— Босс, я говорю правду… Мы с Роксаной случайно оказались в том торговом центре… Я не знал…
Заставляю его заткнуться очередным ударом в челюсть. Доверие трудно заслужить, но легко потерять. Малик оступился. Я верю, что произошла ошибка. Но только проучив его, раз и навсегда огражу себя от подобных ситуаций в дальнейшем.
— Послезавтра Махдаев пожмет тебе руку и спросит, как дела. — Я склоняюсь перед пошатывающимся на коленях Маликом и заглядываю в его уставшие глаза. — Расскажи ему, чем мы тут занимаемся и как тебе пришлось запачкать руки, убирая предателя из моего окружения.
Да, я бью в самое сердце. У Малика была интрижка с моей секретаршей. Я был в курсе, но все равно велел именно ему избавиться от нее после того, как она откусила кусок моих сбережений. Сейчас их хватило бы на долг. Впрочем, оборачиваясь назад, теперь я вижу много упущенных возможностей рассчитаться с Махдаевым, не беря Мадину в жены. И дело вовсе не в ней. О такой невесте мечтают. Проблема в самом Махдаеве. Жениться на Мадине — это надеть на себя ошейник, а цепь в своем железном кулаке будет держать ее брат.
— У тебя были причины предать меня, отомстить.
— Она была лгуньей, — отвечает Малик, тупясь в пол. — И меня обманывала, чтобы поближе к вам подобраться. Не за что мстить. — Он поднимает лицо и протяжно вздыхает. — Вы освободили меня из рабства, в котором я был при вашем отце. Я благодарен вам, босс. Эта благодарность превыше любой обиды. За свой косяк держу ответ. Следовало быть бдительнее, внимательнее изучать ваш график. Я запорол работу. Но Махдаеву вас не выдам. Вы мне семью заменили. Как старший брат стали.
— Я, Малик, на речи никогда не велся. Действиями покажи, что осознал все и исправиться хочешь.
Обойдя его, осматриваю бечевку, которой перевязаны руки. На запястьях синяки, но ссадин и крови нет. Значит, даже не пытался освободиться. Это хороший знак.
Ножом перерезаю веревку и хлопаю Малика по плечу.
— Не светись, — наказываю ему, направившись к выходу. — Покажись какой-нибудь хорошенькой медсестричке. Поплачься. Пусть подлечит. Натрахайся вволю. И жду тебя послезавтра.
— Спасибо, босс… Вы не пожалеете…
— Посмотрим.
Мерзко это все — трепать своего самого верного джигита. Но ведь и другим наглядный пример показывать надо. Пусть знают, что если на него сил и зла не жалею, то и их с легкостью приструню, а то и вовсе — шлепну, как ублюдка, ударившего Роксану.
— Ризван! — Мама ждет меня у двери подвала. Нервничает. Топчется на месте. — Нам надо срочно поговорить.
— У тебя всегда все срочно. Что-то с Мадиной? — Убрав нож, платком вытираю кровь с руки.
— Она, к счастью, в порядке. Даже с твоей секретаршей не столкнулась. Отправилась покататься на велосипеде. Прислуга при ней.
— Тогда в чем причина твоего мрачного настроения? — Окидываю ее пронзительным взглядом. — Хотя постой. У тебя оно и не бывает хорошим.
— Очень смешно, старший сын этого дома, — укалывает она меня. Ей в кайф как можно чаще напоминать, что старший сын этого дома — изменник, изгой, позор семьи. Вряд ли она с таким же энтузиазмом занималась бы этим, будь его родной матерью. — У меня к тебе всего два вопроса. И оба касаются этой… Роксаны!
— Что опять?
— Я случайно услышала, что говорил ей сегодня Ильяс.
— Случайно? — киваю я скептически.
— Да, не в моей привычке подслушивать чужие разговоры! — возмущается она, как всегда уверенно. Даже будучи пойманной с поличным, продолжала бы настаивать на своей невиновности. — Ильяс сказал ей, что ты… — мама понижает голос: — ее любишь.
Секунда — и мое сердце пропускает удар. Не о том я просил Ильяса провести с Роксаной беседу. Я, в принципе, с ним свои чувства к ней не обсуждал. Ни с кем не обсуждал! И никому не велел их преувеличивать.
— Нам лишь надо, чтобы ей поверил Махдаев, — отвечаю я, пока мама не заподозрила меня в коварстве. — Если понадобится, я и кольцо на ее палец надену.
— Ты с огнем играешь, Ризван!
— Сбавь тон, — шиплю ей, шагнув навстречу. — Тебе следовало быть лучшей хозяйкой этого дома, когда отец проигрывал его в казино. Я из задницы наши бошки вынул. И не тебе учить меня, как поступать! Каждая жемчужина на твоем ожерелье, — пальцем поддеваю ее броское украшение и оттягиваю, — стоит кучу бабок. Но я не попросил у тебя ни единого камня, ни единой безделушки, ни единого платья, чтобы накрыть стол на ужин! Будь благодарна тому, что имеешь, и не лезь, куда не просят. Ты меня услышала?
— Да, — лихорадочно кивает мама с диким испугом в глазах.
Отпускаю ее ожерелье, глажу ее бархатную щеку большим пальцем и улыбаюсь:
— Вот и отлично. Извини.
Развернувшись, отправляюсь прямиком в свой рабочий кабинет. Ильяс слишком много на себя взял, бросаясь громкими заявлениями. Пора и с младшим братом обсудить границы его вседозволенности.
Дверь открываю резко. Надо было бы вообще с ноги. Во имя демонстрации своих недобрых намерений.
На Роксане лица нет, а Ильяс щерит зубы, отворачивая от нее экран ноутбука. Успеваю увидеть на нем рожу знакомого чинуши, обеспечившего Махдаеву неприкосновенность за его прошлые кровавые преступления. Все быстро становится ясно. Особенно когда Роксана, бросив на меня мимолетный ненавистный взгляд, отводит его в сторону.
— Убирайся в свою комнату! — велю ей.
Помедлив всего мгновенье, она встает с кресла и бесшумной тенью подходит ко мне. Останавливается, поднимает лицо и огрызается:
— Слушаю и повинуюсь.
В глазах же мелькает еще пара слов: «Чертов подонок!»
От желания содрать с нее блузку, смять ее сиськи, чтобы завизжала, в клочья порвать юбку и трусы и вдолбиться в нее по самые яйца, перед глазами плывут красные круги. Сколько бы ни унижал ее, а одним взглядом наповал сражает.
— Пшла, — повторяю глухо.
Хмыкнув, обходит меня и цокает каблуками вверх по ступеням лестницы.
Ильяс опускает крышку ноутбука и, встав с кресла, сует руки в карманы брюк. Чувствует, что шею намыливать ему буду. По глазам видит.
— Начинай.
— Следи за базаром, когда треплешься с ней, — киваю себе за плечо.
— Тебя задело, — корыстно лыбится мой младший брат.
Несомненно, раздувая искры этой истории, он преследует одну примитивную цель — добиться моего падения и на пепелище расправить свои крылья. Один брат стал изгоем, опозорится и второй. А последний унаследует громкую фамилию Гафаровых, станет ее гордостью и войдет в историю.
— Я не Тимур, Ильяс! — Я никогда не чурался имени старшего брата, в отличие от него. И сейчас четко произношу каждый его звук. — За юбкой не побегу!
До хруста сжимаю пальцы в кулаки. Главное — не дать волю эмоциям. Ударю брата — докажу его правоту.
— Тогда отдай Роксану мне. Поиграю и продам ее в бордель.
Скрипнув зубами, цежу:
— Только тронь. Она нужна мне, пока я не улажу все вопросы с Пономаревым и Беловым.
— То есть обещаешь, что потом вышвырнешь ее?
— Глазом не моргнув.
Качнувшись с пятки на носок, брат смеряет меня взглядом. Щиплет им, нутро пытается вывернуть. Но хрен я откроюсь ему. И хрен он получит Роксану. Моя! Только моя!
— Я подожду, — соглашается он. — Терпение у меня завидное.
— Удачи, — говорю ему напоследок и выхожу из кабинета.
Нельзя больше оставлять его наедине с Роксаной. Опасно. Брат оперился, во вкус вошел. Тормозов не знает.
В каком-то полубреду поднимаюсь на второй этаж, но иду не к себе, а в ее комнату. Как зомби, ведомый страшным голодом, от которого все тело спазмами сводит.
Распахнув дверь, наслаждаюсь ее содроганием. Стоя посреди комнаты, она расплескивает воду из стакана, намочив грудь и прилепив к ней шелковую ткань белой блузки. Облизываясь, скольжу взглядом по кружеву белья. Слежу за тонкой струйкой, стекающей по юбке и капающей на обнаженную ступню. Ее туфли раскиданы по комнате, как и чулки. Здесь душно. Врывающийся в открытое окно ветерок колышет ее распущенные волосы. И я носом втягиваю этот сводящий с ума запах… секса.