Пенные волны с шелковым шелестом ласкают пустынный кусок побережья. Рваные звуки прибоя и шороха гальки складываются в незатейливую песню моря. Об одиночестве, о горе, о разлуке… И обо мне — о моей безразмерной любви к Ризвану Гафарову. О мыслях об этом сильном, опасном, захватывающем дух человеке. О счастье, которое другой показалось бы больной фантазией нимфоманки.
Два дня… Он обещал, что мы встретимся через два дня. Но это было так давно. Целую вечность назад.
— Предупреждай, когда выходишь! — Он нависает над моим затылком, и я чувствую, как прожигает его взглядом. — Даже сюда, на террасу.
Оборачиваюсь и улыбаюсь двум стаканам в его руках. Капельки конденсата медленно стекают по стенкам под жаркими лучами солнца Ниццы. Мы уже три недели плавимся в этом райском уголке, а Ризван до сих пор не пояснил мне, почему задержался дома. Каждый раз, когда я начинаю спрашивать, находит отговорку и более важную тему для бесед. Впрочем, если наше общение вообще можно назвать беседами. К многословным-то Ризвана не отнести.
До слуха доносится веселый визг с пляжа неподалеку, его кипящая беззаботностью реальность, и все мои мрачные мысли как рукой снимает.
— Никуда я от тебя не денусь, — мурчу, взяв коктейль и пригубив его. Холодный напиток сразу остужает, а то я не знаю, от чего мне жарче — от зашкаливающего столбика термометра или от взгляда Ризвана.
Он садится на шезлонг, тапает пальцем по сенсору планшета и снова погружается в новостные сводки. И не надоедает же!
— Чего ты ждешь, Риз? — Пристраиваюсь позади него и, выдавив немного крема из тюбика на ладонь, принимаюсь массировать его мощные плечи. — Вестей об аресте Махдаева?
— Желательно о его шакальей смерти, — отвечает он.
— Риз, — я забираю у него планшет, откладываю его к стаканам на круглом столике, а сама устраиваюсь на мужских коленях, — ты собираешься рассказывать мне, почему мой брат задержал тебя? — Обвиваю его шею руками, приковав к себе цепкий взгляд темных глаз. Он скользит им по моему бикини, поднимается к губам и снова вниз. — Даже не думай! Пока не откроешься мне, секс только пресный. В миссионерской позе перед сном. И куплю себе трусы в горох.
Уголок его губ дергается. Ризван понемногу начинает привыкать к моим редким шуткам, а расслабившись, становится совсем другим. Даже снисходит до приготовления ужина или просмотра со мной кино.
— Ты же видела шрам на лице Махдаева? — наконец решается он на откровенный разговор.
— Его трудно не заметить, — соглашаюсь я.
— О его появлении ходили легенды. Учитывая грязное прошлое Махдаева, любая из версий могла быть подлинной.
— Но?
Ризван спускает меня со своих колен на шезлонг, берет со столика пачку сигарет и закуривает одну. Отойдя к перилам, опирается о них и, затягиваясь сизым дымом, сосредоточенно смотрит вдаль.
— Мой старший брат Тимур втрескался в иноверку и был изгнан из диаспоры. Нас всегда кормили этой ложью. Отец, мать, Махдаев. А все было совсем не так. — Еще одна затяжка и пауза. Она нужна Ризвану набраться духа. Ведь он не привык изливать душу, жаловаться, выглядеть беспомощным. — Та девушка была шлюхой Махдаева. Его тайной наложницей, связь с которой стоила ему уважения и места в диаспоре. Если бы старейшины пронюхали о ней, сейчас Махдаев гнил бы в изгнании. Каким-то образом Тимур узнал эту тайну и раздобыл доказательства. Не только о связи Махдаева с иноверкой. За ним много всякого водилось. Где-то работал не совсем чисто, оставлял следы… В общем, вскоре Тимур и та девица исчезли, а у Махдаева появился шрам на лице.
— Я догадываюсь, к чему ты клонишь…
— Я столько лет верил в его измену роду, — продолжает Ризван, вопреки тому, что я готова его остановить. — А оказалось, брат давно мертв. — Его глаза снова находят меня. — Похоронен под номерной табличкой, а нераскрытое дело об убийстве пылится в архиве, разгребаемом твоим братом. Впервые я так сильно ошибся в человеке. Он умнее, чем я думал. Много разного нашел. Результат анализа ДНК подтвердил, что тот неизвестный — мой брат. Под его ногтями были найдены частички кожи, которые сейчас обследуются, но я уверен, они принадлежат Махдаеву.
— Махдаев не мог так легко скрыть преступление! — Не верю я. — Твой отец забил бы тревогу!
— Отец? — Бровь Ризвана изгибается. — Не забывай, Роксана, в семье руководила женщина — моя мать. А она ненавидела Тимура. Она убедила отца, что против Махдаева лучше не выступать, хотя бы ради меня и Ильяса, и тот засунул язык в жопу. Вот почему Саид так приклеился к моей семье! Ему было важно держать нас в узде, контролировать. Он не знал, владеет ли кто-то из нас еще секретной информацией и доказательствами, найденными Тимуром. Не из-за Мадины он крови моей жаждет. Чует, что рано или поздно я стану его палачом.
— Но ты же не станешь ему мстить? — испуганно спрашиваю я.
Мы только начали привыкать к новой жизни — ее спокойному, размеренному ритму.
— Как только у твоего брата на руках появятся результаты экспертизы, на арест Махдаева выпишут ордер. Ниточка за ниточкой — и он окажется за решеткой, где его наши же и порешат.
— Поэтому мы никуда не бежим? — Поднявшись, подхожу к Ризвану, забираю у него недокуренную сигарету и тушу в пепельнице. — Мы вернемся домой?
— Мы никогда не вернемся туда. Я уже изгой, Роксана. Из-за тебя. Вернуться я могу только одним путем — женясь на Мадине Махдаевой. Но во-первых, меня опередил Ильяс. Быстро подсуетился взять в жены брошенную накануне свадьбы девочку. Во-вторых, без тебя жизни-то не будет.
Оригинальное признание в любви. Особой нежности от Ризвана не дождаться. Хотя мне грех жаловаться. Он меня предупреждал об особенностях жизни с ним.
— И что? Всю жизнь так и будем болтаться по миру?
— Камешков хватит на десять жизней. Почему бы и нет? — Ризван опять устремляет взгляд на пляж.
Я отхожу от него, покидаю террасу и иду в ванную. В шкафчике за флаконами нахожу припрятанную тест-полоску и возвращаюсь к Ризвану. Не так я хотела преподнести ему эту новость. Надеялась на романтический ужин при свечах. На его предложение руки и сердца. На большие планы. Но видимо, пора выбросить эти розовые мечты из головы. Воздушные замки рано или поздно сдувает ураганом, и лучше в них вообще не заселяться.
Кладу полоску перед ним и скрещиваю руки на груди.
— Вот! Может, теперь ты поймешь, что всю жизнь так не прожить!
— Что это? — рычит он, косясь на меня. — Ты в своем уме так шутить?
— Да какие шутки?! У меня задержка, Риз! Я сделала десять тестов за пять дней. Все, как один, показали две полоски!
— Нашла время, — фыркает он, сминая тест в кулаке. — Чем ты думала?!
— Я?! А ты чем думал, когда кончал в меня?! В тот самый день, когда ты появился на пороге моего офиса, закончилась моя самостоятельная жизнь. Я же ничего не решала. Этим занимался ты. Так почему ты не позаботился о гондоне или противозачаточных?! Не надо вешать на меня то, за что мы оба несем ответственность!
Заметив, что мы говорим не просто на повышенных тонах, а именно ругаемся, скандалим, как муж и жена, я несколько смущаюсь. Ризван же снова не выдает ни единой эмоции, кроме раздражения.
Зазвонивший мобильник заставляет нас прекратить. Приняв вызов, Риз опять отворачивается к пляжу.
— Да!.. Это точно?!.. Когда?!.. Понял!
Отняв телефон от уха, не глядя на меня, произносит:
— Махдаева только что арестовали. Ему выдвинули обвинение в убийстве Тимура.
Я прикрываю рот рукой. Где-то в глубине души я надеялась, чтобы Махдаев не был причастен к смерти Тимура. Ризван пожимал ему руку, пил с ним, принял его помощь, собирался жениться на его сестре. Со всем этим нелегко смириться.
— Риз… — Приближаюсь к нему, нерешительно прикасаюсь к смуглой спине, покрытой не только татуировками, но и свежим бронзовым загаром, обхватываю ее и прижимаюсь к его горячему телу. — Оставь это дело Олегу. Он все уладит. Ты уже не изменишь прошлого, но будущее только в твоих руках. Наше будущее.
Прикрыв глаза, слушаю биение его сердца — гулкое и ровное. Мужчина-гора. Что бы с ним ни происходило, не рассыплется.
— Фурия, — фыркает Ризван. — Будущее без личной вендетты, как ворованный кусок хлеба.
— Ты не особо руководствовался этой идеологией, забирая меня за долги Пономарева.
Хмыкнув, он разворачивается, смеряет меня взглядом и убирает телефон в карман шортов.
— Ребенок — это ответственность, Роксана.
— Считаешь себя ничтожеством, не способным воспитать сына? А знаешь кого я вижу перед собой, Ризван? Человека, готового и способного меняться. Ведь без перемен нет кайфа от жизни. Плесневеть в однообразии скучно. Малыш лишь на пару лет привяжет нас к одному месту. А потом нас ничто не будет удерживать от переездов. Ты сам сказал, камней у нас на несколько жизней хватит. Внимание вашего народа теперь долго будет сосредоточено на Махдаеве. Руководитель целой крупной диаспоры подставил под сомнение устои и законы. Про нас попросту забудут. Никому дела не будет, как, где и на что мы живем. Значит, отныне весь мир у наших ног. — Я кладу ладонь на его колючую щетинистую щеку и улыбаюсь: — Я люблю тебя, Ризван. И я хочу родить твоего ребенка. Принимай это, как наш шанс попробовать что-то новое. Возможно, более рискованное и опасное. Но разве нам впервой?
Всего на секунду прикрыв глаза, он выдыхает и вновь пронзительно смотрит на меня. Ответной улыбкой не награждает, но лицом расслабляется.
— Я был твоим мучителем, Роксана. Что я расскажу сыну, когда он спросит, как его родители познакомились?
— Расскажешь ему сказку о Красавице и Чудовище.
Он хмурится, явно не понимая, о чем речь.
— О-о-о, — игриво тяну я, беру его за руку и пячусь в комнату, к кровати, — злой и суровый Ризван Гафаров не знает сказок. Что ж, давай придумаем свою. До рождения ребенка еще восемь месяцев. Я поднатаскаю тебя в теории.
Щелкнув застежкой лифа, бросаю его в сторону и, сунув большой палец за резинку трусиков, прикусываю губу.
— Сам снимешь или…
Рывком бросившись в атаку, Ризван заваливает меня на постель, подминает под себя и шепчет на ухо:
— Не провоцируй меня, девочка.
— Иначе что? — хихикаю я под жаром его тела.
Он находит мои глаза своими, губами касается моего приоткрытого рта и отвечает:
— Иначе я на тебе женюсь.
— Но ведь я всего лишь твоя секретарша…
— Уже нет, — произносит он и накрывает мой рот жадным поцелуем.