В его глазах нет искр. В них плещется багровая лава. Он топит меня. Сжигает. Стирает из памяти прошлое, оставляя свои следы всюду — в сердце, в душе, в каждой клеточке тела.
Этому человеку нельзя отказать. Язык не поворачивается. За ним тянет пойти на край света, как бы ни подкашивались колени от ледяного ужаса. Его цепи крепки, а кандалы впиваются шипами в плоть. Я смотрю на него и не понимаю, как так вышло, что я по сей день его люблю. Ношу под сердцем его дитя. И с каждым новым рассветом пропитываюсь им насквозь, врастаю к него, пускаю в нем корни и уже не представляю своей жизни без него.
Потерев глаза, приподнимаюсь с подушки и беру с тумбочки заветную записку. В последнее время мы редко просыпаемся вместе. Я сплю допоздна, а Ризван на пробежке с первыми лучами солнца. Он хоть и отошел от дел, но продолжает держать себя в форме. Не спорю, что мне это льстит. Не каждый мужчина заботится о своих мышцах после свадьбы. Ризван же не из тех, кто лениво отращивает пузо. Это полагается только мне — неповоротливому колобку, еле севшему в кровати.
Погладив круглый живот, шепчу малышу «Доброе утро» и разворачиваю записку.
«Завтрак на столе. Свежий апельсиновый сок в холодильнике. Курьер приедет в 10:30».
Ризван никогда не подписывается, не добавляет постскриптумы и не разбрасывается короткими сладкими фразами. В своих чувствах он признается иначе — тем, как заботится и оберегает.
Втянув носом запах бумаги, насыщенной его одеколоном и привкусом кожи — терпкой, горькой, горячей, родной, — я закрываю глаза и блаженно мурчу. Вернется с тренировки — покусаю.
Привычно держа руку на животе, беру свой шелковый халат со спинки кресла и выхожу из спальни. Окна по всему дому распахнуты. Комнаты наполнены морем и цветами. Они тонут в нежном шлейфе соли и пыльцы. Жаль, что со дня на день нам придется отсюда уехать. Мне скоро рожать, и Ризван уже выкупил для нас с сыном место в крутой клинике где-то в Финляндии. Так что остаток лета мы проведем вдали от пляжа и пальм.
Накинув поверх шелковой сорочки халат, залезаю в холодильник и достаю графин со свежевыжатым соком. Налив немного в стакан, подношу его к губам и задерживаю взгляд на утренней почте. Я приучила Ризвана начинать день не с новостей, а с чего-то позитивного — либо с секса, либо с пробежки. Поэтому он оставляет газеты и письма рядом с моим завтраком и добирается до них ближе к обеду.
«Сбежавший преступник может скрываться в Греции».
Делаю долгий глоток, медленно сдвигая запечатанные конверты с громкого заголовка новой статьи. Вижу фотографию Саида Махдаева из зала суда и холодею.
Стакан выпадает из рук и, приземлившись у ног, обдает их ледяным соком. Мой живот скручивает резким спазмом, когда перед глазами начинают мелькать отдельные строчки: «Сбежал из тюрьмы…», «убил тюремного надзирателя», «есть подозреваемые соучастники побега».
— Боже… — Дрожащими руками хватаю телефонную трубку и лихорадочно набираю номер брата. — Ну же, Олег, ответь… — молю шепотом, расхаживая по дому и гладя живот свободной рукой.
Малыш еще никогда так не дергался. Он будто хочет разорвать меня изнутри. Даже поясницу ломит от его телодвижений.
Брат не отвечает ни после первой, ни после пятой попытки.
Я нарушаю собственное обещание не беспокоить Ризвана на его тренировках и набираю его номер. Дверной звонок возвращает меня в реальность. Как бы то ни было, я должна встретить курьера. Он каждое утро приносит не только свежие продукты, но и цветы. Для меня. Всегда разные. Кажется, Ризван спускает на них денег больше, чем на еду. У нас уже не дом, а ботанический сад.
Держа телефон у уха, открываю парадную дверь и с натягом улыбаюсь бледному парнишке. Он на себя не похож. Глаза как-то неестественно распахнуты, и рот приоткрыт в немом крике.
Секунду он смотрит на меня, потом его руки ослабевают, и пакеты с цветами падают на ступеньки.
— Бегите… — шепчет он хрипло и рушится у моих ног с алым пятном на спине.
— Давно не виделись, Роксана, — зверем рычит Саид Махдаев, сверкнув окровавленным ножом в своей руке.
Я не успеваю ответить Ризвану, как Махдаев отнимает у меня трубку, разбивает ее о бетон и, жестко схватив меня за волосы, выволакивает из дома.
Страх обволакивает меня толстой, непробиваемой корой. Рвет мне сердце. Треплет душу. Сдавливает горло, не давая возможности закричать.
Лютый зверь толкает меня в небольшой фургон, запрыгивает сам и задвигает дверцу. Хлопнув водителя по плечу, велит трогать. Вытирает кровь с лезвия ножа о свою штанину и убирает его в чехол на поясе, пока я подбираю под себя ноги, забиваясь в угол закачавшейся машины.
Меня начинает мутить. Живот словно обтянули тугими канатами. Я не чувствую ребенка. Он превратился в камень — тяжелый и норовящий выпасть.
Обеими руками обнимая его, всхлипываю и зажмуриваюсь. Просить у Махдаева пощады бесполезно. Он все про нас выведал. Знал о моей беременности. Значит, нарочно появился со спецэффектами. Он слишком расчетлив, чтобы действовать по наитию.
— Ты в курсе, что мне двадцать пять лет дали? — заговаривает со мной с мерзким презрением. — Джигиты подсуетились, устроили побег при перевозке в тюрьму.
Нам не следовало расслабляться, когда Олег доложил о приговоре. Рано было бы облегченно выдыхать даже после того, как за Саидом захлопнулась бы решетка. Этот человек опасен, пока жив. Только его смерть принесет покой, и сейчас он подписал себе новый приговор — смертную казнь. Неважно, спасет ли Ризван меня, Саида Махдаева он в любом случае порешит.
Горячий поток боли обжигает низ моего живота. Я стискиваю зубы, чтобы не закричать. Перед глазами клубится туман, все расплывается. В ушах щелкает и звенит. Боль тягучими потоками ползет вниз по ногам. Чувствую, как подо мной разливается теплая лужа. Сжавшись в комок, засовываю руку промеж ног и ощущаю что-то липкое.
Это кровь… Ярко-алая вязкая кровь.
— Твою мать! — рявкает Махдаев, снова ударив водителя по плечу. — Газуй! Не хватало, чтобы эта сука здесь ощенилась! Мне этот выблядок живым нужен!
Во мне разрастается паника. Дышать становится тяжело. Болевые спазмы учащаются.
Рожать еще рано, но то, что происходит, уже явно конец для моей беременности. Махдаев не повезет меня в больницу. Ему проще выпотрошить меня, если собирается шантажировать Ризвана.
Лихорадочно вспоминаю, как меня учили дышать в случае, если схватки застанут врасплох. Пытаюсь выровнять дыхание, собраться с духом, выбросить из головы, где и с кем я сейчас нахожусь. Но ничего не выходит. Боль усиливается. Прокалывает меня насквозь, заставляя выгибаться и рычать сквозь сведенные зубы.
Перестаю чувствовать собственное тело и слышать мысли. Схватки превращаются в муку, облепив меня раскаленными цепями. Сквозь пелену перед глазами вижу слепящий свет и силуэты. Слабо чувствую, как меня подхватывают на руки и перекладывают на что-то твердое. Слышу размытые, далекие голоса.
А потом просто накатывает кромешная тьма.
Я снова слышу биение своего сердца. Оно слабеет. Тук-тук-тук-тук… Тук-тук-тук… Тук-тук… Тук… Тук… Тук…